Катя — его! Его и точка. Без вариантов.
Его собственность — никому не отдам, ни за что — подошла к пассажирской двери и теперь смотрела на Гошу, насупившись и кусая губы.
В глазах цвета выдержанного виски плескались вина и сожаление. И Гоше абсолютно не нравилось это сочетание. Ему был больше по душе ночной вариант цвета её глаз — почти чёрный — радужки практически не видно из-за расширившихся зрачков. Ей куда больше шло прогибаться и стонать, чем сожалеть, и злиться на них обоих.
Сидеть стало чертовски неудобно. И голова, и головка желали продолжения банкета — пометить, покорить, присвоить… чтоб у неё никогда не возникло и тени мысли шагнуть в сторону, назад, вперёд, куда угодно.
О как! Ничего себе — разложил все по полочкам.
Гоша обеими руками вцепился в руль, разглядывая супругу, как невиданное доселе волшебное существо, пока та устраивалась на сиденье. Она упорно избегала его взгляда, руки подрагивали.
Русская аристократка. Угу. Постсоветского розлива, блин… Какая же она всё-таки ещё девочка… нежная, бестолковая, неопытная… гордая.
Моя прелесть. Моя!!
Гоша вздохнул.
Пикантный поворот в их взаимоотношениях. Красивый. Эффектный.
Он не знал — как называется то, что испытывал к ней. Вожделение? Может и правда — любовь? Но твердо был уверен в одном — если она захочет всё прекратить, он не позволит. Не выйдет, крошка!
Желание обладать ею, было так велико, что на этику и благородство он положил с прибором. Великолепным прибором, кстати. Для тех, кто понимает, да. Зрелище весьма достойное, соблазнительное настолько, что хочется любоваться им как можно чаще и Гоша искренне надеялся в ближайшем будущем, познакомить с ним Катю.
Дождавшись, пока она пристегнется, Игорь, молча, включил зажигание.
Дорога до дому домой показалась Кате очень долгой. Игорь молчал, глядя прямо перед собой, слишком сильно сжимая руками руль. Она, старалась слиться с сидением, не желая обострять и без того непростую ситуацию.
В гараже, заглушив мотор, Гоша повернулся к ней и еле сдержался, чтобы не выругаться, заметив, как она вздрогнула.
— Катя, мне казалось, что утром мы все выяснили. Я не собираюсь оспаривать Твою точку зрения, — он выделил интонацией «Твою». — И не понимаю, почему ты меня так старательно избегаешь.
— Игорь, прости меня — она ответила тихо и виновато.
— За что?
— За то, что сказала, что ночь была ужасной! Это не так…
Гоша шумно перевел дыхание.
— Тогда, почему сбежала?
— Я не сбежала. Мне просто нужно было подумать.
— И что же ты опять себе надумала?
— Игорь, пожалуйста, дай мне время…, не торопи меня, — она умоляюще посмотрела на мужа.
— Я и не тороплю. Ладно, пошли домой, — бросил отрывисто и выбрался из машины.
Катя, не став дожидаться его помощи, покинула салон самостоятельно.
В вестибюле молчали.
Молчали и в лифте.
И в прихожей, когда он помогал ей снять пальто.
Дома, Катя, быстренько переодевшись, умчалась готовить ужин. Пока она крутилась на кухне, Наумов успел принять душ, и теперь сидя за стойкой в джинсах и футболке делал вид, что увлечен газетой. Но, девушка спиной чувствовала на себе его изучающий взгляд. Нервничая, Катя уже несколько раз украдкой одернула водолазку, которую пришлось оставить из-за дурацких отметин на шее, в которой было неимоверно жарко.
Вообще, Гоша вёл себя очень странно. Его пристальные взгляды, смысла которых Катя не понимала, пугали и смущали её.
Потом стало еще хуже. Словно вознамерившись добавить ей страданий, Гоша решил помочь с ужином.
Зачем-то попытался отобрать у неё лопаточку, которой она переворачивала на сковороде мясо, да так неловко, что она чуть не обожглась. И тут же, не слушая её заверений, что все в порядке, схватил её за руку, заставив опустить пальцы в холодную воду.
Сам перевернул злополучное мясо и, сполоснув руки, потянулся за полотенцем, почти вплотную прижавшись к её спине.
И, улыбнувшись, так, что она забыла, как дышать, осторожно заправил ей за ухо выбившуюся из узла прядку волос.
В итоге она чуть не уронила на пол крышку от сковороды. А надо было уронить. И не на пол, а ему на ногу. Чтобы впредь неповадно было так издеваться.
Потому что после каждого его прикосновения, ей хотелось сбежать с кухни, и чего ей стоило этого не сделать, было известно лишь столешнице, в которую она, в конце концов, вцепилась обеими руками.
Правда, хватило её ненадолго.
Не выдержав, очередного пристального взгляда, разрумянившись от волнения, с трясущимися руками, Катерина умчалась в ванную, где провела целых десять минут, поливая лицо холодной водой и спрашивая у своего отражения в зеркале, что же происходит.
Гоша вот уже с полчаса ждал, когда же Кате, наконец, надоест мыть посуду (посудомойку девушка игнорировала напрочь), и она появится в гостиной. Они могли бы поговорить или, на худой конец, просто посмотреть телевизор… Однако Катерину подобные перспективы видимо не прельщали.
Из кухни то и дело доносились звуки льющейся воды и попеременно открывающихся и закрывающихся шкафчиков. Катя старательно изображала бурную деятельность, и Гоша подозревал, что девушка просто не хочет его видеть.
Весь вечер и так, и этак, он пытался найти подтверждение словам Олега. И до сих пор так и не пришел к определенному выводу. Единственное, что он уяснил, так это то, что Катя чувствовала себя неловко в его присутствии. А это могло означать прямо противоположные вещи.
«Нет, так дальше нельзя, — сказал он сам. — Нужно в корне поменять стратегию».
— Кать, ну ты скоро? — Гоша, как ни в чем не бывало, вошел в комнату, с порога одурманивая её демократичным люксом. — Мы же так опоздаем.
«Святые небеса! — Про себя взмолилась девушка, разглядывая облегающую байкерскую куртку „под лакированного крокодила“ и шелковую рубашку цвета мокрого асфальта, сконструированных самим Роберто Кавалли. — Ну, нельзя же быть таким возмутительно красивым! А джинсы! Боже! Сидят на бёдрах так, что в карман не влезть. Точно — Джон Гальяно. Готическую литеру „g“ — высококлассную пошлость, вышитую на клапане застёжки — ни с чем не спутаешь».
Минуты две, обалдевшая Катя, молча, созерцала его прикид — от блестящих зубчиков молнии на куртке до ботинок Берлути последнего модельного ряда, пока Гоша, не понимая, отчего это вдруг супруга впала в ступор, нетерпеливо не помахал рукой перед её глазами.
— Алё! Катенька, очнись! Мы опаздываем. Самолет ждать не будет. А мне хотелось бы с Олегом попрощаться…
— А? Да! — Вздрогнув, очнулась Катя и покраснела. — Извини. Я готова.
Игорь скептически обозрел её и потрогал кончик атласного шейного платочка.
— На твоем месте, я бы лучше шарф вокруг шеи замотал. Сама же за завтраком сказала, что на улице похолодало. В машине — то тепло, но нам еще от парковки до здания пешком чапать.
— Ты, между прочим, тоже без шарфа, — упрямо возразила Катерина, обеими руками схватившись за горло, будто Гоша прямо сейчас начнет развязывать платок, под которым скрывались его же отметины, — вот и я не замерзну.
Игорь пожал плечами, выходя из комнаты. Катя последовала за ним.
В общем, воскресенье прошло если не в теплой, то, по крайней мере, в дружеской обстановке.
Проводив Олега, который на прощанье шепнул Гоше на ухо: «А девочка тебя все равно любит», они заехали к Наумовым, выпить чаю и погреться, потому что на улице и вправду стоял собачий холод. Синоптики в кои — то веки не ошиблись, и обещанный циклон унес куда-то теплое апрельское солнышко, развесив тяжелые осенние тучи наполненные дождем пополам со снегом.
Уже въехав в город, Гоша заявил, что хочет устроить шоппинг и свернул в центр, где была масса разнообразных бутиков. Катя воспротивилась было, когда он завел её в магазинчик женской одежды, но он так посмотрел на неё, что девушка сочла за лучшее не спорить,…а потом так увлеклась примеркой, что уже и забыла о возражениях. Потом, они совершили набег на мужской магазин, заглянули в спортивный, обувной и парфюмерный. В итоге, потратив кучу денег, обвешанные покупками как новогодние елки игрушками, закончили свой вояж в уютном кафе, расположенном неподалеку и приехали домой уже под вечер.