Изменить стиль страницы

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

I

По мере того как Тит рос, он все больше отбивался от рук. В длинных темных спальнях мальчики его возраста после наступления темноты зажигали свечи и, прикрывая руками их трепещущие огоньки, собирались в группки и совершали свои странные обряды или поедали украденные пироги. И Тит не оставался от всего происходящего в стороне. Он не прятался в кровати, когда в мертвенном молчании жестко сводились старые счеты: каждую ночь в своей загородке у двери общей спальни, лежа на спине, как выброшенный на берег крокодил, спал внушительных размеров привратник. Неровное дыхание этого человека, его ворчание, его хрипы, сипение и бормотание были для Тита и его сверстников легко расшифровываемыми сигналами, которые сообщали, глубоко ли спит привратник (хотя надо сказать, его даже самый глубокий сон был весьма чуток). Больше всего мальчики опасались отсутствия каких бы то ни было звуков, ибо это означало, что глаза привратника открыты и он прислушивается к происходящему в темноте.

Все принимали как священный тот факт, что в Замке всегда правил Герцог и всегда будет править и что придет время, когда нынешний молодой Герцог Тит станет практически недосягаемым для всех, кроме очень узкого круга лиц, человеком, отличным от остальных не только в силу своего социального положения, но и в силу своей врожденной инаковости. Но не менее священной была и традиция, согласно которой в детстве с Герцогом Горменгаста следовало обращаться как со всеми остальными мальчиками его возраста. Семейство Стонов гордилось тем, что их детские годы были вовсе не сахар.

Сами же мальчики не испытывали никаких затруднений при воплощении этой традиции в жизнь. Они знали, что юный Герцог ничем от них не отличается, лишь много позже они изменят свое мнение. Так или иначе, но то, что может произойти в будущем с их сверстником, мало занимало его друзей и врагов. Для мальчиков важно, что происходит в данный момент. И Тит участвовал во всех проказах, дрался, как и все остальные, и время от времени бывал бит розгами привратником.

Тит шел на риск и получал причитающееся ему наказание. Но он ненавидел то двойственное положение, в котором постоянно пребывал. Кто он такой — правитель Замка или простой мальчишка? Он ненавидел тот мир, в котором он не был полностью ни тем, ни другим. То, что нелегкое детство должно было подготовить его к ответственности, возлагаемой на правителя, его вовсе не утешало. Его не интересовала будущая жизнь, его не интересовали обязанности правителя. Как ни поверни, он чувствовал большую несправедливость по отношению к себе.

И говорил себе: «Ладно, если я такой же, как и все остальные мальчики, почему я должен каждый вечер являться к Щукволу и докладывать ему, чем я занимался и почему? Почему я должен после занятий заниматься всякими делами, которых другие мальчики не делают? Почему я должен делать все эти глупости — ходить к каким-то старым дверям, поворачивать ключи в заржавленных замках, поливать вином какие-то древние камни, выполнять все эти бессмысленные ритуалы. Это все утомляет! Ну почему, почему, если я ничем не отличаюсь от остальных, я должен все это делать? Какая гадкая несправедливость! И кто все это подстроил?»

Учителя считали его тяжелым, непослушным учеником и все чаще называли его поведение наглым и вызывающим. Все, кроме Рощезвона, к которому Тит испытывал необъяснимую привязанность и почтение.

II

— Вы, мой дорогой мальчик, собираетесь работать или жевать кончик своей ручки, а? — спросил Рощезвон, наклоняясь над столом и обращаясь к Титу.

— Да, господин Рощезвон, — выпалил Тит, вздрогнув. Его мысли были далеко.

— Вы хотите сказать «Да, я буду работать» или «Да, я буду жевать свою ручку»?

— Эээ... работать, господин Рощезвон. Профессор концом указки перебросил за плечо непокорную прядь, выпавшую из его гривы.

— Я очень рад. Знаете, мой дорогой друг, однажды, когда я был в вашем возрасте, я вдруг был захвачен идеей сосредоточиться на той работе, которую мне задал мой учитель. Не знаю, откуда у меня появилась такая идея, потому что ранее ничего подобного мне в голову не приходило. Я услышал о том, что некоторые поступали именно таким образом — понимаете, сосредоточиться на выполняемой работе, — но я никогда не думал, что можно это попробовать и самому. Но — и тут я попрошу вас послушать внимательно! — что при этом произошло? Я вам скажу. Я обнаружил, что задание, которое задал мне мой учитель, очень и очень просто. Почти оскорбительно просто. И я сосредоточился еще больше. И когда я выполнил его, я попросил дать новое задание. А потом еще. И все мои ответы оказались совершенно правильны. И что же произошло дальше? Я восхитился тем, что я такой умный, но я выполнил так много заданий, что заболел. И вот поэтому я хочу предупредить тебя — и весь класс. Берегите свое здоровье. Не перетруждайтесь. Не спешите сделать все сразу, ибо вы можете заболеть, как это случилось со мной, когда я был, дорогие мои мальчики, юн, как вы, и уродлив, как вы, и грязен, как вы. Но если вы, мой дорогой Стон, не завершите свою работу к четырем часам, мне придется задержать вас до пяти.

— Понятно, господин Рощезвон, — покорно согласился Тит. И вдруг почувствовал, как его ткнули чем-то в спину. Обернувшись, он обнаружил, что мальчик, сидевший позади него, передает ему записку. Худшего момента для этого было не выбрать, однако, к счастью, Рощезвон смиренно и одновременно царственно закрыл глаза. Развернув бумажку, Тит обнаружил, что это вовсе не записка, а грубая карикатура на Рощезвона, который был изображен преследующим Ирму Хламслив с лассо в руке. Рисунок был сделан очень неумело и совсем не смешно, и Тит, у которого совсем не было настроения для насмешек, бросил ее назад через плечо. Но мелькнувший в воздухе бумажный комок в этот раз привлек внимание Рощезвона.

— Что это такое было, мой дорогой мальчик?

— Эээ.. просто скомканный кусочек бумажки, господин Рощезвон.

— Принеси ее своему учителю. Это даст ему возможность хоть чем-то заняться. Он сможет поупражнять свои старые пальцы, разворачивая ее. Чем же еще заняться до конца этого урока?.. — А потом добавил, словно размышляя вслух: — О крошки, грудные младенцы... крошки и младенцы... как ваш старый учитель иногда от вас устает!