– Это я, хозяин, – громким шепотом воскликнул молодой негр.

– Фанфан! – Жан задохнулся от радости при виде своего юного друга. – Как ты здесь оказался?

– Долго рассказывать, – слегка замялся Фанфан и добавил:‑ Нужно отсюда поскорее удирать.

– Само собой, – согласился с ним Сорви‑голова. – У тебя есть чем разрезать ремни?

– Нож, – коротко ответил парижанин, и через несколько мгновений Жан с трудом разминал свои затекшие руки и ноги. Между тем Фанфан уже разрезал путы Жорисы и та бессильно упала на землю. Подошедший Жан поднял ее на руки. Жориса была в полуобморочном состоянии и сама идти не могла.

– Садитесь на лошадь, – проговорил Фанфан, – и поезжайте вниз по тропинке. Я вас догоню. У меня здесь еще есть дело. Сорви‑голова не совсем понял, какое дело имел в виду Фанфан. Он очень устал и, откровенно говоря, плохо соображал. Он просто послушался друга и, усадив Жорису на ближайшую лошадь, с трудом забрался в седло. Фанфан отвязал поводья и хлопнул ладонью по лошадиному крупу. Лошадь скорым шагом двинулась вниз по лесной горной тропинке, озаренной вспышками молний. Несколько крупных капель, проскочив темный лиственный покров, подняли пылевые бурунчики. Жан ударил лошадь голыми пятками ног. Он хотел до ливня проехать самое крутое место, иначе спускаться станет очень тяжело. Сейчас только светлая пыль на тропинке была ориентиром в кромешной тьме. Да еще яркие вспышки молний. Голова Жорисы лежала у него на обожженной груди. Грудь, истыканная сигарой Барнетта, сильно болела. Жан инстинктивно отклонялся от встречных веток, но ехал почти сонамбулически, в полубессознательном состоянии. И тут хлынул ливень. Водяные потоки, конечно, сдерживали деревья, но все равно через несколько минут тропинка превратилась в маленькую, но бурную речку. Лошадь стала скользить копытами и казалось вот‑вот пойдет юзом и опрокинет седоков. Жориса пришла в себя и, подставив лицо струям дождя, стала жадно хватать и пить воду. Да и сам Жан слизывал капли, текущие у него по лицу. Жажда постепенно проходила, но не проходило беспокойство. За Фанфана. Почему он остался в деревне? С какой целью? И что с ним сейчас? Эти вопросы стали мучить Жана Грандье под проливным дождем, на крутом спуске горного кряжа. Он часто оглядывался назад и усиленно прислушивался, но за шумом ливня и непроницаемой тьмой ничего не было ни видно, ни слышно. Жориса обняла Жана за шею, и он поцеловал ее в мокрые губы. – Сзади скачет лошадь, – проговорила девушка. Жан тоже прислушался, но пока ничего не услышал. Может Жорисе почудилось? Но через несколько секунд он и сам уловил конские шаги и ржание. Неужели погоня? Она вполне логична. Барнетт не такой трус, чтобы испугаться грозы. Выглянул, наверное, наружу и увидел пустые столбы. Но лошадь, судя по всему, одна. Уж Барнетт и не такой храбрец, чтобы преследовать своего врага в одиночку. Наверняка прихватил бы с собой солдат. Значит, это может быть только Фанфан. И в самом деле, через минуту их догнала лошадь, на которой восседал юный парижанин. Его намазанное сажей лицо под струями дождя стало пегим с белыми разводами, что невольно вызвало улыбку у капитана Сорви‑голова. И он еще обрадовался возвращению своего друга и спасителя. Фанфан между тем не выражал на своей полосатой физиономии никакого восторга. Наоборот, его лицо выражало тревогу.

– Быстрее! – крикнул он подъезжая. – За нами гонятся! А затем уже более тихо добавил: – Я их обоих прирезал. Ножом.

– Кого? – не понял Сорви‑голова. – Барнетта и того желтого вождя. И саквояж прихватил.

Не поверить такому сообщению Жан не мог. В руке у Фанфана был зажат саквояж Леона Фортена. Вот это да! Вот это Фанфан! Вот, что за дело у него было в деревне. Он убил их обоих. Лучшего подарка Фанфан приготовить не мог. Но их преследуют и нужно уйти от погони. Жан заставил свою лошадь перейти на бег, что ей плохо удавалось. Жориса молча прижалась к возлюбленному. Позади трусил на своей лошади Фанфан. Шума погони пока слышно не было. Но она могла появиться внезапно и тогда, наверняка, снова плен, пытки и казнь. К счастью, дождь постепенно прекратился. Горная тропинка расширилась и стала более пологой. Затем деревья расступились, пошел высокорослый кустарник, и через несколько минут хорошего хода лошади вынесли их к берегу реки. Переправа заняла немного времени. И вот, когда они были уже на другом берегу, из кустов выскочило несколько темных всадников с винтовками наперевес и за ними с десятка два черных пеших фигур с длинными копьями.

– Стойте! – закричала знакомым голосом сержанта Фибса одна из конных фигур. – Вам от нас не уйти! Мы будем стрелять! И тут же раздался выстрел. Пуля свистнула над ухом Жана. Но у того не было оружия, чтобы ответить. Оставалось только удирать. Но удирать не пришлось.

– Огонь! – раздалось справа из‑за прибрежных кустов. И тут же желтые вспышки выстрелов и винтовочный треск осветили и разорвали темную ночную тишину речной поймы. Несколько всадников свалилось с лошадей. Черные фигуры, побросав копья, с визгом бросились назад к лесу. Некоторые добежать не успели и попадали под меткими выстрелами, невесть откуда взявшейся засады. Оставшиеся в живых англичане последовали примеру своих чернокожих союзников и, потеряв еще двух человек, скрылись в зарослях. А из кустов уже показались люди в шляпах, в дождевых накидках, с винтовками в руках. Впереди шел Пиит Логаан, и даже в темноте было видно, как он улыбался. За ним показались Строкер и Шейтоф. Поль и Леон завершили группу встречающих. Спешившиеся Жан и Фанфан сразу попали в их объятия. Но когда они увидели грудь своего товарища, утыканную пятнами ожогов, гневу их не было предела.

– Я бы этого Барнетта собственными руками задушил, – воскликнул Леон, сжимая кулаки.

– Такой возможности тебе больше не представится, – сказал Жан. – Барнетта убил Фанфан. Это известие обрадовало молодых французов. Леон и Поль по очереди стали пожимать руки, скромно опустившему голову Фанфану, словно он совершил подвиг. Впрочем, убить убийцу и негодяя – это нечто сродни подвигу. Но особенно обрадовался Леон, когда увидел свой саквояж, который потерялся и возвратился к нему уже второй раз. Но, когда он раскрыл застежки, радость сменилась глубоким разочарованием. Буссоли в саквояже не было. Там лежала только рукопись Жана.

– Так ее забрал Барнетт? – Леон от досады снова сжал кулаки и даже скрипнул зубами. – Барнетту вместо буссоли достался булыжник, – сказал Жан, обнимая дрожащую Жорису. – И, между прочим, кто‑то передал ему саквояж. Кто‑то из нашего отряда.

– Неужели у нас завелся предатель? – Пиит недоверчиво мотнул головой. – Мне об этом Ньюмен сказал по секрету. Помнишь пьяного заместителя начальника лагеря?

– Да, ситуация не из приятных, – Строкер присоединился к разговору.

– Чего уж тут приятного, – сказал Логаан, – это известие подорвет наш моральный дух. А нам еще осталась треть пути. Самая опасная. И каждый день ждать удара в спину. От своего же товарища. – Мне кажется, нужно помалкивать, – сказал Строкер. – Если предатель не кто‑то из нас троих, то он, в конце концов, выдаст себя.

– И даже комманданту ничего не скажем? – спросил фан Шейтоф, почесывая бороду. – Поуперсу, пожалуй, сообщить нужно, – решил Логаан, – но только конфиденциально. На том и порешили. Логаан и Строкер накинули свои дождевики на плечи Жана и Жорисы. И все они отправились в лагерь. По дороге Логаан сообщил Жану, что их искали по окрестностям почти сутки. Была догадка, что молодые люди попали в плен к туземцам, но следы не находились и две поисковые группы метались вдоль берега и даже углубились в горный лес, но никого не нашли. Их группа за день обшарила окрестности и поутру хотела продолжить поиски, но тут ударила гроза и они спрятались от дождя в кусты, как чуяли, прихватили с собой дождевики. И ведать не ведали, что пропавшие беглецы сами выскочат прямо на них. Вот уж повезло. Бывают же такие случаи. До их лагеря вдоль берега реки оказалось всего‑то с километр. И лагерь был пуст. Вернее почти пуст. Когда они подъехали к знакомому месту, им из кустов навстречу вышел Серж Отогер, держа свой маузер стволом на изгибе локтя. Плечи его покрывал влажный дождевик. Лицо, как всегда, было угрюмым, и особой радости по поводу возвращения пленников он не выразил.