Изменить стиль страницы

Теперь вывернуло и Федора.

Черт, довольный своим ехидством, удалился. Еще какое-то время в отдалении слышался его бормочущий голос и позвякивание ключей.

— Костян, прикинь, как нам повезло! Они, дураки, нас сами в чертог к болотнику доставили! — поделился радостью Федор.

— Аха! — не разделил оптимизм друга Самойлов. — Только ты не заметил одной маленькой детали — мы связаны по рукам и ногам.

— Всего лишь веревкой и на два обычных узла, даже затянуть, как следует, силушки не хватило. Мне распутаться раз плюнуть. Даже обидно, что так недооценивают.

— Распутаешься, а дальше что? У нас все оружие отобрали, а гранат так вообще не осталось.

— Две припасены, как раз на такой случай. Как знал, что пригодятся. Нас, когда тащили, я заметил, что коридорчики везде узенькие с какой-нибудь дубиной запросто отобьемся. Много чертей сразу не навалится, а если и навалится, то сами себя и затопчут.

— Как ты через металлические прутья пролезешь? Плюс черт-охранник, его не стоит сбрасывать со счетов, хоть и маленький, а подмогу позвать сможет?

— Ужин принесет, между рог звездануть ему разочек, он копыта и отбросит, ключи заберем и решеточку откроем и штурмом изнутри возьмем это логово болотных лягушек.

— Откуда такие познания о чертях?

— Мне Ягодка рассказывала, — Федор от воспоминаний о возлюбленной немного пригорюнился. — Интересно, где она сейчас, все ли с ней в порядке?

— Интересно, где сейчас Василиса? — вторил ему Константин и громко вздохнул. — Ладно, давай придерживаться твоего плана. Другого, все равно, нет. Ты когда распутаешься?

— Так уже.

— Так мне помоги. Меня они, в отличие от тебя, зачем-то крепко связали, гады.

Федор нащупал в темноте руки друга, не стал возиться с узлом, а с легкостью порвал путы, словно тонкую паутину.

— Ну, ты богатырь! — сказал Самойлов удивленный силой друга. — Вот так легко веревки рвешь.

— Да они у них от сырости все давно прогнили, на, сам попробуй. Как-то даже не удобно расстраивать Тофа.

Константин взял руками веревку и потянул в разные стороны. Она не поддалась и не разлетелась на две части. Самойлов многозначительно хмыкнул, надеясь, что друг не заметил его конфуза.

— Что теперь делать будем? — Константин размял затекшие конечности и проверил карманы. — Из куртки все выгребли, гады.

— У меня тоже все, что смогли найти, вытащили, — обиженно буркнул Федор. — Две лимонки на поясе каким-то чудом не заметили или не посчитали опасными, дурачье. В ботинках еще два метательных ножа осталось. На этом все.

— Не густо. Интересно нам долго придется ждать ужин?

— Через час принесут, — раздался неизвестный голос из дальнего темного угла камеры.

Мужчины обернулись на звук.

— Ты кто?

— Дед Пихто. Местный я. С Кудыкиной горы.

— За что срок мотаешь?

— А, колобка неугодного болотному величеству сладил. Кусается, собака. Вот Тоф меня и упек в казематы.

— Нда. Не повезло.

— Слушай, местный, — спохватился Константин. — Ты места эти хорошо знаешь?

— А то! Конечно, знаю. Я тут все и построил самолично.

— Сможешь показать, где Тоф обитает?

— А что ж не смочь? Болотнику так это я за радость навредить. Он нашего брата совсем не уважает, бесплатно заставляет работать и хоть бы раз похвалил. Всё только пинки и поносные слова слышим.

— Так это ж меняет дело! — обрадовался Жбанов. — Сейчас дождемся охранника, освободимся и устроим им русское веселье, с плясками.

— А что ждать-то? Подними решетку в петлях, она и снимется.

Жбанов с недоверием подошел к дверце, легко приподнял и снял ее с петель.

— Вот это безопасность! — причмокнул Федор, подождал пока дед Пихто и Самойлов покинут камеру и поставил решетку обратно, словно так и было. — Куда теперь?

Друзья окинули взглядом слабо освященный чадящими факелами длинный коридор. Из соседних камер доносились жуткие завывания, через прутья тянулись мерзкие щупальца, клешни и раздвоенные языки.

— Кто это тут сидит? — спросил у чёрта Жбанов.

— Неудавшиеся эксперименты. Кто-то слишком добрый, кто-то слишком ласковый. Дефектные одни. Вместо машин для убийств получились милые питомцы.

— Милые? — не поверил Константин, проходя мимо одного верблюдоподобного существа, который плюнул в него серной кислотой и чуть не попал в глаз. — Не верю.

— Значит, атеист! — спокойно констатировал дед Пихто. — Прежде чем их забраковали, на злость проверяли, а они мирные оказались.

— Если они мирные, чего же в клетках сидят?

— Вроде местной достопримечательности, — пояснил черт.

— Как зоопарк! — проявил эрудицию Жбанов, с интересом и без страха поглаживая гигантскую кобру, которая млела от прикосновения человеческой руки. — Чтобы сохранить редкие виды, которые могут сгинуть на болоте.

— Это ты, батюшка, загнул, — рассмеялся черт. — Скорее они здесь, чтобы статистику не испортить злоболотную. Ты представь, приходишь на торфянники, а навстречу выплывает кальмар, который не топить и жрать тебя будет, а проводит по безопасным тропкам и бруснику покажет, где собрать. Нонсенс. Это против природы. Нам сюда.

Дед Пихто остановился перед ничем непримечательной стеной, пошаркал по ней волосатыми ручонками, что-то щелкнуло и перед сбежавшими путниками открылся крохотный проход. Тайный. На столько тайный, что в проем еле протискивался Константин, что уж говорить о необъятной фигуре Жбанова.

Лесовка

К болотнику Тофу меня собирали, как на похороны, причем на собственные. Матушка побила всю посуду от возмущения и угрожала пойти к моему жениху лично, чтобы лапки его перепончатые ему же в нос засунуть.

— Как ты мог допустить такое, пень старый! — вопила она на батюшку, охаживая сковородкой.

— Дети Земли уже скоро будут здесь и, если не подчиниться желанию Тофа, мы дочь совсем потеряем.

Матушка бросила чугунное оружие, прижала руки к груди и бессильно опустилась на лавку. Взгляд ее был полон тоски и печали.

— Да, что мне сделают эти дети Земли? — возмутилась я. — Ничего сверх страшного не произошло. А за то, что сделано, готова нести наказание. Это лучше, чем выйти замуж за Тофа, жабу пучеглазую. Не стану я жить с ним в одном болоте! Что хотите делайте, а под венец с ним не пойду.

— Что?! — взорвались родители. — Марш в комнату! И без разрешения, чтобы ни шагу из Чертога!

Приятно видеть такую сплоченность родителей, правда, мне она показалась крайне несправедливой к моей персоне. Я расстроилась до крайней черты злости, которая отразилась яркими вспышками молний на любимом мамином ковре. Меня посадили под замок в собственной комнате, поставив магический купол, против моего побега.

Вот такие чудные дела творились. Я не нашла ничего лучше, чем колдануть.

— Хотите из клетки в клетку меня переселить? Не бывать этому!

Я отправила мощный пульсар в сторону двери, но он, встретившись с действием отцовских чар, распался, словно опушённые семянки с одуванчика под дуновением ветра.

Обстановку усугубляла повисшая в помещении тягостная грусть. Она невидимым плотным сгустком витала в воздухе, хоть ножом режь и на хлеб намазывай.

Антипка нарочито медленно складывала мои вещи в заплечную корзину. Из ее глаз катились слезы размером с добрый кулак, угрожая затопить мою одежду. Сборка вещей угрожала перейти в стирку.

— Антюш, — подлизывалась я. — Не на смерть же меня собираешь. Тем более я решила, что сдамся на милость детям Земли.

Домовая посмотрела на меня тяжелым, многообещающим взглядом. А ведь она еще не знала, что я ее с собой не беру. Я и ляпнула об этом, сдуру. Бошка тут же спрятался под лавку, мысленно молясь за меня всем лесным силам.

Ох, что началось!

Одежда, аккуратно сложенная в корзине будто взорвалась праздничным фейерверком тряпок и подлетела под самый потолок. Красочно вышло.

Затем открылся платяной шкаф, и с полок полетела обувь. В мою сторону. Да, так прицельно, что я растерялась и не успела закрыться воздушным щитом, за что и поплатилась, получив особо длинным каблуком в лоб. В этом месте сразу начал наливаться здоровенный синяк, угрожая перерасти в шишку цвета наливного яблока. Вся в папочку.