— Вот это мужчина, — произносит Герта через какое-то время. А тот уже исчез за стеклянным квадратом.

Мы самое крупное среди предприятий, производящих игрушки.

Соседки Герты больше не косятся в ее сторону, теперь они сосредоточились на собственных руках. Герта использовала для себя несколько секунд рабочего времени всех четверых. И вот уже коробки громоздятся перед нею. Крышки выскальзывают из рук. Приходится надевать по второму разу.

— Давай пошевеливайся, — говорит ей соседка Хойзерши. — Его уже и след простыл, а ты все мечтаешь.

Руки у Герты снуют проворно. Быстрее, быстрее. Левой — коробку, правой — крышку, начинаешь надевать снизу, сначала на блестящие пластмассовые коленки, потом на широко раскрытые глуповатые глаза, коробку в сторону — и за следующую.

Герта выравнивает темп.

Гертруда поправляет плюшевого медвежонка, чтобы тот лежал в коробке прямо. Плюш теплый на ощупь. А вот фарфоровые раковины были холодные. Как много они уже послужили. Гертруда насыпала на фарфор порошок. Смачивала губку водой. Терла изо всех сил. На белом фарфоре появлялись грязные полосы. Холмики грязи, островки грязи, сплошная грязь. Грязные полосы сливались. Грязь комками липла к фарфору, оставалась на тряпке. Гертруда открыла кран. Горячая вода. Смыла грязь. Сильная струя воды унесла грязь в водосток.

Стоило Денчи удалиться за стеклянный квадрат, раздались смешки. А еще мы приглашаем на работу начальника склада в возрасте от 25 до 40… Стремительно побежали от стола к столу. Начались разговоры. Потом смешки смолкли. Сорок восемь упаковщиц продолжили свою работу. Они укладывают кукол в коробки. Закрывают коробки крышками. Перевязывают бечевкой. Наклеивают этикетки. Подсобницы держатся особняком, вместе со всеми они не хихикают. Полные тележки они отвозят к тому транспортеру, что находится за двенадцатым столом. Перекладывают коробки на бегущую ленту. Обмениваются отрывистыми фразами или вообще не говорят ничего. А вот Эльза всегда заговаривала с Денчи. Тогда он задерживался возле их стола.

Летом она казалась даже выше, чем он. Потому что носила босоножки на пробковой подошве. Да еще копна светлых волос. Платья у нее летом всегда с вырезом. В вырезе видна белая кожа. Особенно белая весной. Денчи всегда останавливался возле Эльзы. Он подходил к ней сзади, с левой стороны. …который продемонстрирует способность усовершенствовать и без того прекрасно отлаженный рабочий процесс. Язык у Эльзы хорошо был подвешен. За словом она в карман не лезла. Денчи очень близко придвигался к ней. Он был тоньше, чем она. За задними столами раздавались смешки. Эльза брала куклу в руки. Когда она укладывала ее в коробку, юбка словно нечаянно расстегивалась. Эльза отправляла коробку Герте, та приводила юбку в порядок. Денчи всякий раз подолгу наблюдал за этой игрой. Как-то Эльза сказала: «Вот бы нашей сестре такие гладкие коленки». Денчи выглядел всегда удивительно аккуратно. «Даже когда мы были детьми, у нас не было такой кожи. Надо же какая гладкая», — продолжала Эльза.

Проверяя работу упаковщиц, Денчи обычно молчал. Вообще-то ему больше по душе женщины хрупкие, нежные. Эльзу к таковым уж точно не отнесешь. Зато язык у нее подвешен, ничего не скажешь. Денчи придвигался все ближе. Ждал, когда она снова начнет про круглые коленки и гладкую кожу.

Герта всегда прыскала, когда у Эльзиных кукол начинали вдруг расстегиваться юбки. Не отвлекаясь, конечно, от работы. Это все шло так, между делом. У Денчи даже глаза сходились на переносице от возбуждения. Время от времени Эльза демонстрировала свое округлое колено. Не отвлекаясь, конечно, от работы. Как-то раз он попробовал подкараулить ее после смены. Но она взяла под руку Герту. А ему предложила сопровождать их обеих. Плотная коренастая Эльза между нежной темноволосой Гертой и обольстительным Денчи.

А потом Эльза вместе с Гертой заключили пари против остальных сорока шести упаковщиц. Они утверждали, что этот самый Денчи…

Для реализации этих, в нынешней ситуации весьма непростых, задач мы предпочли бы пригласить мужчину.

— Двадцать штук, — объявляет Хойзерша. — Если, конечно, старуха не пустит нас в конце по миру.

— С чего это именно мне пускать вас по миру? — огрызается та. — Первый раз сегодня уложились в норму.

Новенькая не произносит ни слова. Хойзерша бросает взгляд на часы. Как-то странно движутся сегодня стрелки. Можно подумать, время остановилось.

Левой рукой Гертруда подтягивает к себе коробку, правой хватает крышку, надевает крышку на коробку, посылает дальше, левой подтягивает коробку, надевает крышку, дальше.

Их подсобка находилась на третьем этаже. Крошечная каморка рядом с лифтом. Выключатель справа от двери. Сорокаваттная лампочка без плафона. Справа пять веников. Слева пять половых щеток. У противоположной стенки пять метелочек, которыми смахивают пыль. Из-за стенки слева слышно, как поднимается вверх лифт. У каждого этажа щелчок. С первого этажа донесся звук захлопнувшейся двери. Второй этаж, щелчок. Шорох скользящей вверх кабины. Чем ближе к каморке, тем слышнее. Гертруда прислоняется к узкой побеленной стенке между лифтом и дверью каморки. Снизу приближается лифт. Потолок кабины отделяет темную шахту от освещенного внутреннего пространства. Из ее укрытия Гертруде хорошо виден проезжающий лифт: в кабине светло, стенки отделаны голубым пластиком, вот показалась мужская шляпа, через мгновение изящная женская. Лица соприкасаются почти вплотную. Две пары голубых глаз устремлены друг на друга. И тут за дверью лифта — лицо Гертруды в обрамлении рыжих волос, бесцветные, водянистые глаза. На мгновение три пары глаз встречаются. Лифт тяжело проскальзывает мимо двери каморки. Два светлых плаща. Брюки. Женские ноги в чулках. Легкие ботинки на тонкой подошве. Туфельки на высоких каблуках. И белая сумочка. Третий этаж, щелчок. Низ кабины сливается с темнотой шахты. Шорох скользящего лифта все слабее. Четвертый этаж, щелчок. Пятый этаж. Шестой этаж, стоп. Со скрипом распахивается дверь. Шуршит по грубой красной циновке. Мужской и женский голоса. Дверь лифта захлопывается. Гертруда берет у левой стенки половую щетку. Она тяжело оттягивает руку. Теперь нажать кнопку. Лифт пришел в движение. Шорох скользящей кабины все громче. Вот и третий этаж, дверь в подсобку.

Голоса упаковщиц пробуждают Гертруду от воспоминаний.

— Сколько коробок мы сделали уже за сегодня? — спрашивает Герта.

— Сто восемьдесят точно, — отвечает соседка Хойзерши. В складках кожи у нее на руках засох клей.

За каждую коробку десять пфеннигов, это восемнадцать марок на бригаду. Нужно разделить на четыре, получится по четыре пятьдесят на каждую. Это за час сорок минут.

— Все зависит от нашей сработанности, — замечает Герта. — Как-то я работала с тремя свихнувшимися. Вот это, скажу я вам, была гонка, им непременно нужно было заработать по три с полтиной в час. Это было безумие.

Хойзерша кашляет:

— Пылища эта меня доконает.

— Но если бригада не сработалась, это, скажу я вам, сущий ад, — продолжает Герта.

— Мунк сейчас должен появиться, — замечает соседка Хойзерши.

Хойзерша хихикает. И тут же заходится в кашле.

Они заключили пари. Эльза и Герта против сорока шести остальных упаковщиц. Эльза по этому поводу засучила рукава. Денчи теперь задерживался возле нее все дольше. И придвигался все ближе. Ведь у Эльзы всегда было что рассказать. Вообще-то Денчи больше нравятся хрупкие создания. Но округлые колени Эльзы, плотное, упругое ее тело и гладкая кожа отчасти изменили его вкус.

Сорок шесть женщин замолкли на полуслове. В стеклянном квадрате появился Денчи. С неровной, какой-то восьмиугольной головой, с плоским лицом, на котором почти не выдавался нос, с покатым лбом и с безупречным пробором. Волосы у него причесаны тоже безупречно. Вот безупречный Денчи закрывает за собой дверь. Безупречной походкой проходит вдоль рядов пакующих женщин. Молча замеряет темп их работы.

Сорок шесть пар глаз искоса уставились на него. Ни одного смешка. Эльза спокойно укладывает кукол в коробки. Параллельно ее столу бежит лента транспортера. Из соседнего цеха в следующий. Денчи остановился позади Эльзы. Сделал еще один шаг влево, поближе к ней. Волосы она в тот день подколола высоко. Выше, чем обычно. А на шее такая белая кожа. Но на этот раз Эльза не собирается демонстрировать округлые колени и гладкую кожу, не поправляет куклам юбки. Первой замечает это Герта. Потом и остальные.