Отскочив в сторону, Кровавый Глаз стал готовиться к новой атаке. Он был ловкий, молодой, с острыми рогами, и Старику, запутавшемуся в зарослях молодых сосенок, пришлось бы туго, если бы не его опыт. Он притворился, что хочет ответить на удар, но, как только рога молодого коснулись его отполированных в боях рогов, Старик отстранился. Молодой полетел вперёд и ударился о дерево. Раздался рёв и зловещий хруст. Упав на передние ноги, Кровавый Глаз попытался подняться, но вожак напал на него и ошеломил его градом молниеносных ударов.
Почувствовав кровь и приближение смерти, испуганные самки отступили и прижались друг к другу, ожидая трагической развязки, а другие муфлоны наблюдали за ожесточённым боем со стороны, и только расширенные ноздри и лёгкое пофыркивание свидетельствовали об их возбуждении. Но ни один из них не вмешался, когда Старик добивал поверженного врага.
Следующие несколько дней были днями затишья. Муфлоны мирно паслись на тучных полянах. Всё казалось спокойным, но опытный наблюдатель заметил бы странное поведение орлов, терзавших останки Кровавого Глаза. Насытившись добычей, они не улетели, а постоянно кружили над маленьким стадом, словно ждали новой схватки и новой добычи.
Инстинкт не обманул их. Через несколько дней после гибели Кровавого Глаза схватились Хромой и Кудрявый. Хромой был поменьше, но широкогрудый. Ходил он, неуклюже покачиваясь, так что пряди его длинной шерсти волочились, словно мантия. Его вид был бы чрезвычайно внушительным, если бы не лёгкая хромота, оставшаяся после опасного поединка. С тех пор Хромой стал очень скрытным и осторожным. Голову держал низко, но острый блеск глаз свидетельствовал о властной и свирепой душе, которая ничего не забывает и ничего не прощает.
В отличие от Хромого, Кудрявый был стройный, высокий, с великолепно изогнутыми рогами и плотной мускулистой шеей. На его лбу красовалась красноватая отметина, полученная в драке. И его походка, и манера держаться излучали гордость. Именно гордость и стала причиной столкновения с Хромым. Это случилось на водопое. Всем хотелось пить, и все направились в одно и то же время. Хромой и Кудрявый очутились рядом, но Кудрявый, сочтя недостойным для себя пить воду вместе с кем-то ещё, боднул Хромого. Хромой на удар ответил ударом — бросился всем своим мощным телом на Кудрявого и пырнул его в брюхо. Задние ноги Кудрявого оказались в воздухе. Он потерял равновесие и упал в быстрый ручей. Коварный удар был точно рассчитан: в воде Кудрявый намок и стал тяжёлым и неповоротливым. Если бы он был поумнее, тут же пустился бы наутёк, но, гордый и вспыльчивый, он, наклонив голову, бросился в бой.
Словно два камня, столкнулись их головы. Неуклюжие тела двигались с такой силой, что длинные пряди шерсти разлетались в стороны, словно от порывов ветра.
Кудрявому было трудно отбиваться, мешала намокшая шерсть, а удары сыпались градом — всё сильнее и ожесточённее. Почувствовав смертельную опасность, Кудрявый наконец бросился бежать. Самки в смятении вздрогнули. Сойка с криком улетела, а орлы, кружившие высоко в синем небе, спустились ниже. Оба драчуна исчезли в лесу, к радости Старика, который спокойно опустил морду в воду и, не оглянувшись, стал пить.
Долго в лесу раздавался топот копыт и звон сплетающихся рогов. Наконец всё стихло. К вечеру ни один из муфлонов не вернулся. И только на следующий день, когда солнце высушило росу на деревьях и маленькое стадо двинулось со своих ночных лежбищ к подножию скал, приплёлся Хромой. Он шёл медленно и покачивался больше, чем обычно. На лбу у него висела разодранная кожа, а в ране запеклась кровь. Он держался поодаль, медленно бредя за стадом. Хромой не притронулся к траве, зато долго и жадно пил.
Теперь Старик стал полновластным хозяином. Только он охранял стадо, расположившись на скале. А когда поздно вечером самки собирались под вековой елью с развесистыми густыми ветвями, он вставал около них, прислушивался, не раздадутся ли среди лесных шумов шаги какого-нибудь зверя.
Прошло лето, и наступила осень. Лес стал пёстрым, трава увяла, а небо из тёмно-синего превратилось в пепельное. Не стало слышно птичьего пения. Зашумели ели, и их грустный стон предупреждал всё живое, что нужно ждать тяжёлой зимы. В один из таких тихих осенних дней произошло неожиданное. Старик покинул свой сторожевой пост на скале, спустился к стаду и стал прогонять Хромого.
Вожак ожидал, что Хромой побежит. Но тут же почувствовал, что рога его словно наткнулись на скалу. Тревожное предчувствие обожгло бесстрашное сердце Старика, но было поздно. Начался поединок. Соперники расходились, потом, наклонив головы, с ожесточением бросались друг на друга. Треск рогов раздавался по всему лесу, как будто ветер валил сухие деревья. Вверх полетели камни и земля, а дыхание уставших животных всё больше напоминало пыхтение кузнечных мехов. Солнце поднялось высоко, стало припекать. С морд муфлонов стекала пена. Поляна была вся изрыта, будто распаханная. Схватка между Стариком и Хромым продолжалась до вечера. Соперники скрывались в зарослях, отдыхали минуту-две, а потом снова бросались друг на друга. Спустился вечер, животные устали, но продолжали борьбу.
Вместе с темнотой наступило временное перемирие. Противники ходили вместе со стадом, жадно пили во время водопоя, а потом укрылись в разных местах. А на рассвете оба одновременно поднялись на скалу и, как по команде, бросились друг на друга, видимо решив закончить смертельный поединок под шум крыльев белоголовых орлов, круживших над их головами. Сошлись они на маленькой полянке, со всех сторон окружённой пропастью. Животные находились близко друг от друга — места для разбега не было. Старик был тяжелее, а Хромой устойчивее, так что силы уравновешивались. Ни одному из них не удавалось нанести решающий удар в бок. Вдруг Хромой сделал вид, что смотрит на орлов. В это мгновение Старик попытался столкнуть его со скалы, но Хромой резким движением отступил, и Вожак полетел в пропасть.
Хромой повёл стадо на водопой весь в ранах, но с гордо поднятой головой.
Хромой радовался и торжествовал. Но радость его была преждевременной: если бы у него было зрение орла, то он бы увидел, что кровожадный Волк кружит за оградой, подстерегая каждый шаг незнакомых животных. Притаившись за оградой, опытный зверь наблюдал за жизнью маленького стада и хорошо изучил как силу и слабость самцов, так и беззаботность самок, их неспособность бегать и обороняться. Он даже выбрал первую жертву — легкомысленную и толстую самку с блестящей шерстью и висящими ушами, которая жадно пожирала траву и двигалась обычно в хвосте стада. Но Волк знал: прежде чем сомкнуть крепкие челюсти на шее жертвы, надо убить последнего самца. Потому-то он ликовал, когда самцы ломали друг другу рога, и терпеливо ждал, когда сможет расправиться с последним из них.
Только одного не знал Волк: как перебраться через ограду. Он пытался перепрыгнуть, но ноги его повисли в воздухе, и он шлёпнулся на каменистую землю. С тех пор хитрый матёрый зверь стал искать лазейку. Правда, он её всё не находил, но не отчаивался. Всё с тем же упорством он постоянно бегал вокруг или, притаившись в лесной чащобе, ждал счастливого случая. Вот так прошла осень, и наступила зима. Ветры, которые бились о зубцы скал, были пропитаны тяжёлой и холодной влагой, которая в любой момент могла превратиться в лёд и снег. Стадо спустилось с пастбищ на вершине в защищенное от ветра место, поближе к ручью, где голые, но сочные ветви буковых зарослей заменяли выгоревшую траву.
Вместе с муфлонами к ручью пробрался и Волк. Осенние туманы и на этот раз скрыли его следы, а буйные осенние дожди наполнили водой русло ручья, и он унёс песок из-под ограды — получилось небольшое отверстие. Как только Волк заметил это, шерсть у него на шее от волнения встала дыбом; он тут же присел и с тихим рычанием принялся рыть — ему хотелось расширить проход.
Два дня и две ночи прошли для Волка в утомительной и тяжёлой работе. Ожесточившись и совершенно потеряв терпение, он громко и злобно заскулил. Трудно сказать, услышал ли Хромой рычание Волка, но только на третий вечер он лишился покоя. Он неожиданно и сильно зафыркал — это был сигнал тревоги для стада, сбившегося под ветвями старой ели. А сам вожак, подняв голову и насторожённо осматриваясь вокруг, спустился к ручью, откуда слышалось волчье рычание.