Видкун был моим мужем, и мне хотелось доверять ему во всем и следовать за ним безоговорочно всю жизнь. Его мнение сильно повлияло на меня. Я заставила вести себя так, как он считал правильным. У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, так как на следующий же день после приезда в Осло Видкун приступил к работе в Генеральном штабе, и я осталась совершенно одна сначала в гостинице, а затем в нашей квартире.
В тот день, когда мы переехали в квартиру на Эрлинг Скалгссонсгат, Видкун произнес короткую речь, чтобы отметить это событие.
— Ася, позволь показать тебе твой новый дом. Помни, что он твой, и никто во всем мире не может отнять его у тебя или заставить отказаться от него, как с тобой и твоей матерью поступили в России. Здесь тебя защищает закон. Это твой дом, ты можешь оставаться в нем столько, сколько захочешь, до конца своих дней! Я надеюсь, что ты будешь счастлива здесь.
Я была настолько растрогана и счастлива, услышав такие слова, что чуть не расплакалась. Но, честно говоря, с первого взгляда квартира меня несколько разочаровала, потому что не соответствовала описаниям Видкуна, я ожидала несколько другого. Я думала, что квартира будет красивая и просторная, но комнаты оказались маленькими, темными и были неудобно расположены. Дом, в котором находилась наша квартира, был одним из нескольких довольно-таки новых и похожих друг на друга домов. Их архитектурный стиль был сдержанным и опрятным, они находились в красивом месте, но ничем не отличались друг от друга, даже покрашены были в одинаково скучный желтый цвет. И ни в одном из них не было заметно признаков жизни.
После возвращения в Норвегию Видкун изменился и внешне, в большей степени из-за того, что стал носить на работу военную форму. До этого я никогда не видела его в форме. Как в России, так и во время нашего долгого путешествия в Норвегию, он всегда носил штатский костюм, в котором выглядел элегантно. Он, видимо, и сам понимал это, поэтому в основном надевал форму только в Генеральный штаб. На официальных приемах и балах он был в своей парадной черной форме, которая, на мой взгляд, была ему очень к лицу.
Глава 11. БУДНИ В ОСЛО
Ближайшими родственниками Видкуна в Осло были два его младших брата. Самого младшего, Арни, который еще не был женат, не было в городе, когда мы приехали. Но вскоре и он приехал в Осло и жил с нами долгое время. Второй брат, Йорген, был известным врачом. Он недавно женился и жил в большом и прекрасно меблированном доме со своей женой Ингрид, которая занималась искусством. Йорген мне очень понравился, и, я думаю, это чувство было взаимным. Он был одним из первых, кто пришел к нам в гости.
— Ты знаешь, Ася себя плохо чувствует, — сказал ему Видкун. — Скорее всего, это пустяки, но она все время жалуется, и, может быть, тебе стоит осмотреть ее на всякий случай.
Йорген отнесся к этому более серьезно, особенно когда я сказала, что болела редко, даже когда недоедала, а вокруг свирепствовали эпидемии. Склеры моих глаз были желтыми, меня постоянно тошнило, я плохо соображала и все время испытывала слабость. И это в то время, когда нужно было благоустраивать наш новый дом.
Йорген настоял, чтобы я пришла к нему в клинику. После полного обследования и нескольких анализов он диагностировал у меня тяжелую форму желтухи, назначил диету и прописал лекарства. Скоро мое самочувствие намного улучшилось, только желтизна оставалась еще долгое время, в течение которого я находилась под наблюдением Йоргена.
Помимо Йоргена и его жены, я познакомилась с другими членами семьи Видкуна. Его родители жили далеко от Осло в маленьком городке Телемарк, а большинство родственников в Осло, и им меня официально представили. Мы хотели поблагодарить их за чудесные свадебные подарки, которые они нам преподнесли, хотя и не смогли присутствовать на нашей свадьбе. У Видкуна было два родных дяди и несколько более дальних родственников, также принадлежавших к роду Квислингов. Один из родных дядей моего мужа, доктор Нильс Квислинг, и его жена Хилдур стали нашими близкими друзьями.
Мама подарила мне на свадьбу единственное, что могла, — редкую старинную поваренную книгу «Подарок молодым хозяйкам». Однако эта книга не подходила для небольшой семьи, проживающей в городской квартире. В ней говорилось о кухарках и кухонной прислуге, о больших печах, в которых следовало выпекать хлеб, запекать молочного поросенка в качестве закуски и готовить жаркое в качестве основного блюда. Кроме того, все рецепты давались в старинных русских мерах веса и объема.
Наша пара особенно всех удивляла, потому что Видкун был на 18 лет старше меня, и ему часто говорили об этом на приватных встречах, официальных приемах и балах. Любопытство людей еще больше подогревалось, так как этот серьезный целеустремленный человек, которого все считали международным героем после его работы в России, за которым никогда не замечали интереса к женщинам, вдруг привез домой такую молодую жену. Несмотря на это, ко мне все относились доброжелательно, и я ходила в гости с удовольствием, чувствуя, что меня любят и принимают.
Осознав, что моего знания только немецкого и французского было недостаточно, я решила изучать норвежский и английский — два языка, которых я совершенно не знала. Я записалась в школу языков для изучения английского, а дома занималась норвежским с репетитором. Также я старалась совершенствовать мой французский самостоятельно, хотя мне удалось найти очень мало литературы для этого. Я была полна сил и решимости сделать все возможное, чтобы свободно говорить с окружающими.
Мои новые родственники были заняты своими семьями и работой, поэтому мы стали нечасто встречаться, когда их любопытство по поводу меня было удовлетворено. Наша семейная жизнь постепенно устроилась в соответствии с делами и привычками Видкуна, и я часто оставалась одна. Но это не было для меня проблемой. С тех пор, как война и революция прервали мою защищенную и избалованную жизнь, я сама должна была справляться со всеми трудностями. А теперь я наслаждалась и гордилась обязанностями и делами молодой хозяйки. Однако новым для меня было положение зависимости. Это было связано не только со склонностью Видкуна к диктаторству, но и с изолированностью в чужой стране без знания местного языка и обычаев.
Мне сказали, что в Осло живет несколько эмигрантов из России, но у меня не было возможности познакомиться с ними или пойти на службу в русскую православную церковь, потому что Видкун был бы очень недоволен, если бы я встретилась с кем-нибудь, кого выбирал для общения не он. Мы также не посещали и лютеранскую церковь. Фактически наша церковная свадьба в Риге была единственным случаем, когда я видела Видкуна, сына священника, в церкви.
До отъезда с родины я редко проводила хотя бы день без чтения. Но за все время моей жизни в Норвегии Видкун никогда не предлагал мне купить литературу на русском или французском языках, а у меня не было на это денег. Я уверена, что в Осло были библиотеки и книжные магазины, где можно было найти что-нибудь подходящее. Помимо этого, я слышала о множестве книг, которые издавались известными российскими авторами в эмиграции, а также знала, что газеты на русском языке без всякой цензуры выходили ежедневно в Берлине, Париже, в странах Балтии и в Норвегии. Я неоднократно намекала мужу на это, но Видкун пропускал мои слова мимо ушей. Мне очень не хватало новостей из России и от матери, ведь я ничего не знала о ее судьбе. Но мне оставалось довольствоваться лишь редкими сообщениями Видкуна о происходящем в моей стране.
Особенно я скучала по книгам вечером, когда мы ложились в кровать, и Видкун читал перед сном. Он часами читал что-то интересное, а мне приходилось сосредотачиваться на каком-нибудь научном трактате об истории Франции или на допотопной французской классике.
Несмотря на тоску по родине, одиночество и депрессию, я была безумно счастлива эти первые месяцы в Осло и делала все возможное, чтобы сохранить это счастье. С того времени, как Видкун привел меня в нашу квартиру на Эрлинг Скалгссонсгат, 26 (адрес, который я запомнила по-норвежски на случай, если потеряюсь в городе), я поняла, что моя жизнь должна стать совершенно другой.