Ужасы калмыки сделают с тобой!
Я такой завел не в шутку разговор:
Лучше о Барчин не думай с этих пор.
Все твои мечты-надежды — сущий вздор…
Сдохни Байчибар твой, — это же не конь, —
Развалиться может, — ветошь, а не конь! —
Ждет его давно в Конграте живодер!
Услышав слова Караджана, Алпамыш говорит ему в ответ:
— Голос храбреца могучего услышь:
Ливнем слез не лей, себя ты сам срамишь!
Зря ты моего Чибара так хулишь.
Осадив коня, — на целых сорок дней
Дело все мое задерживаешь лишь.
Если бы Чибара ты не задержал,
Он бы полетел, не только побежал.
Я бы вскоре счастье с Барчин-гуль вкушал.
Понимать коней ты, видно, не привык, —
Плачет от обиды конь мой боевой.
Э, ты безъязыкий, глупый ты калмык!
Прочитай скорей двукратно «Калиму», —
Конь мой в небеса тебя поднимет вмиг.
Только уваженье ты имей к нему:
Слишком бить коня избранного к чему?
Гибель причинишь себе же самому.
Ну, скорей прочти святую «Калиму», —
Байчибара вновь с пути не возвращай,
Сердца своего теперь не огорчай,
Сватовство мое устроить обещай.
Друг мой Караджан, скорей вернись! Прощай!..
Прочитал Караджан двукратно калиму и отправился на чубаром скакуне в путь, к Ай-Барчин сватом от Алпамыша.
Песнь четвертая
Много было ссор у богатырей-калмыков из-за узбекской красавицы. А время шло, и шестимесячная отсрочка уже на исходе была. Два часа оставалось до срока. Когда сон свой видела Барчин, было ей предсказано: «К полднику сын дяди твоего приедет». Полдник наступил, — нет Алпамыша. Неужели суждено ей калмыкам достаться? В тревоге смотрит Барчин-ай на дорогу — и подружкам своим-прислужницам так говорит:
— Девушки, с кем скорбью-болью поделюсь? Горечью тоски вот-вот я захлебнусь.
За меня молитесь, девушки мои, —
Я неправоверной ныне становлюсь!
Иль судьбе предвечной я не покорюсь?
Калмыки приедут, — как я увернусь?
Если чужеверьем все же осквернюсь,
Значит, навсегда смеяться разучусь.
Как же я в чужом народе приживусь, —
Он же моего не смыслит языка!
Телом непорочна и нежней цветка,
Ведь зачахну я в плену у калмык
а
!
За меня молитесь, девушки мои!
Счастьем до сих пор была необжита
Сердца моего девичьего юрта,—
Вся она теперь охвачена огнем.
Суждено мне горе в юные лета!
Полдник наступил, — не едет дядин сын.
Горе, горе! Нет надежды для Барчин!
За меня молитесь, девушки мои!..
Ай, нет мочи больше страдать!
Некого, как видно, мне ждать.
Как он мог, мой хан, опоздать,
К сроку мне защитой не стать!
Девушки, прощенья прошу, —
Огорченья вам приношу.
Но страданья чем заглушу?
Калмык
а
ми данный мне срок
В этот час, подружки, истек.
Разве не погибнет цветок,
Если зимний холод жесток?
Не приехал милый Хаким, —
Пред Конгратом стыдно моим.
Черных дней дождались мы вдруг.
Что с народом будет моим!
Калмык
а
м достанусь я злым, —
Плачьте, сорок милых подруг!
Сорок девушек-уточек взглянули в сторону Чилбир-чоля, — слышат — конский топот с той стороны доносится. Вгляделись они — всадник на Байчибаре скачет, — калмык, оказывается! Опечалились девушки, — сказали Барчин:
— Знай, что прибыл тот, о ком вещал твой сон! Но богатырей калмыцких встретил он.
Видно, был с дороги сильно утомлен —
И погиб калмыцкой силою сражен,
Не достигнув той, с которой обручен.
Верный конь его добычей вражьей стал, —
Знатный враг пленил его и оседлал.
Плачь! День киямата страшного настал!
Или Алпамыш не бек в Конграте был?
Или сам коня врагам он уступил?
Если бы не враг его в пути убил, —
Мог ли быть оседлан калмык
о
м Чибар?
Значит он погиб, конгратский твой шункар,
Прежде, чем желанья своего достиг!
Что на Байчибаре скачет к нам калмык,
Зоркая Суксур ведь разглядела вмиг.
Видно, горд калмык захваченным конем,
Если так спесиво он сидит на нем.
Хлещет он коня, торопит он его, —
Чую вещим сердцем вражье торжество.
Наше положенье будет каково?
Добрый конь конгратский, где хозяин твой?
Служишь калмык
у
добычей боевой!
Косы распусти, красавица, ой-бой,
Плачь! Не став женой, осталась ты вдовой!
А калмык все ближе! Как бы ни гадать, —
Так иль так — добра нам от него не ждать.
Он тебя своей женой принудит стать,