Изменить стиль страницы

В то утро веснушчатый дозорный, напоминавший куклу, заброшенную на шкаф, был настолько увлечен перипетиями игры, разворачивающейся внизу, что несколько ослабил бдительность, и время между заглядываниями в глазок все удлинялось. Когда он глянул в него в очередной раз, то увидел целую фалангу Профессоров, двигающихся по коридору как черный прилив; во главе их находился сам Мертвизев, возвышающийся над всеми в своем высоком стульчике на колесах.

Мертвизев, возглавлявший процессию, хотя и сидел далеко не выпрямившись, благодаря высоте своего стульчика на целую голову — а то и больше — возвышался над потоком квадратных черных преподавательских шапочек. Его стульчик, нещадно скрипя колесиками, покачивался, подталкиваемый сзади Кузнечиком, которого в глазок еще не было видно. Он полностью скрывался за несуразной скрипящей и раскачивающейся конструкцией. А несуразность ее, усугубляемая непропорционально большой полочкой, располагавшейся на уровне сердца Мертвизева, и грубо вырезанной маленькой полочкой, прикрепленной пониже и служившей подставкой для ног, была просто невероятной.

Та часть лица, которая виднелась над верхней полочкой, давала понять, что Мертвизев не спит, что уже само по себе говорило о необычайности происходящего.

Позади Мертвизева все видимое пространство темного коридора заполняли плотные ряды Профессоров. Неужели все они бросили свои классные комнаты? И что могло привести их сюда, на один из редко посещаемых этажей Замка, да еще так рано, когда только начались занятия? Отгадать эту загадку было невозможно. Но, как бы там ни было, они были здесь, они приближались; их мантии развевались и шуршали, цепляясь за стены. В их походке была целенаправленность, их вид был очень серьезен. И это пугало.

Крошечный мальчик, сидевший на шкафу, повторил сигнал опасности — такого пронзительного и отчаянного вопля его школьные товарищи еще никогда не слышали.

— Зевок! Зевок! — верещал он. — Быстрее, быстрее, быстрее! Зевок, и с ним все остальные! Помогите мне слезть! Помогите мне слезть!

Игра была немедленно приостановлена. Ни одного выстрела не было сделано по ученику, который в этот момент влетел в окно и, проскользив по половицам, ударился ступнями в стену. Мальчики бросились подбирать половицы, составляющие скользкую дорожку, и вставлять их на место; при этом в спешке была допущена ошибка: одна из половиц была положена навощенной стороной вверх, но исправлять ее уже не было времени. Крошечка, сидевший на шкафу, прыгнул вниз — для него эта высота должна была казаться очень большой — и был подхвачен большеголовым мальчиком.

Затем мальчики бросились за парты, заняв первые два ряда; они замерли, склонив головы набок и прислушиваясь к приближающемуся скрипу Мертвизевового стульчика.

А на столе по-прежнему лежала безмятежно похрапывающая туша, которую не разбудили ни предупредительные крики, ни возня, последовавшая за ними. Туша лишь слегка дернулась и тут же замерла снова.

Любой из учеников, сидящих в подозрительно притихшей комнате, мог броситься к учительскому столу попытаться разбудить спящего и вернуться на свое место до того, как распахнутся двери и в класс въедет Мертвизев, сопровождаемый Профессорами. Но никто не рискнул этого сделать, ибо на пробуждение спящего ушло бы слишком много времени: нужно было сорвать складку мантии, укрывающую голову Рощезвона, лежащую на подложенных под нее руках, и расталкивать его до тех пор, пока к нему хоть в малой степени вернется бодрствующее сознание. Увы, на это требовалось весьма длительное время.

Да, на столе действительно лежал и спал никто иной, как Рощезвон Эта черная и бесформенная храпящая груда была старым учителем, которого ученики предупредительно укрыли мантией — так они поступали всегда, как только Профессор засыпал.

Нет, на расталкивание Рощезвона уже не было времени. Визжащий скрип прекратился. Был слышен топот ног Профессоров, выстраивающихся в новые порядки за своим главой. Ручка двери стала поворачиваться.

Когда дверь распахнулась, входящие увидели учеников, склонившихся над своими тетрадями и яростно, с насупленными от усердия бровями что-то царапающих в них.

На какое-то мгновение в комнате повисла напряженная тишина.

А затем раздался голос церемониймейстера Кузнечика, все еще прячущегося за стульчиком Мертвизева.

— Прибыл господин Директор!

И все вскочили на ноги. Все, кроме Рощезвона.

Снова раздался визжащий скрип, и стульчик покатился по заляпанному выцветшими чернилами проходу между партами. В комнату влился поток черных мантий и квадратных шапочек, и под ними можно было различить лица Опуса Крюка, Зернашпиля, Призмкарпа, Врода, Шерсткота, Заноза, Осколлока, Срезоцвета, и остальные лица тоже были легко узнаваемы. Мертвизев, совершающий объезд классных комнат, уже отправил всех мальчиков из тех классов, которые посетил, на большой двор, а учителей забрал с собой, так что теперь за ним следовали практически все преподаватели Горменгаста. После завершения посещения всех классных комнат ученики должны были быть разбиты на группы и отправлены на поиски Тита — именно его исчезновение вызвало это беспрецедентное появление Главы Школы на занятиях.

Сколь милосердно неведение человеком того, что ожидает его в самом ближайшем будущем! Как ужасно было бы, если бы собравшиеся в классной комнате Рощезвона знали, что должно произойти в течение ближайших нескольких секунд! Их бы надолго парализовал ужас! Лишь предвидение могло бы остановить надвигающуюся катастрофу — но никто этим предвидением не обладал!

Преподаватели, сбившись в кучу, стояли у двери, а Кузнечик, довезя высокий стульчик до конца прохода, уже собирался поворачивать налево, чтобы остановиться у стола Рощезвона, этот маневр имел целью дать Главе Школы возможность обратиться к самому старому из учителей. Но тут случилось нечто непредвиденное, заставившее на какое-то время забыть об исчезновении Тита. Кузнечик поскользнулся! Его ноги сами по себе поехали куда-то в сторону! Он усиленно работал ногами, чтобы сохранить равновесие. И как быстро эти ножки двигались! Казалось, у него не две ноги, а великое множество их, дрыгающихся в разные стороны! Но как ни старался Кузнечик удержаться на ногах, они скользили по предательской половице — Кузнечик ступил на ту самую, навощенную и изглаженную штанами мальчиков до состояния полной зеркальности половицу, которую уложили в страшной спешке не той стороной вверх!