– Знаю, батенька мой. Однако я ведь не впервой подключаю к работе офицеров до получения ими допуска. И ничего. Все до сих пор работают честно, добросовестно. У меня на этот счет чутье – сразу вижу, кому можно доверять, а кому нет. Может быть, сегодня и допуск поступит. А вот мы сейчас уточним.

Генерал заказал телефонистке разговор с полковником Богнаром.

Ответ Богнара, видимо, не удовлетворил генерала, и он сказал:

– Дорогой Ференц, ты же знаешь мое положение с кадрами. Нужно выполнить срочную, но, ей‑богу, совершенно никчемную, с точки зрения секретности, работу… – Генерал слушает, потом поднимает вверх указательный палец и говорит в трубку: – Но, голубчик мой, будет больше вреда, если мы не успеем перенацелить грузы, чем если красные узнают, что наша авиация появилась в районе Перекопа. Уверяю тебя, дорогой Ференц, они и без того предполагают, что мы сосредоточиваем ее не под Москвой, а под Перекопом. Где же ей быть?..

Слушая Богнара, генерал хмурился, недовольно покачивал головой, порывался что‑то сказать, но никак не мог уловить паузу в потоке слов собеседника. Наконец не выдержал и, придав голосу твердость, сказал:

– По‑зволь‑те, батенька мой, вы забываете, что весь командный состав крымской армии укомплектован офицерами, прибывшими невесть откуда… Да‑да, и мне на старости лет не пристало изменять своему принципу: «С кем работаешь, тому доверяй. Не доверяешь – увольняй…» Что? Какой ты, право, ненасытный…

Павел подивился неожиданному повороту в их разговоре, но понял, что завершился он благополучно для него.

– Конечно, помогу. Ну, так как?.. Ну, вот и благодарствую. Что?.. А это уж, батенька мой, ты с ним можешь все и решить. Человек он понимающий.

Генерал положил трубку и обрадованно протянул Павлу бумагу:

– Возьмите, Павел Алексеевич, план поставок по авиации и вот эту заявку, разберитесь и приступайте. Что будет непонятно – заходите. Да, откупитесь вы от этого Богнара… бог знает чем.

Полковник подумал и неуверенно сказал:

– Без причины как‑то неудобно.

– Удобно, очень даже удобно. С ним все удобно. Он все равно так не выпустит из когтей, хотя ему и не до вас. И чтобы вы, батенька мой, не заблуждались относительно Богнара и его своры, скажу мнение самого главнокомандующего: «Я не отрицаю, – сказал он господину Кривошеину, – что наша контрразведка на три четверти состоит из преступного элемента…» Ну, об этом довольно. Расскажите‑ка лучше, как идет работа на Графской пристани?

Наумов представил генералу схему постов и организации погрузочно‑разгрузочных работ. Генерал внимательно ознакомился с документами, подчеркнул пункт об укомплектовании караульной роты за счет команд слабосильных и выздоравливающих, а в углу листа написал: «В приказ».

– Спасибо, голубчик Павел Алексеевич. Ну, теперь и мне легче работать будет. Я уж, пожалуй, сделаю вас своим помощником. Мы ведь устанавливаем любые штатные единицы, для пользы дела, разумеется.

– Благодарю за доверие, господин генерал…

– Весьма похвально, что вы навели порядок на Графской пристани. Все это хорошо, но мне хотелось, чтобы вы поняли: органы тыла хронически больны. – Домосоенов показал рукой от головы до пят. – Да‑да, тут отдельными флакончиками микстуры не вылечишь.

Он не спеша поднялся с кресла, потер пухлым пальцем переносицу и подошел к Наумову. Тот встал.

– Разрешите еще доложить о воинских поставках в дивизии действующих корпусов?

Домосоенов вернулся в свое кресло и, откинувшись на спинку, безразлично сказал:

– Только самую суть, Павел Алексеевич.

…Не успел Наумов ознакомиться с планом поставок по авиации, переданными ему генералом Домосоеновым, как в кабинет ворвался офицер в форме Терско‑Астраханской казачьей бригады, ворвался, словно горный ветер, – внезапно, порывисто.

– Па‑ачему не даешь овес и жмыха, а? – гремел его гортанный голос. – Нэ знаешь, куда идем? Нэ знаешь, зачем идем?

«О, тут и выспрашивать не надо, сами все выложат», – подумал Павел.

– Знаю, дорогой, наступаем на север, но… – Павел многозначительно поднял палец и, подмигнув, ткнул его в план. – Прежде всего надо обеспечить всем необходимым авиацию.

– К черту авиацию! – взорвался кавказец. – Ты знаешь, кто я? Не знаешь? Так я тебе скажу: интендант Терско‑Астраханской бригады есаул Дариев. – И снова устремился в атаку: – Слушай, па‑ачему не даешь овес? На Мелитополь кто идет? Ты или я?

Наумов осуждающе покачал головой.

– Не беснуйся, мюрид,[5] сейчас прикажу выдать.

Кавказец мгновенно просиял. Лицо – как Кура в солнечный день, а глаза – как блики на ее воде.

– Бузныг,[6] полковник, хцауштен,[7] на этот раз большевикам будет сделан, запомни мое слово, настоящий газават.[8]

Кивок в знак согласия и дружеское приглашение:

– Будешь еще в Севастополе, заходи, буйный мюрид.

Дариев одернул черкеску, взялся за рукоятку кинжала и, крикнув: «Ражьма!»,[9] исчез за дверью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Высоко в небе парил орлан‑белохвост. Он описал широкий круг над ковыльной степью и вдруг камнем ринулся вниз. Казалось, еще мгновение – и он разобьется о землю. Но орлан распластал свои могучие крылья и, погасив падение, стремительно пронесся над самой землей, выбросил вперед когтистые лапы и широко открыл клюв. Еще один взмах крыльев – и когти вонзились в спину лисы.

Врангель наблюдал из окна штабного вагона за полетом и броском орлана на жертву. «Вот тактика, которая обеспечит нам успех, – думал главком. – Ошеломляющая воображение противника внезапность, предельная стремительность и широкий маневр в интересах мощного удара по самому уязвимому месту боевого порядка».

Орлан взмыл в воздух, но, обремененный добычей, потерял скорость и высоту. Это стоило ему жизни: глухой выстрел оборвал его полет.

«Главное – ставить перед войсками посильные задачи, – продолжал размышлять Врангель. – С такими ограниченными силами рваться на Донбасс – значит, уподобиться этому орлану. Захватить можно, но удержать – нет». Главком поймал себя на том, что все чаще думает, как бы не зарваться и все‑таки достичь имеющимися силами возможно большего эффекта.

– Запросите о ходе высадки Терско‑Астраханской бригады генерала Шифнер‑Маркевича в районе Кирилловки, – приказал он порученцу.

Генерал Анин – тонкий, высокий шатен в идеально отутюженном мундире – тихим, вкрадчивым голосом доложил:

– С канонерской лодки «Страж» передали, что в соответствии с вашим приказом бригада уже начала продвижение на Мелитополь. Продолжается высадка пехотных дивизий.

– Передайте генералу Слащову: бригаде Шифнер‑Маркевича к середине дня захватить станцию Акимовка, перерезать железную дорогу Мелитополь – Джанкой и закрепиться до подхода главных сил.

Генерал Анин мягко, но четко повторил приказ и вышел в аппаратную.

Казалось, все шло хорошо, а на душе главкома было тяжело. Он понимал, что война – сама по себе и военные действия – это производное от политики. А вот политика стран Согласия слишком противоречива. Каждый тянет в свою сторону. Конечно, господин Мильеран торжествует: события развертываются по французскому компасу – на Донбасс. А премьер‑министру Англии Ллойд Джорджу этот ход событий явно не по душе. Только что секретарь морского ведомства Лонг заявил в нижней палате, что, поскольку советская Каспийская флотилия под командованием Раскольникова заняла Энзели, британские военные суда будут находиться в Черном море. Он с сожалением констатировал, что тридцать шестая пехотная индусская дивизия, командовал которой английский генерал Шампейн, сдалась красным в плен. Это означает, что бакинская нефть потеряна. А в связи с наступлением Врангеля на север надежда на захват кубанской нефти тоже становится призрачной.

«Мильеран полагает, что я устремился через Донбасс на Москву, – размышлял Врангель, прохаживаясь по вагону. – Я бы и пошел, но казаки не пойдут. К своим куреням – только сигнал дай, а в Московию – нет. Разбегутся».

Командующий не мог забыть случайного разговора, свидетелем которого он оказался.