— Дурень, гони дальше!

Миновали деревню. Это был последний населённый пункт перед окопами немцев. Здесь удалось вырваться. А как там, впереди? Перепуганный ямщик сказал:

— Может, возвернуться нам в Барановичи? Ей-бо!

— Возвращаться поздно. Второй раз живыми не выпустят. Погоняй!

— Господи, помоги! — перекрестился мужик и ударил лошадь.

Вскоре Немети, сидевший лицом вперёд, толкнул Урасова локтем:

— Володька, достань вторую бутылку.

Острый взгляд Лайоша первым заметил четыре фигуры. Да, здесь уже была передовая линия окопов. И солдаты, подошедшие к саням, были в касках. Они приплясывали, взбивая сапогами снег.

— Вайнахтен, вайнахтен!

Владимира словно осенило: он сразу протянул бутылку самогона и запел только что услышанное от сержанта:

О танненбаум, о танненбаум!

Во грюн зинд дайне цвайге!

Солдаты тут же подхватили рождественскую песенку и тут же, прямо из горлышка, глотнули ядрёного самогона, забившего дыхание. Отдышавшись, один из солдат показал рукой на восток:

— Туда? Давай, давай!

Ямщик тут же рванул сани.

— Ну, пронесло! — облегчённо вздохнул Владимир. — Слава богу!

— И самогону, — добавил Лайош с улыбкой.

Серая темнота окутала всё. Ямщик всё ещё торопил, погонял лошадь, а потом, убедившись, что опасность действительно миновала, поехал тише, время от времени останавливался, проверял дорогу. Владимир тоже не раз слезал, качал головой;

— Слабая дорога, давно тут никто не пробирался.

Мороз крепчал. Владимир и Немеги тесней прижимались друг к другу.

Вскоре дорога совсем потерялась, пробирались наугад. Вдруг попали в какую-то канаву, сани упёрлись во что-то. Взяли левее — ни с места, потом правее. Раздался треск. Ямщик густо выругался.

— Оглобля полетела! Теперь пеши итить до деревни.

Кое-как связали оглоблю верёвками. Лошадь потащила пустые сани, следом пошли все трое.

Увязали в снегу, снег облепил ноги до колен. Лёгкие пальто насквозь продувал ветер. Холодно!

Ямщику же было даже жарко: тёплый тулуп, валенки!

Друзья старались ускорить шаг, но за ними не поспевал ямщик с лошадью («сани совсем оторвутся»), приходилось, пробежав вперёд, снова возвращаться.

ВСТРЕЧА НА ПОСИДЕЛКАХ

Деревня показалась неожиданно. Владимир и Немети прямо-таки наткнулись на крайнюю хату: нигде ни огонька, всё заметено снегом. Даже собаки не брехали. Прильнули к занавешенному изнутри окну. Что-то едва— едва просвечивает. Постучали.

Дверь открыл мужчина, не спрашивая кто.

— Пустите малость обогреться.

— Заходите. У нас ноне людно.

В большой комнате вдоль стен на лавках сидели парни и девчата. В плошках горели лучины. Посиделки. Молодёжь вполголоса пела какую-то песню. Увидя незнакомых, прервали песню, ответили на приветствие, подвинулись, освобождая места. Две или три девушки сидели за прялками.

— Откуда вы? — только теперь спросил хозяин.

— И? Барановичей, — ответил Владимир и, чтобы не было других расспросов, сказал: — К родне едем в Минск. Пленные. Да, как назло, оглобля сломалась. Достанем у вас оглоблю?

— Может, у Куценко. Или у этого кузнеца. Мишкой звать.

Хозяин сказал, где они живут. Ямщик направился туда. Владимир чувствовал, как согревается закоченевшее тело: его и Немети посадили возле печи, и он всей спиной впитывал её тепло. Постепенно разговорились. Спросили про житьё-бытьё, про женихов, про невест.

— Женихи где-то воюют либо в плену вшей кормят, вот как вы, — сказала девушка, видимо самая старшая.

— Где воюют? У кого?

— Кто у красных, кто у белых, а кто просто так — ни за кого, сам по себе.

Она грустно вздохнула.

— Война всё перепутала. Скорей бы замирились. А то тоска такая! Девчата, давайте весёленькую запоём.

И она первая начала:

Как у нашей Дуни

Что было скотины…

Двое парней тоже подпевали. К одному из них Урасов внимательно прислушивался: парень выговаривал русские слова так же, как и Немети. Когда песня смолкла, Владимир обратился к парню по-венгерски. Тот ответил.

Оказалось, Иштван Надь, бывший солдат австровенгерской армии, был в плену в Перми («Ух ты!» — чуть не воскликнул Владимир), а теперь пробирается домой, в Дьер, да вот застрял в этой деревне — до удачного случая, когда удастся перебраться через линию фронта.

— Но как ты догадался, что я венгр? — опросил Иштван.

— По виду и по твоему выговору: «Дуньечка — Дунья, Дунья тонкопрьяха». Послушай, Иштван, а ты давно из Перми? Три месяца? Ну как там?

— Порьядок.

— Порядок бывает разный. Власть чья?

— Красные.

— Значит, действительно порядок.

Владимир хотел ещё что-то сказать, но тут появился ямщик:

— Ох тепло у вас, а я намаялся с оглоблей! Ну, всё-таки достал. Десять рублев обошлось. Ты должен мне возвернуть их. — Он повернулся к Владимиру.

— Возверну, если повезёшь до Столбцов.

— К-куда? — поперхнулся возница. — Так ить там эти… большевики.

— Оми самые. Которые таким мужикам, как ты, дают землю и волю.

Урасов уже смело заговорил про Столбцы и про

большевиков: немецкие окопы остались за спиной, здесь нейтральная зона, впереди — свои, красные.

— Хочешь хорошо заработать — вези дальше. Не упускай случая. Мы ведь можем найти сани и здесь, в Усевичах.

Мужик всё ещё раздумывал: опять через окопы теперь красных, — опять рисковать!

Но деньги сделали своё дело: согласился.

Владимир и Немети поблагодарили хозяев, вышли в сени.

Лайош взял Владимира за рукав.

— Иштвану-то нужно гуда, через фронт.

— Нужно, а что?

— Пусть ямщик на обратном пути отвезёт его в Барановичи. Дадим ему денег.

— Деньги-то все уже, — с сожалением сказал Владимир.

— У меня есть сто.

— Откуда? — удивился Владимир. Он думал, что Немети уже израсходовал свой запас.

— Держал на чёрствый день.

— Не на чёрствый, а на чёрный день. Вотяк! — засмеялся Владимир. Дали Иштвану сотенную. Он обрадованно обнял Немети и Владимира.

— Ну, друзья, прощайте.

На розвальнях прибавилось соломы. Это ямщик откуда-то взял охапку. «После избы быстро иззябнете — вона мороз какой!»

Свистнул кнут над заиндевевшей лошадью.

За деревней дорога была лучше, накатанней, проехали, вероятно, вёрст пять и услышали окрик:

— Стой! Кто идёт?

— Свои! — радостно закричал Владимир.

Впереди с винтовками наперевес стояли две фигуры в шинелях, шапках.

— Коли свои, то слезай! — крикнул один.

Привели в землянку.

— Товарищ комроты, задержаны трое!

У Владимира и Немети сразу потеплело от этих слов: «Товарищ комроты!»

Теперь они разглядели на шапках звёзды из красной материи.

— Кто такие?

Владимир попросил вывести ямщика, сказал о поручении, которое выполняют он и Немети.

— Ребята, а документ у вас какой-нибудь ведь должен быть?

— Как же? — Владимир снял пиджак, оторвал подкладку и вытащил кусочек шелка.

Командир поднёс его к коптилке — пузырьку с керосином. Мандат удостоверял, что Владимир Урасов является курьером Венгерской компартии, следует в Москву, к В. И. Ленину.

Родная земля! Наконец-то не надо маскироваться, притворяться!

Владимир рассчитался с ямщиком, пожелал ему счастливого обратного пути.

— Не забудь же довезти того парня. Не довезёшь — бог покарает.

— Довезу! Сотня, она не валяется.

МОСКВА. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ В. И. ЛЕНИНА

Командир напоил Владимира и Лайоша чаем. Правда, без сахара — его давно не было в роте, наделил хлебом. Ночевали здесь же, на соломе, все вместе.

Наутро сам отвёз на железнодорожной летучке в Минск, сказал начальнику вокзала: