Катарина кивнула.

— Значит, вы беспокоитесь о моей репутации?

— Что вы, госпожа, — он весь зарделся от смущения. — Мы доверяем господину Хью и не верим всем этим россказням. Но будет лучше, если вы сыграете со мной в шашки, чтобы заставить замолчать злые языки.

Когда Хью, Бастон и Гриер вернулись в лагерь, таща с собой на длинной жерди добытого кабана, было уже темно, а из кучки сгрудившихся у костра людей доносились громкие возгласы и смех, перемежаемый изредка витиеватыми ругательствами. Подойдя к костру, Хью похлопал по плечу Весли дю Фона и спросил:

— Кто выигрывает в кости?

Весли взглянул на него и ухмыльнулся.

— Это не кости, Хью. Госпожа Катарина уже трижды обыграла Гладмура в шашки, а он считается лучшим игроком в Авиньоне! Мы опасаемся, что вскоре он лопнет от досады.

Войдя в круг зрителей, Хью поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Катарина своей дамкой «съедает» последнюю шашку соперника.

— Вот и все! — сказала она с победным блеском в глазах.

— Но, мадемуазель, — запротестовал Гладмур. — Как получилось, что вы снова выиграли? Здесь какое-то колдовство!

Катарина добродушно рассмеялась и подмигнула ему.

— Ты же не спросил меня, насколько я сильна в шашках, когда предлагал сыграть партию. Я не знала, что когда играешь с тобой, нужно обязательно проигрывать. Может, сыграем снова? Я согласна дать тебе еще один шанс.

— Ну, уж нет, госпожа, — сказал Гладмур, вставая с пенька, на котором сидел, — пусть уж какой-нибудь другой дурак попробует обыграть вас.

— Попробуйте вы, господин, — предложил Аврил, ткнув Хью под ребро.

— И вправду, Хью, давай сыграем.

Хью открыл, было, рот, чтобы отказаться, но передумал, увидев сияющее лицо Катарины. Он присел на пенек, который только что освободил Гладмур и, подперев голову рукой, стал наблюдать, как Катарина расставляет фигуры. Окружающие затихли в ожидании захватывающего поединка.

— Ты сел на место проигравшего, так что первый ход — твой.

Хью удивленно поднял брови.

— Как бы тебе не пожалеть об этом, Катарина.

Наконец игра началась. Оба игрока были чрезвычайно осторожны и не спешили делать рискованных ходов, прощупывая оборону противника. Болельщики, наблюдающие за игрой, приветствовали каждый удачный ход одобрительными возгласами. В результате Хью достиг значительного перевеса, но вдруг Катарина сделала несколько ловких ходов, и он обнаружил, что партия завершена, и, как это ни прискорбно, не в его пользу.

— Хью, ты никогда не говорил мне, что так хорошо играешь, — тепло улыбнувшись ему, заметила Катарина. — Тебе следовало бы играть чаще.

Хью посмотрел на доску, и в памяти его всплыли возмущенные тирады Адели, которая требовала, чтобы он оставил это богопротивное занятие — так она называла игру. Уж более шести лет Хью не садился за игорный стол — будь то кости, шашки или шахматы. Он посмотрел на лица окружавших его людей и снова перевел взгляд на Катарину. Он никогда не мог понять, что же плохого в этой игре, но Адель настойчиво цитировала ему стихи Писания и вела длинные беседы со священником о том, что Хью слишком подвержен мирским соблазнам. Сейчас он физически чувствовал неодобрение Адели, и это отравляло ему удовольствие от происходящего. С каждым днем он был все ближе к Понтуазу и к Адели, и ему казалось, что она наблюдает за ним днем и ночью. Он явственно слышал ее нотации и нравоучения о том, чего он не достиг и что он должен совершить.

— Ну, ладно, — Хью запустил руку в кошелек, привязанный к поясу, и вытащил оттуда золотую монету. — Победитель должен получить приз, — бросив монету на доску, он повернулся и пошел прочь. Мужчины расступились, пропуская его, и Хью, пройдя мимо палаток и стреноженных лошадей, исчез во тьме.

Катарина молча смотрела на золотой соверен, вертящийся на доске, и чувствовала, как краска заливает ей щеки.

— Госпожа, он не хотел вас обидеть, — попытался успокоить ее дю Фон.

— Это просто шутка, — подхватил Бастон Сютони.

Схватив монету, Катарина помчалась вслед за рыцарем.

— Хью! — крикнула она, задыхаясь от возмущения. Он продолжал шагать по замерзшему полю, не оборачиваясь на ее зов. Катарина побежала быстрей. Подхватив юбки, она мчалась за ним, сжав монету в руке.

— Хью! Стой!

— Возвращайся назад, Катарина! — ответил Хью холодным, суровым тоном, в котором сквозило еще что-то, чего Катарина не могла понять. Но возвращаться она не собиралась, во всяком случае, до тех пор, пока не скажет Хью того, что собиралась сказать.

— Ваша монета, господин Вунэ, — Катарина протянула ему золотой, как будто это было какое-то отвратительное насекомое.

Хью не шелохнулся.

— Тогда пусть она гниет в грязи, — заявила она, бросив монету в траву между ними. — Скажи, Хью, чем я заслужила такое предательство? Ты вступил в игру по своей воле, никто не заставлял тебя. Неужели только оттого, что ты проиграл, твое доброе расположение духа уступило место злобе? Не думаю.

Может, это оттого, что ты увидел, что я развлекаюсь и веселюсь? А может, ты разозлился оттого, что сам получил удовольствие от игры? Что плохого в том, что можно наслаждаться жизнью? Кто внушил тебе это? Сколько раз я видела, как ты веселишься от души и вдруг, словно заставляешь себя прекратить это. Что с тобой происходит?

Я хочу кое-что сказать тебе, Хью. Хочу, чтобы ты знал, чтобы ты помнил об одном — ты доставляешь мне радость, сердце мое наполняется счастьем, когда я с тобой. Я знаю, что нам не суждено быть вместе. Я помолвлена и скоро нам предстоит расстаться навсегда, но это не меняет того обстоятельства… что я люблю тебя!

Хью, слушавший ее с опущенной головой, вздрогнул при этих словах.

— Это правда, Хью, — продолжала Катарина, не отрывая своих зеленых глаз от его пронзительно-синих, смотревших на нее с изумлением. — Я люблю тебя.

Хью показалось, что руки его обладают какой-то своей, не зависимой от него волей. «Господи, прости меня», — подумал он, сжимая ее в объятиях. Она казалась мягкой, как бархат, теплой, как огонь, но при этом живой, реальной, той, о которой он мечтал всю свою жизнь.

Она обняла его за плечи, и Хью почувствовал, как ласковые пальцы перебирают его волосы. Подняв к нему лицо, Катарина доверчиво смотрела в синие глаза. Теплая волна захлестнула его. Хью зарылся лицом в ее глею, вдыхая теплый аромат ее кожи, нежно касаясь губами ямочки над ключицей.

— Катарина… — вырвался у него вздох, идущий откуда-то из глубины его страдающей души. Никогда он не нуждался ни в ком так, как в Катарине. Она воплотила в себе все его давнишние мечты и сновидения, которые он никогда не надеялся увидеть в реальности. Он услышал, как она шепчет его имя, и крепче прижал возлюбленную к себе. Губы их встретились, и никакая сила на свете не могла бы разделить эти души, так давно стремившиеся друг к другу. Чувство всепоглощающей нежности, захватившее его, исторгло из груди Хью хриплый стон.

— Я люблю тебя, Катарина! — слова шли откуда-то из самого сердца. Он понял, что любовь его более реальна, чем звезды над головой, чем земля под ногами. Он забыл об Адели, о долге, о законах и правилах. Была только Катарина и его великая любовь к ней.

— Я люблю тебя, — шептал он, задыхаясь и прижимая ее к сердцу. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул свежий ночной воздух. — Я люблю тебя! «И да простит меня Господь!»

Глава четырнадцатая

Когда Хью с Катариной вернулись в лагерь, подготовка к ужину шла полным ходом. Кто-то рубил ветки для костра, другие нарезали свежее сочное мясо, чтобы зажарить его на вертеле. Все казались чрезвычайно занятыми, и даже Аврила нигде не было видно. Катарина сразу же направилась в свою палатку и, скрывшись за полотняными стенами, присела на брошенные на землю одеяла. Глядя перед собой затуманившимся взором, она пыталась осмыслить происшедшее.

В душе ее боролись два противоречивых чувства — счастье и боль. Слова, сказанные Хью, продолжали звучать в ее ушах. Она, казалось, и сейчас чувствовала сильные руки Хью, обнимающие ее. Его поцелуй, подобно эликсиру жизни, пробудил в ней силы, о существовании которых она до сей поры не подозревала.