Угрожает, мошенник, миру всему…

Видно, злобный от роду нрав у него,

Видно, мысли на

и

зворот у него!

Пусть определяет Одун Биис,

Пусть повелевает Чынгыс Хаан,

Пусть решает Дьылга Тойон!

А самим судить не под силу нам,

Судьба не подвластна нам.

Пусть решают те, кому сила дана,

Судят те, кому власть дана! —

Так сговаривались главари

Свирепых южных небес.

И старейшины подземных родов

Совещались между собой:

— Отзовемся ли недобром

Об отпрыске соседей своих?

С тяжелым дыханьем богатыри,

С тяжелым нравом они —

За обиду будут взыскивать с нас.

Пусть великий Одун Биис

Сам судьбу его предрешит!

Тут и мы не останемся в стороне,

Поступим по воле своей… —

Так сговаривались главари

Подземных абаасы.

Вняв речам трех великих родов,

Одун Биис, Чынгыс Хаан, Дьылга Тойон

Изъявили волю свою,

Повелели божественно нежным шести

Удаганкам, ворожеям

Высоких белых небес,

Освятительницам, отгоняющим зло

От восьми двухслойных небес,

Полосато-извилистым вервием,

Чародейным арканом младенца связав,

В преисподнюю сбросить его,

Туда, где древние три

Железные колыбели стоят,

Чтоб решилось — в которую он упадет,

Чтоб в судилище трех колыбелей тех

Определилась его судьба.

Шесть божественно нежных шаманок,

Шесть небесных белых сестер,

Полосато-извилистый взяв

Нервущийся волшебный аркан,

Захлестнули, связав по рукам и ногам,

Яростное каменное дитя

И вздохнули, заклятие произнеся…

Трехслойный серебряный потолок

Высокого дома владыки небес

Чуть не рухнул с крепких опор,

Шестислойный каменный пол

Пышно украшенного жилья

Чуть не треснул по середине своей,

Восемьдесят восемь

Толстых столбов

Пошатнулись, едва устояв,

Девяносто девять могучих подпор

Чуть не обвалились, дрожа, —

Такой раскатился гром,

Будто огромный утес

Треснул под ударом грозы

И рассыпался, словно камень дресвяк…

Раскололся небесный свод,

Облако разорвалось,

Зевом разъялся Верхний мир.

И вот — из проема небес,

Из пролома западных бурных небес

Ливень со снегом начал хлестать,

Ветер завыл, засвистел;

Свет застилая,

Смерч снеговой поднимая,

Стоголосый вихрь закружил, загудел…

Словно черные волосы, вставшие дыбом,

Прах земной в высоту взвился.

Вопли, крики, неведомо чьи,

Раздавались в сумятице вихревой…

Будто разорванные в клочки

Косматые шкуры огромных зверей,

Клокастые тучи неслись,

Мчались, как черный поток…

Под седой, вихревой каймой

Северных ущербных небес —

Там, где девять мысов вдались

В холодный морской простор,

Бездонный раскрылся провал…

Бедное каменное дитя,

Рожденное на небесах,

Задыхаясь, плача, крича,

Покатилось в темный пролом —

По крутому склону его,

По каменным уступам его;

Цепляясь ручонками кое-как,

Ковыляя на четвереньках, ползком,

Удержаться пытаясь на крутизне,

Обрывалось, падало вниз головой,

Скатывалось кувырком

Все дальше и дальше вниз…

Цепенеющее от страха дитя,

Кубарем пролетев

По горловине подземных глубин,

Попало в схватывающий пищевод,

В заглатывающее жерло

Перевала Хаан Дьалыстыма…

Кровь у подножья его

Черная — запеклась.

Там — на огненном лоне абаасы,

На островершинной скале,

Что бешено круж

и

тся всегда,

Подпрыгивая на вертлюге своем,

Три ели железных растут,

Словно три остроги торчат.

На их могучих кривых корнях,

Торчащих из-под земли