— Да нет, я привыкла к тому, что они катают меня.

— Определенно стерва! — окончательно заключил я и вылез из воды.

— Будешь хамить — останешься голодным, — выдвинула она жесткий ультиматум. — Тебе звонил наш вчерашний знакомый Игорь Викторович Говоров.

— Не велика шишка, позвонит еще раз, — решил я, набирая телефон судмедэкспертизы.

Иван Захарович Корж никак не мог подойти к телефону по той причине, что в данное время он кромсал очередной труп. Но задушевный женский голос любезно пообещал непременно передать ему номер телефона вместе с моим желанием его услышать.

Говоров ответил сразу, очевидно, ожидал моего звонка.

— Константин Иванович, я тут кое-что вспомнил, как вы просили, дело в том…

— Вот и отлично, что вспомнили, но зачем же об этом кричать на всю ивановскую? Телефон штука тонкая и требует деликатного обращения. Давайте не будем его лишний раз перегружать, сделаем по-другому. Сейчас пятнадцать пятнадцать, значит, часика через три, в восемнадцать часов, жду вас у себя дома, адрес вы знаете, а найти меня довольно просто — я живу в том же доме, где квартировал ваш телохранитель Виноградов.

— Оригинальное совпадение, но почему квартировал? Он что же…

— Он плохо себя вел. Поэтому продлевать с ним контракт хозяйка не намерена. По крайней мере на этом свете.

— Понятно, до скорой встречи.

Сизый нос позвонил через полчаса, когда, по достоинству оценив Милкину еду, я, лежа на диване, сыто отрыгивал чесночный аромат.

— Гончаров! — возбужденно заорал он. — Ты поменял место жительства? Выгнал старого хрена в свою конуру, а сам барствуешь в его покоях? И правильно, это демократично и не противоречит конституции. Не все коту масленица. «Попили квас — время попробовать чаю!» Что ты от меня хочешь?

— Чтоб ты заткнулся и дал сказать мне пару слов.

— Изволь, я весь внимание.

— Там к вам вчера доставили симпатичную блондинку-висельницу, что ты можешь о ней сказать? Она по своей воле или кто-то ей помог?

— О чем ты говоришь, Кот? У нас за субботу и воскресенье этого товара накопилось до чертовой матери. Откуда я могу все знать? Лично мне ее резать не довелось, а кто ее пользовал, я не в курсе. Может быть, она до сих пор в холодильнике кайфует. Ты лучше расскажи, как живешь.

— Это ты узнаешь, когда лично пожалуешь в гости, я жду тебя сегодня вечером, но только с исчерпывающей информацией по моему вопросу.

— Ты наглец и паразитирующий на мне таракан.

— Это еще не все, друг. К вам с минуты на минуту должны привезти чемоданчик с мужскими конечностями и сумку с туловом.

— Только что привезли, а что?

— Очень хорошо, глянь на них тоже, хотя бы одним глазком.

— Слушай, а давай не будем мелочиться, я захвачу заключения и отчеты судебно-медицинской экспертизы за последний год, и откроем мы с тобой филиал прямо у тебя на дому! Представляешь, какие бабки будем зашибать!

— Умный больно! Нет ничего горше, чем слушать остроты Коржа. Жду тебя в семь часов и уже сейчас начинаю готовить шведский стол.

— Ты зачем всю свою шоблу сюда собираешь? — не успел я дать отбой, как закудахтала Милка. — Здесь приличный дом, а не распивочная.

— Помолчала бы, праведница, — натягивая куртку и башмаки, осадил я ее. — Еще неизвестно, кому ты давала ключи и кто бывал в доме за время моего пребывания в Москве. Вот приедет папанька, я ему все нашепчу, поставит он тебя в угол коленями на горох. И вообще, сварливая ты — сил нет.

— Ты куда намылился?

— Если придет участковый — скажешь, что буду через час. Целую нежно и трепетно.

Почему-то мне захотелось приехать к Говорову неожиданно, свалиться как снег на голову. Иногда это дает совершенно удивительные результаты. Белое оказывается черным, а черное — белым.

Но на сей раз я просчитался. В приемной, кроме крошки Лоренс, никого не было и, судя по ее безмятежному детскому личику, в кабинете у шефа ничего крамольного тоже не происходило. Зря вы, товарищ Гончаров, расходовали свою энергию и бензин.

— Господин Гончаров? — спрыгивая с секретарского креслица, защебетала она. — Вы к шефу? Подождите, я сейчас узнаю, сможет ли он вас принять.

— Погоди, Лариса-крыса, не так скоро.

— Что такое? — удивилась она, вплотную, так что стало жарко, подходя ко мне. — Вы что-то хотите сказать?

— Бог мой! Девочка, лет пятнадцать тому назад я бы тебе сказал многое, а теперь мне остается только потрепать тебя по щечке. Вот так.

Какая-то неведомая сила вдруг бесцеремонно подкинула меня вверх. Подкинула и швырнула на пол в угол приемной. Больно ударившись головой о стену, я заскучал и притих, тихонько повизгивая от обиды. Где-то сверху надо мной я видел наивное и огорченное личико Лоренс.

— Андрей, ты сдурел, — говорило личико. — Немедленно перестань.

— Чтоб он потрепал тебя по щечке? — приблатненно и ехидно спросил невысокий, ничем не примечательный крепыш. — Сейчас я ему такой трепак устрою, что он родную маму забудет.

— Отпусти, он же к шефу пришел, чего звереешь?

— Что здесь происходит? — резко распахивая дверь, спросил раздраженный Говоров. — Господи, Константин Иванович, вы приехали сами? Но мы же договаривались…

— Ехал мимо, ну и подумал: чем напрягать вас ради короткого разговора, лучше заеду сам, — сконфуженно поднимаясь с пола, объяснил я.

— Проходите в кабинет. Лоренс, если ты не прекратишь свои игрушки, то буду говорить с тобой серьезно. Молодой человек, вас это тоже касается.

— Я что вспомнил-то, — плотно прикрывая за мною дверь, начал Говоров, — да, собственно говоря, и не забывал, просто не придавал этому значения, а сегодня подумал, что, возможно, вам эти сведения пригодятся. Дело касается этого подонка, Анатолия Олеговича. Он ведь двойного гражданства, причем каким-то образом ухитрился оформить два паспорта. Один на имя Стригуна Анатолия Олеговича, а другой киргизский. В нем он записан как Алимбаев Толибай Олжасович. У него то ли мать русская, отец киргиз, то ли наоборот. Ну а еще в связи с этим пришло на память, что он родился на берегу какого-то живописного высокогорного озера. Название его я обязательно вспомню, если взгляну на карту Киргизии.

— Я не сомневаюсь в этом, но зачем?

— Господи, ну ведь не трудно догадаться, что если он сбежал, то не иначе как в родные места, где у него проживают сестра и мать.

— Если не упорол за большой бугор или еще дальше.

— Куда это дальше? — насторожился Говоров.

— Вселенная большая. Может, у человека душа рвалась к звездам, да только бренная плоть не пускала, вот он и решил оставить ее нам.

— Вы что? — захлопал глазами строитель. — Вы думаете… он мертв?

— Не знаю, пока не знаю, возможно, что завтра я смогу вам ответить на некоторые вопросы. Скажите мне, у него была щель между верхними резцами?

— Да, и довольно внушительная, такая, что при разговоре он даже присвистывал.

— А при ходьбе похрустывал. У него особые приметы были? Татуировки, родинки или еще какие козявки-бородавки?

— Насколько мне известно, ничем таким особенным он не выделялся.

— Ладно, вам что-нибудь говорит эта фотография? — На стол перед ним я выложил цветное фото, где на фоне живописных сосен между двумя мужиками стояла моя висельница. — Вам, случайно, не знакомы эти люди?

— Господи, ну что за вздор вы несете, как мне могут быть не знакомы эти подонки, если я сам их снимал прошлым летом. Слева стоит Денис, справа Стригун, а посредине сожительница, а может, и жена Линда. Или, говоря попросту, Лидия Александровна Коровина.

— Чья сожительница, чья жена? Дениса или Стригуна?

— Бог мой, ну конечно же Стригуна, Денису такую шикарную бабу не поднять. Мне кажется, из-за нее Толик и пустился во все тяжкие. Та еще стерва!

— Не надо так, — тихо попросил я, но он разбушевался пуще прежнего.

— Как это не надо, как это не надо, если из-за этой суки меня прокатили на полтора миллиона, а вы… Кол ей осиновый в задницу, чтоб она подохла.