Ваш муж был очень взволнован и потрясен ужасной смертью своего брата.

Миссис Даджен усмехается.

(Андерсон, меняя тон, обращается к ней настойчиво и с оттенком негодования.) Что ж, разве это не естественно, миссис Даджен? В эту минуту он подумал о своем блудном сыне, и сердце его смягчилось. Он послал за ним.

МИССИС ДАДЖЕН (со вновь зародившейся тревогой). Послал за Ричардом?

АНДЕРСОН. Да, но Ричард не захотел придти. Он ответил отцу через посланного. И, к сожалению, я должен сказать, это был дурной ответ, страшный ответ.

МИССИС ДАДЖЕН. Что же он сказал?

АНДЕРСОН. Что он всегда будет на стороне своего беспутного дяди и против своих праведных родителей, и в этом мире и в будущем.

МИССИС ДАДЖЕН (непримиримо). Он понесет кару за это. Он понесет кару за это – и здесь и там.

АНДЕРСОН. Это не в нашей воле, миссис Даджен.

МИССИС ДАДЖЕН. А я разве другое говорю, мистер Андерсон? Но ведь нас учат, что зло будет наказано. Зачем нам исполнять свой долг и блюсти закон господень, если не будет никакой разницы между нами и теми, кто живет как заблагорассудится и глумится над нами и над словом творца своего?

АНДЕРСОН. Что ж, земной отец Ричарда был милосерд к нему, а его небесным судиею будет тот, кто всем нам отец.

МИССИС ДАДЖЕН (забывшись). Земной отец Ричарда был безмозглый…

АНДЕРСОН (потрясенный). О!

МИССИС ДАДЖЕН (слегка устыдясь). В конце концов я мать Ричарда. Если уж я против него, кто вправе быть за него? (Стараясь загладить свой промах.) Присядьте, мистер Андерсон. Мне бы давно надо предложить вам, но я так взволнована.

АНДЕРСОН. Благодарю вас. (Берет стул, стоящий перед очагом, и поворачивает его так, чтобы можно было поудобнее расположиться у огня. Усевшись, продолжает тоном человека, который сознает, что заводит разговор на щекотливую тему.) Вам Кристи сказал про новое завещание?

МИССИС ДАДЖЕН (все ее опасения возвратились). Новое завещание? Разве Тимоти… (Голос у нее срывается, и она не может договорить.)

АНДЕРСОН. Да. В последний час он изменил свою волю.

МИССИС ДАДЖЕН (бледнея от бешенства). И вы дали ему меня ограбить?

АНДЕРСОН. Я был не вправе помешать ему отдать свои деньги своему сыну.

МИССИС ДАДЖЕН. У него ничего не было своего. Его деньги – это те деньги, которые я принесла ему в приданое. Я одна могла решать, как быть с моими деньгами и с моим сыном. При мне он никогда не отважился бы на такую подлость, и он это хорошо знал. Оттого-то он и улизнул исподтишка, точно вор, чтобы, прикрывшись законом, ограбить меня за моей спиной. А вам, мистер Андерсон, вам, проповеднику слова божия, тем зазорней быть сообщником в таком преступном деле.

АНДЕРСОН (поднимаясь). Я не в обиде на вас за эти слова, сказанные в пылу горя.

МИССИС ДАДЖЕН (презрительно). Горя!

АНДЕРСОН. Ну, разочарования – если сердце подсказывает вам, что это более подходящее слово.

МИССИС ДАДЖЕН. Сердце! Сердце! С каких это пор вы стали считать, что должно доверяться голосу сердца?

АНДЕРСОН (с несколько виноватым видом). Я… э-э…

МИССИС ДАДЖЕН (страстно). Не лгите, мистер Андерсон. Нас учат, что сердце человеческое неверно и лживо, что оно закоснело во зле. Мое сердце когда-то принадлежало не Тимоти, а его брату, тому самому нечестивцу, что только что кончил свои дни с веревкой на шее, – да, именно так, Питеру Даджену. Вы это знаете: старый Эли Хоукинс, чье место вы заступили в нашем приходе, – хотя вы не достойны развязать шнурки на его башмаках, – он вам рассказал об этом, когда вверял заботу о наших душах. Вон он-то и предостерег меня против моего сердца и придал мне силы устоять; и по его совету я выбрала себе мужа доброго и богобоязненного, как тогда казалось. Не это ли послушание сделало меня тем, что я есть? А вы – вы, который женились по влечению сердца, – вы теперь говорите о том, что мне подсказывает мое сердце. Ступайте домой к своей красивой жене, мистер Андерсон, а меня оставьте и дайте мне помолиться спокойно. (Она отворачивается, подпирает голову руками и, уйдя в мысли о несправедливости судьбы, перестает замечать его присутствие.)

АНДЕРСОН (который и сам рад уйти). Да не допустит господь, чтобы я помешал зам обратиться к источнику всяческого утешения. (Идет к вешалке за своим плащом и шляпой.)

МИССИС ДАДЖЕН (не глядя на него). Господь и без вас знает, что допускать и чего не допускать.

АНДЕРСОН. И господь знает, кого прощать! И я надеюсь, что он простит Эли Хоукинса и меня, если когда-либо мы учили противно его закону. (Застегивает плащ и приготовляется выйти.) Еще одно слово… по неотложному делу, миссис Даджен. Предстоит чтение завещания, и Ричард вправе присутствовать. Он здесь, в городе, но он великодушно заявил, что не хочет вторгаться сюда силой.

МИССИС ДАДЖЕН. Он должен сюда придти. Уж не воображает ли он, что ради его удобства мы покинем дом его отца? Пусть приходят все; и пусть приходят скорее и скорее уходят. Нечего полдня отлынивать от работы под предлогом завещания. Я буду готова, не беспокойтесь.

АНДЕРСОН (делая два-три шага к ней). Миссис Даджен! Я когда-то пользовался некоторым влиянием на вас. С каких пор я его утратил?

МИССИС ДАДЖЕН (по-прежнему не глядя на него). С тех пор как женились по любви. Вот, теперь вы знаете.

АНДЕРСОН. Да, теперь знаю. (Выходит, погруженный в раздумье.)

МИССИС ДАДЖЕН (про себя, думая о муже). Вор! Вор! (Сердито срывается со стула, сбрасывает шаль с головы и принимается за уборку комнаты к предстоящему чтению завещания. Для начала стул Андерсона водружается на прежнее место, а тот, на котором сидела она сама, отлетает к окну. Потом она окликает обычным своим суровым, гневным, повелительным тоном.) Кристи!

Никакого ответа, Кристи крепко спит.

Кристи! (Подходит и грубо трясет его.) Вставай сию же минуту, не стыдно тебе? Отец умер, а он спит, как ни в чем не бывало! (Возвращается к столу, ставит свечу на полку над очагом, вынимает из ящика красную скатерть и накрывает стол.)

КРИСТИ (неохотно поднимаясь). А что ж, по-твоему, нам теперь и спать нельзя, пока не кончится траур?

МИССИС ДАДЖЕН. Ладно, хватит разговоров! Иди сюда, помоги мне переставить стол.

Вдвоем они выдвигают стол на середину комнаты, так, что сторона Кристи обращена к очагу, а сторона миссис Даджен – к дивану. Кристи при первой же возможности отходит к огню, предоставив матери одной окончательно устанавливать стол на месте.

Сейчас священник придет с адвокатом, и вся родня соберется слушать завещание, а ты все будешь нежиться у огня? Ступай и разбуди девчонку, и потом растопи печку в сарае, здесь тебе завтракать не придется. Да смотри умойся хорошенько и приведи себя в порядок к приходу гостей. (Она размечает действиями весь этот перечень приказаний: подходит к поставцу, отпирает его, достает графин с вином, который, без сомнения, хранится там с последнего семейного торжества, вынимает также несколько стаканов – и ставит все это на стол. Затем следуют два блюда зеленого стекла; на одно она кладет ячменный пирог и рядом нож, на другое высыпает немного печенья из жестяной банки, потом две или три штуки откладывает обратно и тщательно пересчитывает остальное.) Смотри, здесь десять штук; так вот, чтоб их и осталось десять, когда я оденусь и выйду сюда. И не вздумай выковыривать изюм из пирога. И Эсси скажи то же самое. Надеюсь, ты сумеешь принести клетку с чучелами птиц, не разбив стекла по дороге. (Убирает банку с печеньем на место, запирает дверцу и заботливо прячет ключ в карман.)

КРИСТИ (мешкая у огня). Ты бы лучше чернильницу поставила для адвоката.