Брахман довольно захихикал, но вдруг резко оборвал отвратительное подобие смеха.

– Ты её получишь, чужестранец, – дохнув ему в ухо, проговорил он скрипучим от жадности голосом. – Но только за родовой изумруд раджи.

Удача не мог пошевелиться без того, чтобы клинок не порезал шею. Усилием воли он вернул самообладание.

– Отпустите его, – распорядился брахман, как будто догадался, что он уже способен обдумывать его предложение.

Пики и сабля освободили грудь и шею, но Удача осознавал, что они готовы в любое мгновение одновременно снести ему голову и пронзить насквозь. Брахман змеёй проскользнул в узкий вход за богиней и оттуда прошипел.

– Если ты её действительно любишь, докажи это опасным делом, а не пустыми словами и клятвами. Тогда богиня Кали отдаст её тебе.

Ночной парк был строго красив в лунном сиянии. Пышно цветущие белые и красные розы застыли в безветрии наступившей ночи, обрамляя подъездную дорогу к недавно выстроенному большому особняку, который облагораживали ажурные башенки по углам и два просторных, поддерживаемых столбами балкона. Песок и галька зашуршали под копытами лошадей и колёсами лёгкой кареты, когда она подвозила молодых мужчин, приглашённых на очередную ассамблею избранных лиц европейской колонии. Прохлада южной ночи бодрила двух ухоженных лошадок, и они непринуждённо подкатили карету к парадным дверям особняка. За раскрытыми окнами, впускающими в комнаты и помещения свежий, напоённый благоуханием цветов воздух, горели свечи в настенных и настольных подсвечниках, там мелькали или стояли разодетые женщины с дорогими короткими опахалами в руках и по‑военному подтянутые мужчины. Тени стоящих и передвигающихся мужчин и женщин были видны и за окнами, задёрнутыми шёлковыми занавесями.

Легко спустившись из кареты, Патрик подождал, пока за ним выбрался Удача. Оба были в одеждах парижского двора молодого Людовика Четырнадцатого, и улыбка предстоящего удовлетворения от любопытства к его находке в горах Тибета трогала губы Патрика, когда он вводил своего товарища между двумя слугами в красных ливреях в высокий холл с широкой лестницей. Удача старался подражать походке француза, естественной и свободной, но непривычная одежда явно стесняла его движения.

Они вошли в большую гостиную, где собралось местное светское общество. Его составляли высшие должностные чины городского представительства Ост‑Индской торговой компании, высшие военные чины гарнизона и флота этой же компании, их жёны и поступающие на службу в компанию их взрослые дети. Всеобщее настроение было спокойным. Мужчины в непринуждённом общении или отвлекались от служебных обязанностей или продолжали обделывать дела и делишки, а женщины, казалось, собрались единственно для возможности надеть и показать на себе дорогие наряды европейских столиц. Зал был ярко освещён множеством свечей, и Удача с удивлением обнаружил, как нарядная одежда и никогда не виденные прежде светлые, изящно завитые волосы способны сделать женщин сказочно недосягаемыми и непостижимо раскованными одновременно.

У выхода на смотровой балкон десятка полтора офицеров и чиновников стояли с бокалами, в которых искрилось красное вино, грубо хохотали в ответ чьей‑то удачной шутке. Однако появление новых лиц привлекло и их внимание, не говоря об особенном внимании женщин. Удача стал главным предметом всеобщего любопытства. Патрик, будто невзначай, оставил его, отошёл к полковнику, хозяину особняка и старшему офицеру в колонии, и к его жене, тридцатилетней красавице, самой непосредственной из молодых женщин. Удача про себя отметил нарочитость такого поведения спутника, как отметил и то, что мужчины изучали его небрежно, снисходительно, будто забавного туземца, о котором успели кое‑что услышать.

До его слуха, приученного в горах вслушиваться в самые отдалённые звуки, долетело тихое высказывание жены полковника смуглолицей подруге.

– Он и вправду похож на европейца, на немца или даже на ирландца. Он должен быть забавен.

Она оставила подругу и подошла к нему, протянула руку для поцелуя. Но, подхватив её ладонь с тонкими изящными пальцами в свою, грубоватую и мозолистую, он вмиг забыл, чему его учил Патрик.

– Какие красивые пальцы! – простодушно изумился он. Смутился и запутался в мыслях, пытаясь оправдаться. – Как у богини...

Его совершенно искреннее замечание, смущение и замешательство польстили лучше изощрённого комплимента, вызвав улыбку благодарности и удивления у женщины, которая вступила в расцвет женской привлекательности и чувственности.

– Из него выйдет замечательный кавалер, – обернувшись к мужу и Патрику, громко, на весь зал объявила она, сразу обозначив свою поддержку необычному молодому человеку.

Её гости и муж правильно оценили этот поступок. Их отношение стало тут же меняться на расположение к нему.

– Не преувеличивай, дорогая, – возразил полковник, подходя к ним вместе с французом. – Он настоящий солдат.

Вспышка света в небе, россыпь сверкающих как множество светляков огней и раскатистый отзвук выстрела со стороны крепости вызвали оживление у женщин и их мужчин. Они устремились на обращённый к крепости балкон. Вспышки и выстрелы фейерверка следовали раз за разом. От парящих разноцветных огоньков ажурные тени двигались по земле, по домам, по кажущихся похожими лицам гостей. Улыбка на губах хозяйки дома показала бросающему на неё взгляды Патрику, что ей нравится роль покровительницы его странного туземца. Однако ещё до последнего выстрела муж слегка поклонился ей и с подобием улыбки на породистом аристократическом лице негромко заметил.

– Нам, дорогая, надо поговорить с этим смелым солдатом.

Он взял Удачу под руку, и тот, поймав глазами Патрика, после его одобрительного кивка головой невольно подчинился. Когда они вышли из зала, недавний миссионер наклонился к уху женщины.

– На французском балу, Сюзан, у Вас уже кружилась бы голова от танцев, – заметил он ей насмешливо, перейдя на доверительный настрой беседы двух соплеменников, оказавшихся среди иностранцев, с которыми они вынуждены уживаться и вести себя в соответствии с их правилами.

– А здесь они будут пить, есть и обделывать свои дела, – в тон ему согласилась она, увлечённая переживанием волнения от только что полученных свежих впечатлений.

– И как вы, Сюзан, решились выйти замуж за англичанина? – шутливо высказался Патрик. Затем вздохнул с пониманием мужчины. – Впрочем, не отвечайте. Я знаю. Конечно же, из‑за денег.

Она игриво ударила его веером по губам.

– Не дразните меня. Вы же прекрасно знаете, я была по девичьи влюблена в него, ради него бежала из монастыря. Ах, это было такое приключение!

Однако последнее замечание она произнесла тихо и так, словно подумала о другом.

– И у вас нет желания узнать про моиприключения в Тибете? – то ли деланно, то ли светски искренне обиделся Патрик. – Они были не без опасностей.

– Фи, фи, это подождёт. Расскажите‑ка мне лучше об этом взрослом мальчике поподробнее. В нём есть что‑то загадочное, вызывающее любопытство.

Пока она выслушивала рассказ Патрика, её муж провёл Удачу лестницей наверх, к своему кабинету. Он сам открыл толстую и резную тисовую дверь, переступил через порог и впустил молодого человека, как достойного его снисходительного внимания гостя в просторную деловую комнату. За ними безмолвно появился негритёнок в красном с золотыми вышивками камзоле, он внёс подсвечник с двумя ярко горящими свечами. Поставив бронзовый подсвечник на стол, негритёнок бесшумно вышел, и они остались вдвоём.

Тяжёлые багряно‑бархатные занавеси были плотно задёрнуты, полностью скрывали окно. На массивном тёмном столе с изогнутыми ножками застыл на задних лапах золочёный лев с часами на брюхе. Напротив, у стены выделялся строгий застеклённый шкаф с книгами. Французский секретер и три мягких, изысканной работы стула с мягкими сафьяновыми подлокотниками довершали простое убранство помещения, в котором трудно было разговаривать о чём‑то, кроме считающихся важными дел.