— Знаю, мы с вами всегда договоримся, — Нунке пожал локоть собеседника и вместе с Григорием направился к двери.

Самоуверенность и хорошее настроение снова вернулись к Нунке, а как только они вышли на шумную Виа Национале, все тревожные мысли и вовсе развеялись. Да и трудно было не поддаться всеобщему беззаботному настроению, которое всегда царило на главных улицах города. Непрерывный поток машин, прекрасно оформленные витрины, пестрая толпа, снующая по тротуарам, множество туристов, — все это придавало улицам столицы праздничный вид. Очутившись на какой-либо главной магистрали города, люди как бы забывали все тревоги, только что точившие их сердца, и становились частицей потока, который плавно тек среди роскошных берегов, отражая в своих волнах окружающее великолепие.

Григорий не любил ходить по магазинам, но постепенно они стали пробуждать в нем интерес. Поездка де Гаспери за океан, которую итальянский народ оплатил столь дорогой ценой, принесла свои плоды. Полки универмагов и специализированных магазинов ломились от товаров американского происхождения — эти заокеанские новинки гипнотизировали людей уже устаревшей элегантностью полумодных вещей и доступными ценами, по сравнению с неслыханно дорогими продуктами. Кило мяса или модные туфли? Скрывая голодный блеск и глотая слюну при воспоминании о жарком, синьорины и молоденькие синьоры отдавали предпочтение туфлям. Чтобы быть красивой, надо страдать! Так, по крайней мере, гласит французская пословица, понятная женщинам всего мира.

Нунке придирчиво, с немецкой педантичностью, стремясь совместить красивое с полезным, выбрал подарок жене. Он не скупился, но за свои деньги хотел получить вещь высшего качества, и продавцы, понимая, что имеют дело со знатоком, не только почтительно, но и охотно показывали ему все лучшее, что имелось в ассортименте. У Григория перед глазами уже пошли круги, столько он всего насмотрелся.

— Майн готт, теперь я окончательно убедился в преимуществе холостяцкой жизни! После столь наглядной агитации я никогда не женюсь, — с шутливым отчаянием вырвалось у Гончаренко после того, как они обошли несколько десятков прилавков огромного универмага.

Нунке снисходительно похлопал его по плечу.

— Женитесь. Все мы, рано или поздно, к этому приходим, потому что в конце концов убеждаемся — раздевать любовницу всегда дороже, чем одевать собственную жену. О более высоких материях я уже не говорю.

К счастью, все неприятности когда-нибудь да заканчиваются. Окончилось и «хождение Григория по мукам». Подарки были выбраны, упакованы и даже была оплачена доставка их в гостиницу. Довольный покупатель и его усталый консультант уже направились к лестнице, чтобы спуститься вниз, как вдруг дорогу им преградила чья-то фигура с раскинутыми руками — Хейендопф!

— Не пущу! Честное слово, без выкупа не пущу! Не заметить старого знакомого! Пройти почти рядом и не заметить! Герр Нунке, я счастлив, что увидел вас. Фреда я случайно встретил в кабаре, но он, чертов парень, даже словечком не обмолвился, что вы тут. Ишь хитрец!.. Джованна, подойди, я познакомлю тебя со старым милым другом. А Фреду даже руки не подавай, пусть не прячется.

Григорий только теперь заметил певицу из кабаре, которая стоя немного в стороне, смущенно улыбалась и машинально дергала за шнурок, которым был перевязан небольшой пакет.

— Я только позавчера приехал, мистер Хейендопф, и тоже не знал, что вы здесь, Фред мне ничего не говорил! — пожимая протянутую Хейендопфом руку, Нунке покосился на своего спутника, и Григорий понял, что все сказанное адресовано ему.

«Вот еще не было печали! Теперь объясняй Нунке, почему не рассказал. Хотя… одна случайная встреча в кабаре, куда я заглянул якобы послушать певицу и не столько послушать, сколько поглядеть на красивую девушку…»

— Джованна! — Григорий так радостно поспешил навстречу девушке, что та невольно ответила такой же радостной улыбкой и почувствовала себя свободнее. — Здесь все покупают подарки, а мне некому покупать и некому дарить. Само небо послало вас сюда. Что бы вам хотелось иметь в память о нашем знакомстве?

— Что вы, синьор! С какой стати!

— Э, нет, теперь без выкупа я вас не отпущу! Выбирайте лучше сами, а то я куплю что-нибудь не то… Вам нравится вон тот шерстяной костюм?

— Он для меня так же недосягаем, как корона для бедной пастушки, о которой я пою. Вы только взгляните на цену!

— Я хочу увидеть вас в этом костюме. Ну-ка! — Григорий схватил девушку за руку и потащил в сторону дамского конфекциона. Смеясь, она упиралась, хотя ноги невольно влекли туда, где было столько заманчивых манекенов, одетых в прекрасные платья.

Григорий сам не знал, что руководило им в эту минуту. Стремление продемонстрировать перед Нунке свое увлечение девушкой? Жалость к Джованне, которая вынуждена губить свою молодость и красоту среди пьяных завсегдатаев кабаре? Желание унизить Хейендопфа, который купил девушке какую-то мелочь?

Нет, скорее всего это было стремление сделать приятное человеку, униженному и обиженному. Потому что сердце его радостно забилось, когда он увидел, как идет девушке костюм, как осторожно и нежно она чуть касается ладонями материала, приглаживая на себе новый наряд, глядит на себя в зеркало.

— Фред, с вашей стороны это очень некорректно, — хмуро пробормотал Хейендопф. — Джованну привел сюда я, значит, мне и надо думать о подарке для нее.

— Но ведь это же прекрасно! Взгляните: какое там висит красивое вечернее платье. Представляете, какое впечатление произведет Джованна, появившаяся на эстраде в таком наряде? — Гончаренко нарочно указал на самое дорогое платье, переливавшееся, как золотой браслет. Он дорого бы дал, чтобы увидеть, купит его Хейендопф или нет, но Нунке уже торопил своего спутника, напоминая, что времени у них и обрез: надо заранее собраться и часик отдохнуть перед обедом, который устраивает для отъезжающих Рамони.

Перекинувшись несколькими словами с Хейендопфом, и условившись как-нибудь встретиться втроем в Берлине, они ушли, распрощавшись с Джованной, до слез тронутой неожиданным подарком Григория.

— Вот кого не думал встретить в Риме, — с деланным равнодушием бросил Нунке.

— И я тоже. Ну и разозлился же я, когда он пристал ко мне в кабаре! Испортил весь вечер, а главное, из-под носа увел эту очаровательную девушку. У меня была назначена встреча с Витторио, я частенько поглядывал на часы, Хейендопф заметил это и решил пересидеть вашего покорного слугу. И вот видите! Ну, ничего, кажется, я отомстил за все: придется ему теперь порастрясти свой кошелек.

— Но эта месть и вам стоила немало, — язвительно заметил Нунке.

— Э, — махнул рукой Григорий, — деньги для того и существуют, чтобы оплачивать утешения, которые они могут нам принести. А мне было приятно оставить по себе добрую память в такой хорошенькой головке.

К себе в пансионат Григорий вернулся около четырех. Настроение было препаршивое. Сделано в Риме очень мало. Сказывалось напряжение последних дней. Он чувствовал себя очень усталым. Хотелось пожить обычной, нормальной жизнью, не рассчитывая каждый шаг, не раздумывая над тем, как закончится сегодняшний день и чем встретит будущий. Что до сегодняшнего, то все ясно: снова встреча с осточертевшим Рамони, а перед этим возня с Джузеппе. Наверняка придет выклянчивать пленку, предложит что-нибудь в обмен… станет угрожать… Опротивело! Впереди длинная ночь в одном купе с Нунке. А за нею уже полная неизвестность!

Кое-как швырнув вещи в чемодан, Гончаренко в сердцах захлопнул крышку. Все! Даже с Римом, с любимыми местами и то не успел попрощаться. Если быстро удастся избавиться от Джузеппе, то до пяти останется свободный час; можно проехать по улицам города.

Секретарь был точен, пришел ровно в четыре. И опять его поведение, на которое Гончаренко обратил внимание еще вчера вечером, казалось странным. Джузеппе долго и горячо пожимал руку Григорию, так что пришлось чуть ли не силой высвободить пальцы. Пригласив гостя сесть, Гончаренко устроился на ручке кресла и предупредил: