На исходе второго дня пребывания Флавии в Тарленхайме я поужинал с ней вместе, затем проводил ее до ее апартаментов и, пожелав спокойной ночи, ушел. Не привлекая особенного внимания слуг, я вышел из дома. У выхода меня уже поджидали Сапт, Фриц и еще шесть человёк из нашего маленького войска. Лошади наготове стояли рядом. Все были вооружены до зубов, а Сапт, кроме оружия, захватил связку отличных веревок и перекинул ее через седло. Я тоже решил запастись кое‑чем, кроме обычного оружия, и остановил свой выбор на небольшой дубинке и карманном ноже.

Объехав стороной город, мы час спустя медленно поднялись по холму, на котором высился замок Зенда. Ночь выдалась темной и ветреной. Вскоре в довершение ко всему полил дождь, и ветер обрушивал на нас целые потоки воды, а вокруг со всех сторон раскачивались старые деревья. Доехав до густой рощи в четверти милях от Зенды, мы приказали шестерым сопровождающим спрятаться получше и ждать нас тут. Сапт захватил с собой свисток. В случае опасности он подал бы сигнал, и они бросились бы нам на выручку. Правда, пока мы не встретили ни души. Я надеялся, что Майкл думает, будто я по‑прежнему лежу в постели, и не ждет нападения.

Прав я был или нет, но мы благополучно достигли вершины холма и очутились в том месте крепостного рва, где берег соприкасался с дорогой, которая отделялась от замка только подъемным мостом. На берегу стояло дерево; Сапт спешился и привязал к нему коня. Я снял сапоги, глотнул бренди из фляги, проверил, легко ли ходит нож в ножнах, и взял в зубы свою замечательную дубинку. Затем, не обращая внимания на умоляющие взгляды, которыми изводил меня Сапт, ухватился за веревку.

Я во что бы то ни стало решил сам взглянуть на «лестницу Иакова» и тихо вошел в воду. Прошедший день выдался теплым, и, на мое счастье, вода еще не успела остыть. Я поплыл вдоль высокой стены. Башня замка хмуро высилась надо мной. Плывя вблизи поросшего мхом берега, я оставался невидимым в темноте. Плохо же было то, что стена закрывала обзор и сам я не видел дальше трех ярдов перед собой.

Доплыв до новых построек Зенды, я заметил, что окна ярко освещены. Потом до меня донеслись голоса и смех. Мне даже показалось, что я различил среди прочих звонкий голос Руперта Хенцау, и я почти наяву представил себе пирушку и Майкловых головорезов, разгоряченных вином. Я немного передохнул, затем снова сосредоточился на том, что мне предстояло сделать. Я вспомнил, как описывал все Йоханн. Если верить его рассказу, труба вот‑вот должна показаться передо мной. Я медленно поплыл дальше. Вдруг прямо передо мной оказалось какое‑то массивное сооружение. Я взглянул во тьму и наконец увидел трубу. Она и впрямь представляла собой монументальную конструкцию и уходила в воду. Ширины она была такой, что в ней могло свободно поместиться двое рослых мужчин. Я хотел подплыть еще ближе, но внезапно заметил нос лодки, спрятанной за трубой. Я прислушался и уловил тихий шорох, словно кто‑то менял позу в засаде. Я замер на месте и нащупал рукоять кинжала. Вытянув ноги в воде, я ощутил твердую почву. Видимо, это был выступ фундамента замка, и сейчас он пришелся мне очень кстати, ибо избавлял от необходимости удерживаться на плаву.

Теперь, когда я стоял на каменной приступке, вода доходила мне до подмышек. Я осторожно выглянул из‑за трубы. В лодке сидел человек с ружьем. Значит, сооружение Майкла по ночам охранял часовой. Правда, пока он не реагировал на мое присутствие, даже позы не изменил. Вглядевшись попристальней, я понял, что сторож попросту спит. Сделав это открытие, я несколько осмелел и прополз под трубой поближе к лодке. Теперь я мог увидеть его лицо. Я тут же узнал этого огромного детину: Макс Холф, брат Йоханна. С ним шутки были плохи, и я извлек кинжал из ножен. Из всех своих поступков я меньше всего ценю этот, но я дал себе слово описать всю правду и не могу ничего утаивать. До сих пор не знаю, был ли это вынужденный шаг или малодушие. В тот миг я сказал себе: «Это война, и тут ничего не поделаешь. Жизнь короля висит на волоске».

Я вылез из‑за трубы и, пройдя еще насколько шагов по каменному выступу, оказался рядом с лодкой. Задержав дыхание, я прицелился и занес руку с ножом. Тут громила зашевелился и открыл глаза. Увидев меня, он издал какой‑то тихий вопль и потянулся к ружью. Но я первый нанес удар. И, словно по иронии судьбы, до моих ушей донеслась из замка любовная песня, которую пели хором люди Майкла.

Часовой камнем повалился на дно лодки. Я не знал, скоро ли его должны сменить, и торопился, как мог. Я быстро осмотрел трубу, вернее, всю ее надводную часть – от поверхности рва до того места, где, казалось, она проходит прямо сквозь каменную кладку стены. Я не заметил в трубе ни единого отверстия. Тогда, опустившись на колени, я принялся рассматривать ее с другой стороны. Вот тут меня ждало маленькое открытие. Там, где труба подходила к окну, виднелся свет, свет из темницы короля! Я прислонился к трубе плечом и изо всех сил толкнул ее. Отверстие немного увеличилось, и я не стал увеличивать его еще больше. Я и так уже все понял: труба была закреплена только сверху.

Вдруг из отверстия послышался грубый скрипучий голос:

– Хорошо, хорошо, ваше величество. Если вам наскучило мое общество, я уйду, только сперва надену на вас украшение.

Это был Детчард – я сразу узнал его по английскому акценту. Через некоторое время он заговорил снова:

– Не пожелает ли ваше величество еще что‑нибудь, прежде чем мы расстанемся?

И тут заговорил король. Но как же мало напоминал его голос тот, который я впервые услышал в зендском лесу! И все же это был его голос.

– Попросите моего брата, пусть он лучше сразу убьет меня. Я ведь все равно умру тут. Так зачем продлевать страдания?

– Герцог не хочет вашей смерти, ваше величество, – пока не хочет. – В голосе Детчарда звучала такая откровенная издевка, что я готов был броситься вверх по «лестнице Иакова». – Подождите, пока ему этого захочется, а пока хорошенько подготовьтесь в путь на небеса.

– Будь что будет, – ответил король, – прошу вас только об одном: если вы не нарушите этим приказ герцога, оставьте меня в покое.

– Желаю приятных снов, ваше величество, – с прежней издевкой проговорил Детчард. – Да приснятся вам райские кущи!

Свет в комнате погас, и я услышал, как Детчард задвинул засов на двери. Потом все стихло. А еще через некоторое время я услышал всхлипывания. Король плакал! Бедняга, он думал, что никто его сейчас не слышит. Я мог бы попытаться ободрить его, но риск был велик, и я решил не обнаруживать своего присутствия. Я боялся, что, услышав за окном голос друга, король не сможет сдержать эмоций и невольно выдаст меня.

Нет, этой ночью ничего больше предпринимать было нельзя. Теперь мне нужно благополучно вернуться и захватить с собой убитого. Если я оставлю его здесь, все тут же поймут, что мы замышляем.

Я отвязал лодку и влез в нее. Ветер сейчас, на мое счастье, задул еще сильнее, и плеска весел никто на берегу расслышать не мог. Я греб изо всех сил к тому месту, где меня поджидали Сапт и Фриц. Вдруг за моей спиной послышался свист.

– Здорово, Макс! – крикнул кто‑то с противоположного берега рва.

Я уже добрался до места и тихо окликнул Сапта. Он бросил мне веревку. Я обвязал ею тело злосчастного человека, затем выбрался на берег сам.

– Тяните веревку и свистите вашим людям, – сказал я.

Совместными усилиями мы вытащили на берег тело Макса. Сапт уже хотел дать знак людям из нашего отряда, когда мы заметили трех всадников со стороны замка. В темноте они явно не замечали нас и, скорее всего, проехали бы мимо. Но, на беду, кому‑то из нашего отряда пришло в голову их окликнуть.

– Ну и темень, черт побери! – раздался в ответ звонкий голос Руперта Хенцау.

Немедленно прогремел выстрел, наши люди тоже не остались в долгу.

– Попробуй достать их саблей! – закричал Руперт.

– Не могу, – ответил другой, – их тут трое! Беги, Руперт, пока они тебя не сцапали!