– Что тебе нужно? – сказал Пит.

– Ничего.

Пит подался вперед и приподнялся в кресле, словно собираясь встать.

– Что тебе нужно? – сказал Лен, насторожившись.

– Я хочу стакан воды.

– Я сейчас принесу, – сказал Лен, подходя к раковине.

– Спасибо, – сказал Пит.

Он проследил взглядом, как Лен открыл кран, затем взял стакан и выпил.

– Спасибо.

Лен поставил стакан на сушилку для посуды и сел. Пит облизнул губы.

– Вот скажи честно, – спросил он, – зачем ты пришел?

– Да вот решил заглянуть на огонек. Пит закрыл глаза.

– Сколько времени?

– Около трех.

– Там моя куртка висит, – сказал Пит. – В кармане должны быть сигареты. Передай мне, ладно?

Лен порылся в кармане, вытащил сигарету и передал ему.

– На, держи спички, – сказал он, доставая коробок из своего кармана.

– Я не знал, что ты куришь.

– Я и не курю.

– А у меня все равно больше курить нечего. Пит зажег сигарету и положил спичку в пепельницу догорать.

– Я болен, – сказал он. -Да.

Лен убрал спички в карман.

– Знаешь, чего мне не хватает?

– Чего?

– А сам как думаешь?

Лен нахмурился и покачал головой.

– Не знаю.

– Мне не хватает решительности, – сказал Пит.

– Я бы так не сказал.

– Да. Мне не хватает решительности.

– Неужели?

– Ты не думай, – сказал Пит, – будто я не знаю, что за птицы вы с Марком. Знаю. Я вас обоих насквозь вижу.

– Меня? Марка? Что ты имеешь в виду? И кто мы, по-твоему, такие?

– Я так понимаю, что вы мои друзья.

Лен скорчил гримасу и подпер подбородок ладонью. -Да.

– Почему ты не спросишь меня, – сказал Пит, – вижу ли я насквозь Вирджинию?

– А почему я должен тебя об этом спрашивать?

– Если хочешь еще кое-что узнать, я тебе скажу. Поскольку мне не хватает решительности, я становлюсь злобным. Я страдаю от тяжести этой злобы. Я злюсь на всех и на все, не стесняясь даже распятия и ликов святых. Он затянулся сигаретой.

– Знаешь, во что все это меня превращает?

– Это превращает тебя в помощника раввина при папе римском тибетского ламы, – сказал Лен.

– Совершенно верно.

– Уточнить формулировку?

– И так сойдет, звучит неплохо.

Лен снял очки и внимательно посмотрел на них.

– Как там сейчас на улице? – спросил Пит.

– Уже темно.

– Ты когда-нибудь видел римского папу тибетского ламы?

– Да.

– Какой он?

– Точь-в-точь ты.

– Нет, я ведь его раввин.

– Ты и китайский папа.

– Нет. Вот в этом ты ошибаешься, – сказал Пит. – Я не папа. Если хочешь знать, сказать такую чушь – непростительная ошибка с твоей стороны.

– Да, конечно.

– Я тоже имел несчастье совершить такую ошибку.

Он встал.

– Воздух.

– Куда ты идешь? – спросил Лен.

– На свежий воздух.

Они прошли на балкон и прислонились к перилам. Лен убрал очки в карман и потер глаза.

– С глазами у меня черт знает что творится, – сказал он. – Вот теперь я снял очки и хорошо вижу.

– Это вполне понятно.

– Это луна там наверху? Наверное, уже поздно, – сказал Лен. – Ты видишь вон те огоньки на дорогах? Все эти. Они как колокола. Они не столько светят, сколько звучат. Я вижу луну и отсюда, где стою. Это хорошо. Земной шар вертится. Сейчас не ночь. Ночи вообще нет. Просто Земля вертится. Слышишь луну? А? А огни? Это колокол. Это мы в него звоним. Мы создаем свет. Слышишь луну сквозь все эти звуки? Она внутри нас.

– Мир на меня никак не давит, – сказал Марк. – Не вижу повода для переживаний.

– Какой-то ты особенный, – сказал Лен.

– Возможно. Особенный, но безразличный.

– Интересно, сохранишь ли ты безразличие, когда тебя станут колесовать? – спросил Пит.

– Ну уж нет.

– Значит, тебе не абсолютно все безразлично? – спросила Вирджиния.

– Я только хотел сказать, что все вокруг плохо и ужасно, – сказал Марк. – В рамках предлагаемых обстоятельств нужно признать факт наличия того факта, что в рамках предлагаемых обстоятельств существуют факты, которые я признать не могу. Но я ведь признаю, что я их не могу признать. Я признаю то, что в своем признании я признаюсь в неспособности признать кое-что из предлагаемых обстоятельств. Я признаю те обстоятельства, внутри которых вынужден действовать. Иными словами, я счастливейшим образом влачу свое жалкое существование.

– Очень рад за тебя, – сказал Пит. – Но с другой стороны, все не так уж плохо. Даже в нашей жизни случаются достижения, которые по меньшей мере дорогого стоят.

– Неужели?

– Твой дядя наверняка был главным раввином, – сказал Лен.

– Почему это?

– Почему? Начитался Талмуда и научился отвечать вопросом на вопрос!

– Кого и когда Талмуд учил отвечать вопросом на вопрос?

– Откуда я знаю? Я таки его не читал.

– Я таки тоже, – сказал Пит, – таки да.

– В таком случае, в рамках предлагаемых нашей беседой обстоятельств, – сказал Марк, – ты имел полное право сделать такое заявление. Ты судишь непредвзято. Поскольку я его тоже не читал, мы оба можем считать себя объективно полемизирующими сторонами.

– Я хотел сказать, что с какой-то точки зрения ты и сам можешь считать себя победой и достижением, – сказал Пит.

– Не стану отрицать. Но уверяю тебя, на самом деле я – тактическая победа в предлагаемых обстоятельствах стратегического поражения.

– Что-то ты сегодня на редкость развеселился, – сказал Лен.

– Ты радуешься жизни? – сказала Вирджиния.

– Не то слово, счастлив по уши, – сказал Марк. – Но зато я не задаю лишних вопросов.

– Странный все-таки этот наш старый мир, – сказал Пит.

Они сели.

– Ты сегодня отлично выглядишь, Джинни, – сказал Лен.

– Сама знаю.

– Она всегда отлично выглядит, – сказал Марк.

– Пусть она плакучей ивой встанет у твоих ворот, – сказал Пит.

– Пусть лучше поинтересуется, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего, – сказал Марк.

– Тоже дело.

– Что она на это сказала? – спросил Марк.

– Оливия?

– Да.

– Что ты далеко пойдешь, – сказала Вирджиния.

Смеркалось. Она собрала чашки и понесла их на кухню.

– Давай я помогу, – сказал Марк, идя за ней, – вытру их.