Завод набирал темпы. – Количество брака снижалось, а производство росло. Совершенствовалась технология. Все учились, приобретали опыт. Рабочие учились у инженеров, а молодые инженеры – у опытных рабочих. На основных производствах, собственно, все были молодые – и инженеры, и рабочие. Одним из «старых» был я – мне шел 36-й год.

Не было ни одного квартала, чтобы завод не выполнял плана. А раз план выполнялся, то, помимо основной зарплаты, шли премии. Настроение у всех было приподнятое. Люди вносили много интересных предложений по дальнейшему совершенствованию технологии производства, конструкции печей, инструментов.

Прошло всего несколько месяцев, нет, не прошло, пролетело, а как многое уже изменилось! Я хорошо помнил первые дни своего пребывания на заводе, хмурые лица рабочих и растерянность инженеров и мастеров. Из-за массового брака план не выполнялся, и заработки были низкими. Как-то я остановился у печи и спросил у бригадира, как его дела? В ответ услышал горькие слова:

– Как дела? Вчера велосипед продал. Денег нет на еду. Велосипедом меня премировали за строительство вот этих самых печей, а теперь его продавать пришлось. Жена хотела было детское одеяло продать, но я не дал. Что я малышу скажу, когда он спросит, где одеяло-то? Не знаю, что дальше и делать. На другой завод подаваться не хочется, привык я тут. Ведь когда я сюда пришел, здесь пустырь был – только полынь росла, а теперь вон сколько печей ревет!

И он с каким-то остервенением стал лопатой забрасывать в печь известь.

Теперь все изменилось. Я видел это по веселым лицам работающих у печей, их задорным шуткам. О достатке свидетельствовали даже звонки… из челябинской милиции.

– Вчера ваши разгулялись. После получки, что ли? Забрать пришлось. В ресторане «Урал» посуду побили. Кто за убытки платить будет? Вы заплатите или в суд дело передавать?

Во мне боролись два чувства – опять, вероятно, Невский разошелся. Один из лучших бригадиров, но, когда выпьет, удержу нет.

Вероятно, опять каяться придет и будет утверждать, что черт попутал, и опять будет зарок давать больше хмельного в рот не брать. Нет, хватит, уволить придется. А работник великолепный. Как его любит бригада! За месяц они почти тройную норму выполнили. Без Невского этого бы не сделали. Завтра вся бригада придет просить за него. А может быть, все же еще раз поговорить с ним?

– Так заплатите, что ли, за убытки-то? Может быть, на этом и порешим?

По голосу начальника отделения милиции я чувствовал, что ему не хочется заводить судебного дела.

– А много посуды побили?

– Всю, что на столах стояла. Наши пробовали было остановить Невского-то, да разве его удержишь. У него не руки, а кувалды, – в голосе начальника слышалось плохо прикрытое восхищение. – Как же быть-то теперь?

– Что же делать, придется платить. Больно уж работники хорошие.

– Да, мы говорили с ними, когда они проспались-то. Каждый из нас, говорят, за троих работал. Можно и согрешить было. Сами жалеют, что так вышло.

– Ну, тогда на этом и порешим.

Несмотря на явные успехи, мы все же не были вполне довольны результатами, хотелось большего. Было желание сразу устранить все недостатки, ликвидировать все узкие места производства. «Не сдерживай», «Не расхолаживай» – это был девиз всего производства.

Рискованный опыт

Одним из узких мест на заводе был вспомогательный цех по дроблению углеродистого феррохрома. Завод переходил на изготовление наиболее дефицитных сортов феррохрома, с очень низким содержанием углерода. Такой сплав требовался прежде всего для производства нержавеющих сталей. Производственный процесс изготовления этих сортов феррохрома был длительным и сложным.

Было замечено, что качество продукции зависит, в частности, от того, как раздроблен углеродистый феррохром. Дробить его следует на мелкие кусочки. Операция эта была очень трудной и неприятной. Дробильные механизмы часто выходили из строя. В грохоте дробильного цеха тяжело было работать, а там было несколько десятков человек. И вот мне пришла в голову мысль: а нельзя ли вообще отказаться от дробления? Углеродистый феррохром мы получаем в жидком виде. Почему нельзя струю жидкого металла разбивать струей воды? Ведь гранулируют же шлаки. Примерно таким же путем изготовляют свинцовую дробь. Я предвидел большую экономию в производстве и ликвидацию самого неприятного процесса. Собрал техническое совещание и изложил свои соображения. Убедить присутствующих на совещании мне было легко – идея была простой, и, кроме того, многие инженеры, как я уже писал, когда-то были моими студентами, для них я был по-прежнему профессор.

Стали разрабатывать детальный план постановки первого опыта. Кое-кто робел. Температура феррохрома при выпуске его из печи достигала более двух тысяч градусов. Опасались, что при этой температуре вода будет разлагаться на водород и кислород, возможен взрыв. Начальник второго цеха В.И. Носаль предложил всех рабочих на время опыта убрать и все рабочие места занять инженерами.

Директора на заводе не было. Воспользовавшись этим, мы и решили поставить опыт: боялись, что он не разрешит, Эксперимент прошел успешно. Весь металл за несколько минут был превращен в ровные мелкие дробинки. Полная удача! Открылась перспектива значительного упрощения и удешевления производства; Такого тонкого и ровного по размерности частиц феррохрома мы никогда не получали из дробильного цеха. Когда измельченный таким методом металл поступил для дальнейшего передела – получения промежуточного продукта, силикохрома, то совершенно неожиданно было установлено, что и здесь нас ждала удача – производство силикохрома так же резко возросло.

Стали готовиться к постановке второго опыта. Но когда все было уже подготовлено, меня вызвали на заседание в областной комитет партии. Я предложил задержать опыт до моего возвращения. Во время заседания мы услышали звук, подобный орудийному выстрелу, а через несколько минут в зал заседания вошел один из сотрудников секретариата и сказал, что Челябинский ферросплавный завод взлетел на воздух.

– Вероятно, диверсия, – произнес кто-то из присутствующих.

Я бросился вниз по лестнице, вскочил в машину и сказал испуганному шоферу: «Скорее на завод».

Когда мы въехали в заводские ворота, я увидел оголенную крышу цеха – вокруг лежали в беспорядке разбросанные доски. Казалось, огромное заводское здание было полностью разрушено. В оконных переплетах зияла пустота, стекла были выбиты, и их осколками засыпан весь двор. Один мостовой кран лежал внизу.

– Сколько пострадало? – спросил я первого из попавшихся мне навстречу рабочих.

– Семнадцать человек увезли в больницу, – ответил он.

Я опять вскочил в машину.

– В больницу? – спросил шофер.

– Да!

Когда я вошел в кабинет врача, он, увидев меня, сказал:

– Не волнуйтесь. Самый тяжело пострадавший максимум через две недели выйдет на работу. Вам удивительно повезло!

Оказалось, что в мое отсутствие решили сразу жо провести и первую рационализацию процесса – дать большую струю металла. А в это время прекратилась подача воды. Произошел сильный взрыв, которым сбросило мостовой кран, кровлю и выдавило все стекло. Всех участников опыта разбросало, и они получили синяки и порезы, но сильно никто, к счастью, не пострадал.

Неудача, однако, не остановила опытов, и завод освоил в конце концов этот метод.

Что значит личная заинтересованность!

Летом 1935 года Тевосян, по совету Серго Орджоникидзе, созвал совещание руководящих работников Главспецртали, чтобы поговорить об экономичности работы заводов. Это совещание вылилось в детальный анализ технологических процессов производства и причин высокой себестоимости выпускаемой заводами продукции.

Тевосян поставил перед работниками заводов задачу ртказаться от дотации, а для этого значительно снизить стоимость производства. Было внесено много разумных предложений о том, какими путями следует идти к увеличению производительности металлургических печей, прокатных станов, ковочных молотов и прессов.