— Отведите реку! — распорядился Сабота. — Остальное я беру на себя.
— Кто ты, незнакомец? — спросил один крестьянин, вглядываясь в его лицо.
— Посланец неба! — опередил юношу дед Панакуди. Он бросился к нему якобы для того, чтобы обнять, а на самом деле — чтобы шепнуть: — Говори, что ты ниспослан небесами, тогда они будут быстрей повиноваться, а времени у нас в обрез!
— Мне нужен осёл и два мешка сухого трута, дедушка. И скорее! — сказал Сабота старику.
— Двухбородый, ты что, заснул? Быстрей за ослом, привези два мешка трута! — крикнул Панакуди. — А ты, Козёл, живо — к реке! Отводите реку, как велит посланец неба! — Голос у старика был громкий, молодой. — Живей поворачивайтесь! Дракон уже близко!
Это была чистая правда. Скрип и скрежет — будто триста цепей волочилось по земле! — и вскоре показалась огромная, с гору, спина дракона, покрытая толстой сверкающей чешуёй.
Часть крестьян во главе с Козлом мчалась к реке, чтобы отвести воду в другое русло. Другая часть в страхе отпрянула назад. Лишь один Панакуди не потерял присутствия духа.
— Живей, Двухбородый, живе-ей! — кричал он. — Веди осла!
Двухбородый изо всех сил тянул за собой навьюченного двумя мешками осла, но упрямое животное упиралось. А Сабота и дракон всё это время недвижно стояли и с яростью смотрели друг на друга. Чудище снова взревело, спина его заходила ходуном, к небу взметнулись камни и комья земли. Чтобы нагнать на противников страху, дракон ревел и рыл копытом землю, как это делают быки, перед тем как ринуться в бой. Боялся ли он напасть на такое множество людей или его отпугивал неприятный запах, исходивший от деда Панакуди, неважно. Важно, что это помогло выиграть время: Двухбородый успел пригнать осла и передать недоуздок Саботе.
— Начнём, дедушка! — сказал юноша деду Панакуди. — Зажигай!
Кремень у предусмотрительного Панакуди был уже наготове, он сразу высек огонь, и трут загорелся. Сабота схватил его и сунул сначала в один мешок, потом в другой.
Дракон ревел теперь уже радостно, не замечая впереди себя ничего, кроме жирного осла, которого Сабота и Панакуди гнали прямо в разинутую пасть чудища.
Стоголосое «ах», в котором были и ужас, и досада, прокатилось над землёй: дракон поднял голову, принюхался и, тряся шеей, попятился.
Сабота и Панакуди в недоумении переглянулись.
— Это от тебя такой запах, дедушка? — спросил Сабота, зажимая нос.
— Солнцем припекло, вот и запахло! — торжествующе улыбнулся старик. — Я хотел испытать, можно ли спровадить дракона скверным запахом, и вот, пожалуйста, выходит — можно! Будь у меня побольше хорькового жира, я бы мигом покончил с проклятым чудищем! На, гляди…
Панакуди хотел подойти к чудищу ближе, но Сабота схватил его за руку.
— Куда ты? Именем солнца заклинаю тебя, дедушка! — взмолился он. — Отойди подальше! Иначе всё погибло!
— Видал, как пятится? — с довольным смешком сказал Панакуди. — Значит, мы безо всякого оружия можем выжить дракона из наших мест. Только для этого потребуется самое малое три сотни хорьков!
— Уйди, дедушка, иначе всё погибло! — продолжал умолять Сабота, почуявший сквозь запах хорькового жира ещё и запах разгоравшегося в мешках трута. — Скорей беги отсюда! Назад!
Панакуди, хотя и без большой охоты, послушался, а дракон снова пополз на людей. Снова заскрежетала по камням его чешуя, а могучая спина выгнулась дугой, наводя на всех ужас.
Сабота потянул осла вперёд, но тот упёрся ногами в землю и не двигался с места. При всей своей тупости длинноухий не желал по доброй воле лезть чудовищу в пасть. А время шло, дым валил всё сильнее, надо было спешить. Сабота подтащил осла к дереву, привязал к стволу, а сам, пятясь, отбежал назад.
— Скорей уходите отсюда! Вы мешаете ему! — крикнул Панакуди односельчанам: он догадался, что́ произойдёт, если чудище замешкается и не сглотнёт осла вместе с его огненным грузом. — Уносите скорей ноги и блейте по-овечьему или мычите, да погромче, слышите?
Кто заблеял, кто замычал, а следом заревел и привязанный к дереву вислоухий. Это, по-видимому, окончательно раззадорило дракона, он подскочил к ослу, и бедняга исчез в его утробе.
— Слава небесам! — В наступившей тишине голос Панакуди прозвучал особенно громко. — Не видать тебе девушки как своих ушей! — И, ко всеобщему изумлению, старик вдруг пустился в пляс. Он взмахивал руками, подпрыгивал и пел:
Панакуди пел и плясал, но все смотрели не на него, а на дракона. Проглотив осла, чудище блаженно облизнулось и повернуло назад, к пещере. Скрежет его чешуи постепенно затих вдали.
Но недолго длилась тишина. Скрип железных цепей оповестил о том, что кто-то собирается опустить подвесной мост у Главных ворот.
Поняв, чем это грозит, Сабота кинулся к воротам.
— Несите скорей брёвна! — крикнул он односельчанам. — Надо заложить ворота, иначе боярские псы разорвут нас всех в клочья! Они пострашней дракона! Скорей тащите брёвна, не то во всём селении не останется ни одной живой души!
Крестьяне бросились за брёвнами, чтобы подпереть мост, не дать опустить его. Но тут раздался страшный грохот, земля ходуном заходила у них под ногами. Люди в ужасе попадали ничком. Только Сабота остался стоять. И Панакуди. Вслушавшись в грохот, старик засиял.
— Началось! — радостно воскликнул он и с неожиданным проворством вскарабкался на одну из ближних скал, откуда была видна пещера дракона.
Сабота последовал за ним и хорошо сделал, потому что зрелище, открывшееся ему с вершины скалы, можно увидеть лишь раз в тысячу лет: дракон — быть может, последний дракон на земле — горел, метался, издыхал в страшных муках. Тёмные клубы дыма валили из пастей и ноздрей всех его трёх голов, а жёлто-зелёные языки пламени, которые чудище изрыгало, поджигали всё вокруг — траву, кусты, деревья. Дракон метался по ущелью в поисках воды, но воды не было ни капли — не зря Сабота велел Козлу отвести реку в другое русло. Огонь между тем разгорался всё сильнее. Дракон карабкался вверх по склону, поджигая всё новые и новые деревья, кусты, и с грохотом срывался вниз, на каменистое дно ущелья. Он неистово бил хвостом, и от этих ударов и ужасающего предсмертного рёва тряслась земля, раскалывались скалы и каменным дождём обрушивались на дракона.
Почуяв наконец, где вода, дракон, не переставая реветь, потащился по высохшему руслу. Он не полз, а словно подскакивал, на ходу разбивая хвостом камни и скалы. Крестьяне попрятались кто куда. Панакуди уже не смеялся: если разъярённый, горящий дракон дотащится до селения, он испепелит его, сровняет с землёй.
— О небо! — взмолился старик. — Смилуйся над нами!
Само собой, ни небо, ни люди не услышали его, а дракон продолжал громыхать и реветь. Вот он уже совсем близко от боярской крепости. Его манила вода в оборонительном рву. Пусть тухлая, но вода! Однако чудище так металось, так сотрясало всё вокруг, что стена старой, сгоревшей изнутри крепости пошатнулась, накренилась и обрушилась, доверху завалив ров.
Дракон дёрнулся в каком-то отчаянном прыжке, рухнул наземь и лопнул, разлетевшись на тысячи кусков!