Изменить стиль страницы

Мой взгляд метнулся к адресной строке. Лилслайф. Лил. Лили. Та, о которой я так часто слышала. Это она. Она что, девушка Киллиана? Он же сказал своему сомнительному психиатру, что они были только друзьями…

У меня неприятно заныло в груди, и я обхватила себя руками. Это не ревность, нет. Кого тут ревновать и к кому? Псевдо-гота к его простушке-может-быть-девушке? Просто я никогда и ни на кого так не смотрела, даже на Криса в наши самые лучшие дни, и уже не посмотрю, потому что мертва, и Киллиан никогда не улыбался мне так…

Мои мысли прервало громкое всхлипывание Джуни.

— Прости, Лил. Я пытаюсь, — прошептала она. По ее щекам текли слезы, смешанные с тушью. Она снова посмотрела через плечо, на месте ли библиотекарь, затем повернулась лицом к компьютеру, поцеловала кончик указательного пальца и прижала его к губам Лили на фото.

Ничего себе! Что здесь творится?

Пока я таращилась на нее, открыв рот, Джуни закрыла интернет-браузер и выключила компьютер. Она встала, подхватила с пола рюкзак и пошла к двери с видом человека, решительно настроившегося что-то сделать. Цепочка с черепушкой на ее шее позвякивала при каждом твердом шаге.

Я, конечно же, последовала за ней. Голова гудела от мыслей. Если Лили была девушкой Киллиана, то Джуни странным образом проявляла свою симпатию. Нет, ну правда. Меня не пугают геи и лесбиянки. И я не думаю, что каждая лесбиянка в школе хочет меня, но кто-то из них точно хочет, как и парни-натуралы. Но я так же знаю, что они не загонят меня в туалете в угол, пытаясь совратить и сделать такой же. Умоляю вас, Алона Дэа — лесбиянка? Это вряд ли. Слишком люблю мужское тело.

Джуни же ведет себя… странно. И что-то как пить дать случилось с той цыпочкой Лили. Они всегда говорят о ней тихо и благоговейно. Она умерла? Тогда почему Джуни сказала Киллиану что-то о том, чтобы навестить ее в больнице?

Все оставшееся утро я следила за ней, оставляя только когда к ней приближался Киллиан. Со мной он выглядел несчастным. Таким грустным. Избегать его было проще простого. Он же не мог позвать меня, так ведь?

К сожалению, больше Джуни ничего интересного не выдавала. Никаких спиритических сеансов в туалетной кабинке или кровавой жертвы в шкафчике. Джуни, как любой нормальный — насколько это для нее возможно — человек, ходила на занятия. Пока не настал последний урок.

Забросив рюкзак на плечо и вцепившись в лямку, Джуни поспешила в класс химии. Моя невыносимая скука была разбита вдребезги небольшим, но странным изменением в ее поведении. За те бесконечные часы, что я наблюдала за ней, Джуни никуда не спешила, в особенности — на занятия. Всем своим видом она говорила, что ее абсолютно ничего не заботит. Что само по себе было полною чушью. Прежде всего потому, что она явно слишком заботилась о том, чтобы люди думали, что ее ничего не заботит. Но пофиг.

Я пошла за ней и с изумлением увидела, как она, сев за лабораторный стол, осторожно вытащила из рюкзака учебник по химии и тетрадь и положила их рядом… за целых две минуты до начала урока.

Мистер Герри одобрительно кивнул ей со своего стоящего впереди стула.

— Да что тут происходит? — пробормотала я.

В класс зашли остальные ученики, включая Дженнифер Майер в жутчайшей клетчатой мини-юбке. Меня аж передернуло. Клетка… это модно было в середине девяностых.

Прозвенел звонок, и в следующие тридцать три минуты я лицезрела совершенно другую Джуни Трэвис. Она поднимала руку чуть ли не на каждый вопрос, вызвалась раздать защитные очки и, не жалуясь, единственная из всего класса надела защитную перчатку — Мистер Герри решил, что пирсинг между ее большим и указательным пальцами может раскалиться под язычками огня горелки Бунзена.

Вы сейчас наверное думаете: «О, как мило. Великая Жрица Боли нашла что-то, в чем преуспевает и что социально приемлемо». Так вот смею заверить вас: в химии она… полный лох. Почти на все вопросы она отвечала неправильно и давала верный ответ лишь тогда, когда успевала найти его в учебнике, лихорадочно пролистав страницы. Еще она умудрилась уронить две мензурки — слава богу, пустые! — и чуть не расплавить свои собственные защитные очки, слишком близко наклонившись к горелке. Короче говоря, она просто-напросто ходячее бедствие. Но она старалась… чего я не понимала, пока не настали последние десять минут занятия.

Когда часы показали 14:15, и до конца урока и вообще занятий оставалось целых пятнадцать минут, Джуни перестала работать и начала убирать все со стола. К 14:20 она уже была полностью готова отчалить, собрав вещи в рюкзак и молча таращась на мистера Герри.

Сокрушенно вздохнув над очередной попыткой Дженнифер Майер и Эшли Хикса правильно провести ежедневный эксперимент, мистер Герри поднял взгляд и увидел Джуни, напряженно выпрямившуюся и нервно качающую ногой. Он неохотно кивнул, и Джуни вскочила со стула, забросила рюкзак на плечо и практически выбежала из класса.

Ошеломленная ее внезапным уходом — в этот момент я развлекалась наблюдением за Джесом Макгаверном, который горелкой Бунзена подогревал и изгибал принесенную из кафе пластиковую соломку, составляя из нее нецензурные слова, — что мне пришлось за ней бежать.

Пригнув голову, Джуни пронеслась по коридору и ступеням и выскочила из школы. Интересно… Ей остается только надеяться на то, что Брюстер ее не видел. Он из тех, кто устраивает разнос за пропуск занятий, даже если пропущено всего десять последних минут.

Перейдя на легкий бег — ненавижу потеть, — я догнала Джуни у Круга и последовала до ее машины, Смертельного Жука. Кинув рюкзак на заднее сидение, она села за руль и завела машину. Я же все еще торчала у двери, пытаясь пройти через метал.

Джуни дала задний ход.

— Осторожно! — Я рывком прошла сквозь дверь, стараясь не обращать внимания на охватившую тело ледяную дрожь. — Куда ты, что б тебя, так спешишь?!

Джуни со скоростью света выехала со стоянки, взметая шинами гравий и оставив после себя длинный шлейф дыма. Она повернула на Хэндерсон-стрит, затем налево, на Главную улицу. Еще парочку поворотов, и я поняла, что она направляется в город.

Декатур у нас не культурный центр, а рабочий. В нем расположены фабрики и заводы, которые соответственно дают рабочие места. А люди живут в маленьких городках около него, таких как Граундсборо, и ездят в Декатур на работу. В особенно ветреные дни до нас доносятся запахи обработки бобовых с фабрик «Стэйли» и «ЭйДиЭм». Пахнет так, словно варишь пюре быстрого приготовления. Я, бывало, дождаться не могла, когда же свалю отсюда и от этого запаха. Но если бы запахло бобами сейчас, то я бы порадовалась. Я умерла, но при этом есть вещи, которые не изменились для меня.

В любом случае, Декатур предоставлял кинотеатр, молл и больницу. Вообще-то, большой кинотеатр и молл являлись частью Форсиса — еще одного невзрачного городка, примыкающего прямо к Декатуру, но это не имело значения, так как Джуни вряд ли ехала веселиться.

Моя догадка была подтверждена через двадцать минут, когда Смертельный Жук припарковался на стоянке больницы Святой Катерины. Джуни упоминала о том, что навещала в больнице Лили. Я выпрямилась на сидении. Наконец, что-то новенькое! Может быть, я получу ответы на кое-какие свои вопросы.

Джуни поставила рычаг коробки передач на нейтралку, подхватила с пола у моих ног рюкзак, выскочила из машины и побежала к больнице. Вздохнув, я последовала за ней. Не понимаю, чего так спешить? Если Лили в больнице, то куда она денется?

Джуни прошла через вращающиеся двери, и я скользнула в здание вслед за ней, предоставив ей раздвигать передо мной стеклянные и металлические двери. Она немедленно направилась к лифту и нажала на кнопку вызова. Пока мы ждали его — я, может, и поняла, как проходить через стены и твердые предметы, но до левитации еще не дошла, а по лестнице подниматься тоже было неохота, — я обратила внимание на то, как много медсестер ходит туда-сюда со своими сумками и вещами. Меняется смена?

Лифт наконец приехал, и Джуни нажала на кнопку пятого этажа. Короткое время спустя, в течение которого я напряженно думала о том, какой твердый в лифте пол, мы прибыли на место назначения — детский этаж. На стене напротив лифта красовались пушистые облака, радуги и ярко-желтые смайлики — точно такие можно увидеть на бамперных наклейках с надписью: «Дерьмо случается». Подозреваю, что каждый больной ребенок с этого этажа знает об этом.