Во время пребывания русской императрицы Елизаветы в Киеве Сковороду благодаря его музыкальным и вокальным способностям включают в состав придворной капеллы. Юношу не привлекал двор, не соблазняли удобства жизни и комфорт, которыми пользовались находившиеся в капелле. Его влекло стремление шире познать мир, надежда многое получить от пребывания в столице. Однако жизнь при дворе претила мыслителю, она ни в какой степени не отвечала его внутренним запросам. Именно здесь перед ним обнажились пороки роскоши, он увидел, что от излишества рождается пресыщение, «от пресыщения скука, от скуки — душевное огорчение» (16, стр. 213), он возненавидел праздность, паразитизм придворной жизни. Почти трехлетнее (1742–1744 гг.) пребывание при дворе привело его к убеждению в том, что дворец — это вертеп обманов и преступлений (см. 16, стр. 218). В упомянутом письме Ковалинскому он писал, что испытал на собственном опыте, что представляет собой жизнь при дворце: «…я негодовал… и особенно, когда тебя приглашали во дворец», «я испытывал эти чувства потому, что видел, как недалек ты был от гибели, если бы ты стал учителем или официальным наставником иностранного языка при дворе» (16, стр. 219). В другом письме он говорил своему другу: избегай праздности, «пусть не трогают тебя дворцы, замки и храмы» (16, стр. 256).

Возненавидев придворный образ жизни, Сковорода покидает дворец.

Стремясь продолжить образование, он вынужден был возвратиться в Киевскую духовную академию, невзирая на господствовавший там дух схоластики. Пренебрежительное отношение к схоластике Сковорода высказывает в письме к своему другу Ковалинскому: «Не будем похожи на того напыщенного и напитанного дурною философией схоластика» (16, стр. 360). Но у жаждавшего знаний юноши выбора не было. В те времена высшими учебными заведениями в России и на Украине были только духовные.

Любовь к наукам была единственной силой, побудившей его возвратиться в академию. На этот раз он пробыл в ней с 1744 по 1750 г.

Однако ни схоластическая философия, ни духовная карьера не привлекали Сковороду. Духовенство неоднократно предлагало ему принять духовный сан и всегда в ответ оно получало категорический отказ. М. И. Ковалинский описывает следующим образом один из таких эпизодов: монахи Киево-Печерской лавры предложили Сковороде принять духовный сан, который откроет ему широкий путь к церковной карьере. «Ты…будешь столб церкви и украшение обители», — говорили монахи. Ответ Сковороды был предельно ясен: «Я столботворения умножить собою не хочу, довольно и вас столбов (неотесанных) во храме божием!» (16, стр. 510).

В конце концов Сковорода оставил академию, как за полтора десятка лет перед тем оставил ее великий русский ученый М. В. Ломоносов.

Как мы уже говорили, все лучшее, что было в академии, оказало благотворное влияние на Сковороду. Непосредственное воздействие оказал на него ученик Прокоповича Конисский, обучавший Сковороду и читавший в академии курс логики, этики, физики и «метафизики». В совершенстве изучив греческий, латинский, немецкий, древнееврейский языки, философию и литературу, Сковорода становится одним из образованнейших людей своего времени.

Вскоре благодаря своим широким познаниям он был включен в состав посольской миссии генерал-майора Вишневского, направленной Елизаветой в Венгрию. Поездка в Европу вполне отвечала стремлению Сковороды побывать за границей. Он пешком обошел Венгрию, Австрию, Польшу, частично Германию, встречаясь с видными учеными того времени. Один из биографов и современников Сковороды — Гес де Кальве сообщает, будто украинский мыслитель обошел всю Германию, Италию и Польшу и якобы слушал Канта (см. 28, стр. VI). Другие биографы, правда, не подтверждают этого рассказа Гес де Кальве, но игнорировать это сообщение нет оснований.

Пробыв за границей около двух с половиной лет, Сковорода в 1753 г. возвращается на родину и занимает вакантное место учителя поэтики в Переяславской семинарии. С этого времени на украинского мыслителя обрушиваются преследования за его прогрессивные взгляды и деятельность. Сторонник силлабического стиха Ломоносова, Сковорода ведет в этом же духе преподавание и пишет свою работу «Рассуждение о поэзии и руководство к искусству оной»[3]. На этой почве у него происходит крупное столкновение с Переяславским епископом Никодимом Стребницким (51, стр. 455). Епископ запрашивает Сковороду, почему он нарушает старые каноны силлабического стихосложения, приказывает изменить преподавание и вести его «по старому обычаю». На этот приказ, как сообщает Ковалинский, Сковорода отвечает епископу, что «он полагается на суд всех знатоков о том, что рассуждение его о поэзии и руководство, написанное им, есть правильное и основанное на природе сего искусства. Притом в объяснении прибавил латинскую пословицу: „Alia res sceptrum, alia plectrum, то есть: иное дело пастырский жезл, а иное — пастушья свирель“» (16, стр. 490). Этим самым Сковорода бросил вызов одному из магнатов церкви, указав на его невежество в вопросах поэтики, проявив при этом не только самостоятельность мышления, но и независимость характера.

В результате по распоряжению епископа Сковорода вынужден был оставить Переяславскую семинарию.

В 1754 г. Сковорода поступает домашним учителем к украинскому помещику-дворянину полковнику Степану Тамаре и обучает его сына Василия. Украинский мыслитель, столкнувшись с чванливым нравом помещика и его жены, вскоре вынужден был покинуть их. Тамара, поняв, кого он утратил, подавил свои замашки, возвратил Сковороду к себе в имение Ковраи и теперь уже обращался с ним как с равным. Сковорода, по природе своей очень добрый и чуткий человек, привязался к Василию и пробыл у С. Тамары до окончания обучения своего воспитанника около пяти лет — с 1755 по 1759 г.

В эти годы начинается его литературная деятельность. Он пишет первый цикл «Сада божественных песней». В творчестве поэта и мыслителя отразились его мучительные идейные поиски.

Воспитанник духовной академии, средоточия религиозных традиций, он все более осознавал глубокое противоречие между условиями жизни народа и христианским вероучением.

Мыслитель жадно искал «истину» и «правду». Он один из первых в истории украинской общественной мысли обратился к разуму, объективной природе, общественной жизни, человеку. Он выступил с горячим протестом против официальной религии и церковной схоластики, которые подавляли человеческий разум и уводили его от реальной жизни в потустороннее царство мистических теней.

Противоречие между феодально-религиозной идеологией и становлением наук, столь необходимых для дальнейшего развития общества, нашло свое выражение в идейных поисках Сковороды. Он отразил в своих взглядах объективную тенденцию общественного развития, но субъективно оказался на распутьи между верой и наукой, между отрицанием религии и отсутствием другого идейного оружия, которым можно было бы воспользоваться. Поэтому протест Сковороды органически вылился в протест против официальной религии, против ее мертвой догматики, нелепых библейских сказок, против духовной диктатуры церкви. Он ратовал за новую религию, религию сердец. Сковорода хотел подновить религию, дать новое, аллегорическое толкование Библии.

Противоречивое отношение к религии вызвало у Сковороды идейные поиски, послужившие источником дальнейшего развития его взглядов. Эти поиски нашли свое выражение уже в «Саде божественных песней», сквозь которые проходят два основных мотива: религиозный и поиски «правды», «истины», «добродетели».

Центральным вопросом всей системы взглядов Сковороды, волновавшим его на протяжении всей жизни, был вопрос о человеке, о счастье для человека и всего народа. Церковь, религия, Библия и духовенство предлагали народу искать счастье в потусторонней жизни, на «небесах». Мыслитель не мирился с этим, он считал, что «щастия нет в небе» (16, стр. 36). Он не верил в мнимое, потустороннее царство. Он утверждал, что счастье нельзя откладывать не только в несуществующий иллюзорный мир, но даже на завтра, даже на час, «будто прожитый час возвратится назад, будто реки до своих повернутся ключей» (16, стр. 40).