— То есть, это сделал ты, генерал? — Горбачев грудью налег на край письменного стола, словно хотел сдвинуть его с места. — Твоя контора?
— Либо моя, либо — военная разведка… — Генерал тяжело засопел. — Больше некому, товарищ генеральный секретарь.
— Следовательно, ты допускаешь, что в Комитете государственной безопасности, без твоего ведома кто-то мог осуществить ПОДОБНОЕ? Смотри мне в глаза, генерал: ты это допускаешь?
— Да, товарищ генеральный секретарь, — кивнул шеф КГБ. — Я это допускаю.
— Имена? Цели? Факты?
— Дайте мне несколько суток, и я отвечу на все вопросы.
— А что скажешь насчет Евсеева, генерал? — зловеще спросил Горбачев. — Он мог санкционировать такую акцию?
— Нет, товарищ генеральный секретарь, — председатель КГБ мотнул крупной головой. — Это совершенно исключено!.. Я знаю Евсеева почти тридцать лет, мы вместе заканчивали академию генштаба. Это очень умный, осторожный и опытный военный, проверенный и преданный отчизне офицер. На посту начальника ГРУ я лично не припомню человека, более компетентного и лояльного. И, самое главное, он — настоящий коммунист. Я даже подумать не могу, что Евсеев мог санкционировать эту диверсию. Да и потом, товарищ генеральный секретарь, возможности военной разведки в этом плане значительно более скромны, нежели возможности комитета госбезопасности… Охрана «Внукова» — целиком под контролем людей из нашего Третьего главного управления… Людям из военной разведки там даже чихнуть не дадут…
— Как, по-вашему, генерал… — Министр иностранных дел, спрашивал, тщательно подбирая слова. — С оперативной точки зрения подготовка такой диверсии — дело непростое?
— Более чем непростое, — угрюмо кивнул председатель КГБ.
— Итак, представим себе, что кто-то в аппарате КГБ СССР решил осуществить эту акцию в обход председателя… Как, по-вашему, кем по должности, по уровню руководства должен быть этот человек? Заведующий отделом?
— Думаю, не меньше, чем начальник управления.
— Любого управления? — уточнил министр иностранных дел.
— Практически, любого, — подумав, кивнул генерал. — Даже девятого…
— Господи, до чего мы докатились! — вздохнул Горбачев и, сняв очки, начал их медленно протирать.
— Неужели, возможности начальников управления КГБ так широки? — продолжал допытываться министр.
— К сожалению, это так.
— А мог это сделать Воронцов? — вопрос Горбачева прозвучал неожиданно.
— Юлий Александрович? — широкие брови председателя КГБ сошлись к переносице. — А почему вы спрашиваете именно о нем, Михал Сергеич?
— Потому, что он мне не нравится! — отрезал генсек. — Этого аргумента хватит, или нужно еще что-то?
— Как я уже говорил, Михал Сергеич, это мог сделать любой начальник управления. Но дать точный ответ я смогу не раньше, чем через несколько дней. Речь идет о заслуженных людях, генералах, у каждого из которых — огромные заслуги перед Родиной. Я не могу, не имею морального права огульно бросить тень подозрения на кого бы то ни было…
Горбачев крякнул, но промолчал.
— Вы полностью исключаете вероятность того, что ГРУ все-таки имела отношение к этой диверсии? — спросил министр иностранных дел.
— Видите ли, на территории страны возможности нашей военной разведки довольно ограниченны… — Генерал озабочено поскреб стриженный под машинку затылок с тремя продольными складками. — Кроме того, сама структура ГРУ более схематична и контролируема, нежели органы госбезопасности… Конечно, то, что я сейчас говорю, свидетельствует не в мою пользу, но вы должны это знать, товарищ генеральный секретарь… — Генерал повернулся к Горбачеву. — Вероятность того, что диверсия была разработана и осуществлена кем-то из людей ГРУ, минимальна. Я не думаю, что…
— Будем считать, что я оценил твою объективность, генерал, — Горбачев презрительно усмехнулся. — Но ты не учел весьма важную вещь. Ну-ка, ответь: кому непосредственно подчиняется начальник военной разведки?
— Министру обороны.
— А председатель КГБ?
— Политбюро.
— Генеральному секретарю партии, — уничтожающе улыбнувшись, уточнил Горбачев. — Улавливаешь разницу, генерал?
— Не совсем, Михаил Сергеевич.
Генсек развел руками, потом тяжело вздохнул и повернулся к министру иностранных дел:
— Объясни ему ты! У тебя это получается лучше…
— Видите ли, — сочный, гортанный баритон министра звучал вкрадчиво и максимально доверительно. — Эта… диверсия преследовала вполне конкретную цель. Она была направлена, как мы полагаем, на подрыв международного авторитета лидера нашего государства. То есть, цель данной акции — сугубо политическая и никакого отношения к задачам спецслужб не имеет. Кроме того, мы располагаем кое-какой оперативной информацией о готовящемся заговоре с целью физического устранения генерального секретаря, а потому связываем все эти факты в общую картину реально готовящегося государственного заговора… — Министр иностранных дел сделал паузу, давая шефу КГБ время осмыслить услышанное.
— Почему же мне об этом ничего не известно? — в голосе председателя КГБ зазвучала нескрываемая досада. — Выходит, грош мне цена, как руководителю органов безопасности, если такую важную информацию сообщаю не я…
Министр иностранных дел посмотрел на Горбачева и тут же перевел взгляд на генерала:
— Не совсем так, уважаемый… В вашей лояльности и профессионализме никто не сомневается, поверьте! Да и информация, о которой я сказал, получена нами всего сутки назад из источников, весьма далеких от КГБ… Что же касается анализа ситуации, относящегося к вероятным исполнителям этой акции, который вы только что сделали, то в целом это совпадает с нашими оценками. Таким образом, самое важное для нас сейчас — определить, откуда именно, из какого ведомства исходит угроза и предпринять соответствующие меры для ее полной нейтрализации. Повторяю: ваша лояльность, товарищ генерал армии, сомнений не вызывает. Именно поэтому вы участвуете в совещании и продолжаете занимать один из самых важных государственных постов. Мы высоко ценим ваш профессионализм и принципиальную позицию коммуниста… В то же время ситуация складывается щепетильная. С одной стороны, мы не имеем права бросить тень подозрения на преданных делу партии и перестройки людей. Тем более, что их политический УРОВЕНЬ полностью исключает право на ошибку. А с другой, мы вынуждены действовать в условиях жесточайшего цейтнота. Никто точно не знает, существует ли вообще угроза заговора, а если существует, то насколько она серьезна. И самое главное: каким временем мы располагаем? Как я уже говорил, мы располагали кое-какими фактами еще до авиакатастрофы «Боинга». Случившееся склоняет нас к мысли, что на самом деле ситуация даже более серьезна, чем мы думали…
Министр иностранных дел сделал паузу и вновь посмотрел на Горбачева. Генсек едва заметно кивнул.
— В итоге мы приняли решение создать специальную группу, в которую должны войти наиболее проверенные и профессионально подготовленные сотрудники — оперативные работники, аналитики, специалисты по связи и так далее. Для деятельности этой группы открывается специальный канал финансирования. Группа получит все, что потребуется от любой партийной или государственной структуры. Причем получит безотлагательно, без вопросов. Соответствующие распоряжения уже сделаны. Эту группу в течение суток сформируете и возглавите вы, товарищ генерал армии. Вам категорически запрещено перепоручать эту миссию кому бы то ни было! О существовании, а также о настоящих целях и задачах группы будут знать только три человека. То есть, мы, товарищ генерал. Вам также надлежит так построить работу с этой группой, чтобы КОМПЛЕКС поставленных задач оставался тайной для всех без исключения. Каждый должен решать только узкую проблему. Сводить материал воедино можете только вы. Задача группы: в максимально сжатые сроки провести оперативное расследование, выявить людей или организации, причастные к взрыву «Боинга», а также тщательно проверить все сигналы о готовящемся заговоре. Для отвода глаз завтра утром будет объявлено о создании специальной комиссии по расследованию причин авиакатастрофы в Швейцарии. В нее войдут представители министерства иностранных дел, а также несколько высокопоставленных офицеров МВД. Мы сознательно не включаем в группу ни одного представителя КГБ. Надо усыпить бдительность заговорщиков — естественно, если они реально существуют — и дать им понять, что руководство страны считает все случившееся в Швейцарии обычной авиакатастрофой… У меня все, товарищи.