ПРОЛОГ

1

Все началось на улице Биргера Ярла в кондитерской Чельсона.

Вивиан и ее подруги по нормальмской муниципальной женской школе заходили сюда после уроков или когда в расписании было окно. В кондитерской они делали уроки, болтали и пили чай.

Девочек звали — Вивиан, Сульвейг, Гудрун, Катрин и Астрид. Они поклялись друг другу в вечной дружбе, что бы ни случилось. Вивиан слепо поверила клятве, поверила с неколебимой убежденностью десятилетнего пацана, который брезгливо уверяет, что в жизни не будет курить, — пять лет спустя он цедит с сигаретой во рту: «Не лезь не в свое дело!»

В кондитерской Чельсона проводил дневные часы и Бёрье, которому не хотелось сидеть взаперти в тесной студенческой комнатушке.

Девушки замечали каждый его шаг. Бёрье был года на два старше их, носил берет и остроконечную бородку. Этого с лихвой хватило, чтобы произвести на них впечатление.

Кое о чем Бёрье, наверно, подозревал, но девушки, все скопом были просто-напросто в него влюблены. Каждый раз, когда он вставал, чтобы налить себе кофе, они переглядывались, а если он проходил мимо них, хихикали. Между собой они прозвали его Эспаньолкой.

Вивиан была уверена, что он художник, Сульвейг считала, что он похож на Ингмара Бергмана. «Только, конечно, гораздо моложе», — торопливо добавляла она. Гудрун утверждала, что он иностранец, венгр или что-нибудь в этом роде, и бежал из горящего Будапешта. Только Катрин презрительно фыркала: «Воображало и все дела!»

Катрин была влюблена больше всех.

Астрид, когда разговор заходил о Бёрье, таинственно улыбалась. Астрид была лидером и королевой в их компании. Девушки все как одна были уверены — выбор пал на Астрид.

— А на кого же еще? — вздыхала Сульвейг. — Не на меня же с моим крысиным хвостиком.

— И вовсе он у тебя не крысиный! — возражала Астрид и, встряхивая копной золотистых волос, радостно смеялась.

Астрид и сама знала, что выбор пал на нее и ни на кого другого. Она всегда и во всем была первой — шла ли речь об успехе у мальчишек или о победе в соревнованиях по спортивной ориентировке. Астрид могла себе позволить утешать других.

Девушкам нравилось болтать о нем и о ней. Каждое движение Бёрье они отмечали и толковали в духе своих представлений о нем, каждое произнесенное им слово соотносили с планом военных действий, который должен был свести его с Астрид. Язык знаков был неопровержим. Эспаньолке оставалось одно — покориться судьбе.

Не станет же он отрицать, что встал, чтобы налить себе кофе, как раз тогда же, когда и Астрид. А в тот раз, когда он задел локоть Астрид своей сумкой — знаем, знаем, что это значит. А как многозначительно он потом извинялся, а как улыбался ей загадочной улыбкой, словно один заговорщик другому. «Вот нахал!» — восторженно восклицали они. И Астрид, окруженная своим хихикающим и шушукающимся придворным штатом, самоуверенно и царственно улыбалась ему в ответ. Улыбалась не слишком часто и не слишком зазывно, чтобы он не вообразил о себе слишком много!

Вивиан уже больше года была тайно влюблена в Бёрье, но ни на что не надеялась. Что кому суждено, то и сбудется. Кто такая Вивиан, чтобы бунтовать против Бога? Она может сколько угодно сохнуть по этой загадочной Экспаньолке, замуж когда-нибудь придется выйти за того, кто захочет ее взять.

Вивиан критическим оком разглядывала себя в зеркале в отделении женского готового платья в магазине Пауля У. Бергстрёма. Хуже всего, что она вымахала в такую каланчу — на целых десять сантиметров выше остальных подруг. Это ей ужасно мешало, она нарочно сутулилась и пригибала шею. К тому же она на редкость косолапая — у нее не найдется платья, на которое она не посадила бы пятна.

Зато в лице Вивиан, если не считать носа картошкой, особых недостатков не было. Глаза красивые, волосы почти такие же светлые, как у Астрид, — жаль, нос портил все. Что ж, сухо констатировала Вивиан, придется держаться тех, кто может положить на нее глаз. Если однажды появится двухметровый мужик, который не станет потешаться над ее носом-картошкой, придется выйти за него и считать себя счастливой.

Требовать большего Вивиан не смела.

2

Неудивительно, что Вивиан опешила, когда однажды днем, поджидая в одиночестве своих подруг, она увидела, как Бёрье вдруг встал и подошел к ней.

— Не помешаю, фрёкен? — спросил Бёрье.

— Астрид скоро придет, — забормотала Вивиан и, покраснев, потупилась.

— А кто такая Астрид? — невинным голосом спросил Бёрье.

Вивиан сделала попытку возмутиться. Уж будто он не знает, кто такая Астрид! Разве он не задел сумкой ее локоть? Ясное дело, его интересует только Астрид. И не стыдно ему мучить Вивиан и играть ее чувствами!

Все это вертелось у Вивиан на языке, но она промолчала, потому что Бёрье спросил, как зовут ее самое.

— Меня? Да нет же, тут какая-то ошибка, — пропищала Вивиан, пугаясь все больше и больше.

— Почему ошибка? — возразил Бёрье. — Есть же у тебя какое-то имя?

— Ви-ви-вивиан Густафсон, — заикаясь, выговорила Вивиан.

— А меня зовут Бёрье. Бёрье Мулин. Могу я предложить фрёкен Ви-ви-вивиан Густафсон чашечку кофе с тортом?

Он дружески подмигнул Вивиан — никогда в жизни не видела она таких ласковых глаз. А вокруг глаз разбегались мелкие смешливые морщинки. Нос был немного крючковат. Если ей хоть однажды будет позволено одним пальцем погладить его по носу, ей ничего больше в жизни не надо. А его губы — о! если ей приведется хоть один раз поцеловать эти губы, она умрет счастливой.

Но надо было отвечать. Хочет ли она, чтобы ее угостили тортом? Вивиан пугливо покосилась на окно. Подруг пока еще не было видно. Вот бесстыдник! Надо проявить мужество и силу воли и сразу его отшить, иначе дело добром не кончится. Наверняка этот гнусный тип привык играть чувствами девушек, а сам норовит одно. Может, он вообразил, что она какая-нибудь дешевка, что ей можно вот так ни с того ни с сего предлагать торт? Ишь ты, нахал, ишь ты…

— Спасибо, да, то есть, нет, то есть спасибо, с удовольствием, если можно, кусочек торта с кремом, но это, наверно, очень дорого.

Бёрье рассмеялся и пошел к стойке заказать торт. Сердце в груди Вивиан отплясывало твист. Как ласково и звонко он смеется! Не может человек, который так ласково и звонко смеется, быть отпетым злодеем.

За окном повалил снег. Легкие пушистые хлопья сыпались на Стокгольм в этот мартовский день 1962 года и ласковой пеленой ложились на уже утоптанный снег.

Вивиан обдало внутренним жаром. «Любовь лишает сил», — вспомнила она. Стало быть, это любовь. В животе заурчало. Во рту появился вкус жареной картошки. На секунду Вивиан даже почудилось, что ее сейчас стошнит.

Что делать? Вдобавок вот-вот придут подруги. Какие мины они скорчат, если увидят, что она разговаривает с таинственной Эспаньолкой? Астрид никогда ей этого не простит.

У Вивиан взмокли подмышки. Подмышки всегда ее подводили. Что если пот прошел насквозь и оставил на свитере пятна? Она осторожно потянула носом. Слава Богу, пока еще не пахнет.

Уф! Вот он идет обратно с кофе и тортом. Вивиан вся съежилась на диванчике. Почему она не читала Сартра или Камю, надо было прочесть! А теперь она не может поддержать интересный разговор. «„Тошнота“, — подумала Вивиан. — Надо было прочесть хотя бы „Тошноту“».

Она попыталась вспомнить строчки из «БУКВАРЯ ОЧАРОВАНИЯ», который вырезала когда-то из молодежной страницы Дамского журнала. «Быть хорошенькой и быть привлекательной — это вовсе не одно и то же. Многие привлекательные девушки на самом деле даже уродливы, но они приветливы, хорошо воспитаны и благожелательно смотрят на окружающих».

Так ли это? Есть, наверно, все-таки предел допустимого уродства. А у нее картофелина вместо носа! И вдобавок она не читала «Тошноту».

«Приветлива, хорошо воспитана и благожелательно смотрит на окружающих», — бормотала Вивиан, пытаясь выпрямить спину и принять светский вид. Но как принять светский вид, если на тебе блузка в крапинку, сшитая мамой? Спасибо, хоть косичек не заплела!