Яшин всё сделал по-военному: зная о беде, молчал весь матч (а какими бы были Толины товарищи, узнав до) и сообщил молодежи об утрате через два часа, когда игра закончилась. И, конечно, нельзя считать гибель Кожемякина причиной ухода Яшина с поста начальника команды. Кошмарный эпизод произошел в октябре 1974 года, а на работу в Управление футбола он перешел через два года. Н. П. Симонян рассказывает, что, узнав о вакансии, сразу же предложил кандидатуру старого товарища еще по Мельбурну. Полностью должность называлась так: заместитель по воспитательной работе Управления футбола Спорткомитета СССР. Сразу скажем: оказался Лев Иванович среди единомышленников. О Симоняне уже сказано, а еще в общественном тренерском совете заседали Г. Д. Качалин, М. И. Якушин, А. П. Старостин, Б. А. Аркадьев. Те, с которыми говоришь на одном языке. Да и саму Федерацию футбола тогда как раз возглавлял Б. А. Федосов, тот самый известинец, замечательный журналист, постоянный поклонник Яшина.

Всё так. Но уж очень он любил то, чего сейчас лишился: ворота, поле, трибуны, мяч, а также звуки, запахи, голоса, улыбки — всё то, что связано с игрой в футбол, начинавшейся маршем Матвея Блантера. Конечно, сам уже не играл — начальник. Так всё одно рядом с газоном располагался. Шаг ступи — и ты снова там, с ребятами из московского «Динамо». Словно и не уходил никуда.

Теперь такого не будет. Надо сидеть в конторе и подписывать документы, отвечать на письма, вообще реагировать на происходящее вокруг исключительно из кабинета. Однако и на новом месте Яшин приносил, безусловно, много пользы. Свидетельствует А. А. Парамонов: «Тогда существовало правило обязательно реагировать на письма в определенный срок, а они в федерацию шли пачками. Причем писали порой даже не любители футбола, а просто граждане по каким-то не связанным со спортом проблемам. Некоторые послания были переадресованы в федерацию из ЦК КПСС, попадались и назойливые авторы, буквально бомбардирующие письмами. И если кто-то из них никак не удовлетворялся ответом и слал повторные письма, их передавали Яшину. Его подпись на бланке федерации имела магическое действие — бомбардировка прекращалась. Но магия, конечно же, кроется в том, что Яшин умел разъяснить ситуацию и ответить по существу».

Товарищ Яшина по «золотой» олимпийской сборной 1956 года, несомненно, прав. Многие недооценивают или забыли тот факт, что в 1972 году Лев Иванович закончил Высшую партийную школу, где проучился пять лет. Учился наравне со всеми, нагоняя материал, когда возвращался после сборов, турниров, игр чемпионата Союза. И специфика названия не должна смущать: это было полноценное высшее образование советской эпохи. А учитывая жизненный опыт и доскональное знание предмета — то есть футбола, — толково ответить на любое письмо он мог без сверхусилий.

Вместе с тем магия личности тоже имела место. Представьте себе советского человека, который получил автограф Яшина плюс его собственноручный текст.

Всё, считай, что жизнь удалась.

В 70-е годы он становится советской публичной фигурой. При этом сам вратарь ничего подобного, естественно, не желал: о его феноменальной скромности речь впереди, а личная порядочность многократно подтверждена в предыдущих главах. Тут иное дело.

Советский футбол в начале 70-х вступил в затяжной кризис. Чемпионат разъедали договорные игры. Футболисты, чье лживое любительство стало притчей во языцех, забыли о верности клубу (меняли их за сезон по три раза). В команды мастеров вкладывались большие бюджетные деньги (а какие тогда еще можно было представить?), игроки могли позволить себе жить на порядок лучше среднего гражданина Страны Советов[23]. Скандалы с «нарушениями режима» стали нормой.

Результатом всего вышеперечисленного стало падение сборной страны до статуса европейского «середняка» — и это после «золотого» 60-го! Команда не сумела пробиться на чемпионаты мира 1974 и 1978 годов, провалила чемпионат Европы-76 и — самое обидное — монреальскую Олимпиаду того же года: «бронза» на том уровне не смотрится каким-либо достижением. Клубная же удача киевского «Динамо» носила региональный характер. К тому же обладатели Кубка кубков и Суперкубка 1975-го на следующий год почти в полном составе никак, опять же, не проявили себя в первой сборной.

Яшин и его друзья наблюдали за совершавшейся катастрофой с нескрываемой болью. То была искренняя реакция настоящих спортсменов, фанатично преданных обожаемой игре. В общем-то, Лев Иванович еще после чемпионата мира-70 прозорливо высказался об отсутствии новых талантов и отходе от победных традиций. Многое он понимал. Гораздо больше, нежели казалось со стороны.

Но и советские идеологи были профессионально подкованы. Футбол оставался по-прежнему чрезвычайно популярной игрой. Успехов что-то не было.

Значит, нужно поднимать, укрупнять, ретушировать прошлое. Фигура Яшина идеальна. Прежде всего, он и вправду замечательный человек (пропагандисты тоже люди): добрый, спокойный, лишенный любой «звездности». Коммунист. До триумфа Олега Блохина в 1975-м — единственный наш обладатель «Золотого мяча». Про Олимпиаду и Кубок Европы также никто не забыл. И наконец: страшной силы популярность за границей.

Всё названное и позволило начать и успешно проводить работу по созданию рядом с живым, хотя и не слишком здоровым Яшиным символа самой системы. Выяснилось, что, если голкипер блеснул мастерством, — это «по-яшински». Ошибся — «отошел от яшинских традиций». Между тем лично-то, мы видели, Лев Иванович никого не тренировал, школы его имени и с ним во главе так и не создали. А «советская вратарская яшинская школа» вдруг возникла.

То есть о ней объявили и энергично внедряли заявленное в слове и на бумаге в народное сознание.

Яшин не спорил и не протестовал: бесполезно было. Наоборот, не отказывался от поездок по стране, встреч с молодежью, детьми. Выступал в прессе и на телевидении. И правильно делал. Непосредственное общение с людьми не заменить ничем. Ведь одно дело прочитать о знаменитом человеке, другое — встретиться и поговорить.

…Взорвался он уже в позднюю перестройку. В интервью с главным редактором журнала «Физкультура и спорт» И. Ю. Сосновским решили не обходить никаких острых тем и опубликовать текст беседы без лакировки. Одно из центральных высказываний Яшина стоит привести и запомнить:

«Критика и самокритика звучат всё тише и тише, а вот привычка кричать о малом успехе и молчать о неудаче — остались».

Но особо символичной стала тема курения. «И даже напишете, — вскричал Яшин, — что всю свою спортивную жизнь я курил? Вы знали об этом?» — «Да, знал», — отвечает журналист. «Так почему же ни вы, ни ваши коллеги прежде не написали, что я курю и тем самым подаю дурной пример молодым футболистам?» Игорь Юрьевич честен: «Посчитал, что это станет дурным примером вообще». И Яшин горестно продолжает: «Вот и спортивные начальники стыдливо отворачивались, когда видели меня с сигаретой. Особенно после того, как я был признан лучшим футболистом Европы и защищал ворота сборной ФИФА в матче века в Англии». Здесь главный редактор всё же берет бразды правления в свои руки: «Как же вы, человек волевой, преданный спорту, не заставили себя бросить курить?» И — ответ потрясающей искренности и естественности: «Потому что дураком был». Дальнейший текст опустим: история про бессонные ночи на заводе, махорку, чтобы не заснуть, — уже приводилась.

Сейчас важнее другое. Понимаете, это живому Яшину курить можно, а слепленному символу — никак нельзя. Рядом с прекрасным, обаятельным человеком вырастает «человек с плаката». Настоящий же мучается, заново всё переживает, кричит даже и вон как себя судит — нарисованному такое не дано.

Ко всему прочему, система, сполна используя его славу и авторитет, продолжала (парадокс!) относиться к нему как к обычному гражданину. Популярнейший в 70–80-е годы артист Вадим Тонков (Вероника Маврикиевна в дуэте с Авдотьей Никитичной — Борисом Владимировым), друживший с семьей Яшиных еще с 60-х, рассказывал, как где-то в конце 70-х и точно 8 марта, в день рождения Бориса, за дружеским столом с нетерпением ждали Яшина. А он так и не приехал. Валентина Тимофеевна потом позвонила и сказала, что Лев задержался за границей. Причины Яшин затем объяснил лично: