Виктор тут же заключил Таню в свои успокоительные объятья.

Где-то через час, когда они разомлевшие лежали рядом на широкой Таниной кровати, он, медленно и лениво проходя пальцами по ее позвонкам, вдруг спросил:

Тань, а с Серегой Ермаковым вы давно не встречаетесь?

И тут же ощутил, как спина под его рукой напряглась. Таня помолчала несколько минут, потом ее отпустило, спина расслабилась. Она спросила отстраненным безжизненным голосом:

Ты знал? И давно?

Знал. Помнишь, я в Праге тебя спросил, есть ли у тебя кто-нибудь. Ты мне ответила, что есть. А когда я на похоронах Серегу увидел, понял... И тогда же почувствовал, что это ненадолго.

Она ответила все тем же пустым голосом:

Понятно. Ну, примерно с тех пор у нас ничего и не было, может, немного раньше. Но если по правде, оно уже давно рассасывалось. Чтобы закрыть тему, скажу: никто никого не бросил, просто все себя исчерпало. Да и не надо оно было никому. Так, воспоминания детства плюс группа гормональной поддержки. Хотя, когда все начиналось, какие-то иллюзии были. Мы с ним стали встречаться вскоре после того, как я тебя в нашем гастрономе увидела. Помнишь?

Ну еще бы не помню. Но ты меня опять удивляешь... Ты так это говоришь... Я не знаю ни одной другой женщины которая смогла бы так честно и прямо сформулировать. Да еще и не подружке, а мужчине. Прости за мой бестактный вопрос. Если честно, я сам не знаю, почему его задал. Ревновал, наверное. Глупо.

Да уж, не слишком умно. Я тебя о твоих женщинах расспрашивать не собираюсь.

Не царское это дело?

Вот именно.

Ага, А вот я спрашиваю, потому что никак не могу понять, как мужчина, который был с тобой, мог тебя не любить... не сходить по тебе с ума... отпустить просто так, отдать без борьбы... И не отвечай мне, пожалуйста, а то я не знаю, что будет.

Татьяна засмеялась низким грудным смехом, от которого у Вити все внутри переворачивалось. А она перекатилась на спину и, глядя ему прямо в глаза, сказала:

Я люблю тебя, Андрианов. Я это говорю первый раз в жизни. Запомни, потому что повторять не буду.

Утром гордый собой Виктор отправился домой, Таня осталась. Она планировала разобрать вещи, решить, что взять с собой, а что отправить на хранение. Да еще нужно повесить в интернете объявление о продаже машины. Сговорились встретиться за ужином. Татьяна не хотела оставаться там, куда, по ее мнению, мог в любую минуту нагрянуть тот же Туманский.

У Виктора были свои опасения, но озвучивать их он не стал. Взял только Танин паспорт, чтобы оформить доверенности на обе машины.

После его отъезда Татьяна спустилась в магазин, выпросила у знакомой продавщицы коробки, вернулась и стала потихоньку укладываться. Вещи Толи — на хранение, ее одежку — с собой. Часа через три посреди комнаты красовалась пирамида из битком набитых коробок, но вещей в шкафах почему-то меньше не стало. И тут вдруг раздался телефонный звонок. Номер незнакомый. Кто бы это мог быть? Разумнее всего было не ответить, но Таня машинально взяла трубку.

Татьяна Павловна, – раздался знакомый слащавый голос, – Вы дома.

Батюшки мои, Святослав Вадимович Кореньков, давно не виделись. Ну не наглость? Он не спрашивает, он утверждает.

Святослав Вадимович, я дома, но не понимаю, какое это к Вам может иметь отношение.

Татьяна Павловна, я занял Вашу должность и хотел бы прояснить с Вами некоторые моменты.

Интересно, из какого гардероба он вдруг выскочил? Или все это время сидел в засаде? Тане очень хотелось послать нахала куда подальше, но любопытство, как водится, победило.

Не знаю, чем могу Вам помочь, но спрашивайте. За спрос денег не берут.

Не по телефону, Татьяна Павловна. Мы могли бы встретиться?

Где и когда?

Танин голос звучал жестко. Она чувствовала во всем этом какую-то подставу, но желание понять, что происходит, было сильнее доводов рассудка. Через час, одетая в скромный сарафан и босоножки, но причесанная и накрашенная, она спустилась во двор, где Кореньков ждал ее, стоя у своей машины. Предложил посидеть в кафе, Таня согласилась, но настояла на ближайшей Шоколаднице. Почему-то ей казалось, что в дорогом элитном месте ее подстерегает опасность. Лучше находиться на людях.

Святослав удивился, он сопротивляться не стал. Подходящее кафе находилось совсем близко, через два квартала, так что скоро они уже сидели за столиком. Таня заказала по привычке американо, ее собеседник — крепчайший двойной эспрессо. Говорили о кофе, сравнивали московские кофейни, не переходя к делу. Татьяна решила для себя: ему нужно, пусть он и беспокоится. Она просто попьет кофе. Наконец Кореньков решился:

Татьяна Павловна, наверное, прежде чем задавать вопросы, я должен объясниться.

Было бы неплохо. Честно говоря, я удивлена, узнав, что теперь Вы на моем месте. Когда-то Вы ушли с неприличной поспешностью, так что такая рокировка меня заинтриговала.

Я всегда уважал Вас за ум, но не мог представить, что Вы такая наивная. С самого начала я работал на Вашего бывшего мужа, а моего актуального любовника. Конечно, ваш дорогой Лев Генрихович тоже был моим любовником, мы с ним тогда крепко поссорились. Потом, правда, помирились. Но это уже другая история.

Ох и ни фига себе заявочки! Действительно, дурой надо быть, чтобы так ушами хлопать. Почему-то Таня всегда исходила из того, что Туманский — гетеросексуал, хотя бабушка Люся на что-то такое намекала.

Замечательно, я действительно выхожу дура набитая.

Ну, не стоит так строго к себе... Вы очень умны, надо отдать Вам должное. Фирму поставили просто образцово, тут я могу только кланяться и благодарить. Но в делах, или, скорее, в интригах, Вы как дитя. Евгений гениальный человек. Он давно хотел прибрать к рукам холдинг, практически с тех пор, как Вы устроились туда работать. Для этого внедрил к Фромбергу сначала Олега в качестве референта, потом меня на должность финансового директора.

Через хозяйскую постель?

Грубо, но довольно точно. Я не обижаюсь, Татьяна Павловна, Вы имеете право быть недовольной: Вас использовали втемную. Но я не пытаюсь оправдываться, просто рассказываю, что и как. Может этот опыт окажется небесполезным в дальнейшей жизни.

Все может быть, но я бы хотела быть как можно дальше от такой жизни, где смогла бы использовать этот опыт. Значит, Вы были любовником всех на свете: и Льва, и Евгения.

Хочу уточнить: я хорошо относился и отношусь к Левушке, он умен и всегда был со мной добр, даже когда мы поссорились. Но если говорить о чувствах, они все отданы Жене. Я его обожаю, он прекрасен. Его ни с кем не сравнишь. Жалко, что он моих чувств не разделяет, я для него только инструмент.

Ваши страдания от неразделенной любви к господину Туманскому меня мало интересуют.

В голосе Тани звучала сталь. Кореньков засуетился.

Ах, простите, Татьяна Павловна. Я увлекся, потерял самоконтроль. О чем это я? Да, Вы могли бы посмотреть кое-какие бумаги и дать по ним свои комментарии?

А мое время будет оплачено?

Ну. Вы же не передавали дела. Хотя должны были...

Ага, по-вашему, я должна это делать безвозмездно, то есть даром. Ничего не выйдет. После разговора с Вашим обожаемым Туманским я и пальцем не пошевелю, пусть холдинг идет к черту.

В этот момент зазвонил Татьянин мобильник. Виктор. Она извинилась, взяла телефон и вышла на улицу, чтобы поговорить без помех. Коротко сообщила где находится и с кем разговаривает. Витя заволновался, предложил приехать. Она отказалась, пообещав встретиться с ним вечером. Пообедать вместе не удастся. Вернувшись в кафе, увидела сияющего как медный самовар Коренькова.

Татьяна Павловна, я получил санкцию, мы Вам заплатим за консультацию. Тысяча долларов Вас устроит.

Ну, если учесть, что контрактов я за последнее время нагребла для компании на несколько миллионов этих самых долларов... Ладно, гляну Ваши бумажки.

Святослав начал выкладывать из портфеля договоры, Таня давала по каждому краткий комментарий, тут же записывала все на листочке, который Кореньков подкалывал к документу. Увлекшись привычной работой, она не сразу заметила, что за столом их стало трое. Насмешливое лицо Евгения Ивановича она сначала восприняла как наваждение, и лишь потом сообразила, что он присоединился к ним уже минут пять как. Поняв, что ее в очередной раз развели, она оттолкнула бумаги.