— Уже не надо, — отмахнулся палубный. — Я сунул лот Заике, когда они пошли с магом. Видишь, — показал он, — промеряют.

— А-а, — сказал Ожерелье. — Хорошо. Тогда объясни нашим ухарям что к чему, а то у меня от речей уже в глотке першит. — Капитан поморщился. — И чтоб у этих, с лодьи, ни один волос с головы не упал, понятно! Магов сердить опасно. И темных и светлых…

— Да уж… Навалилось нам на шеи, — согласился Руду.

— Ладно, — вздохнул Ожерелье. — Скажи ватаге, что груз наш без единого выстрела. Пусть порадуются…

— Ожерелье, а что маг надумал с фризружской матросней? — поинтересовался Три Ножа.

— А мне-то откуда знать? — удивился капитан и призадумался.

— Смекаешь? — Три Ножа посмотрел на остров.

— Нет, — еще больше удивился капитан.

Три Ножа наклонился ко мне.

— Даль, маг не говорил, что будет дальше с матросами лодьи?

— Нет, — ответил я.

— Похоже, я тебя понял, Три Ножа, — вдруг произнес Ожерелье.

— Во-во, — протянул баллистер.

— Даль, ты можешь спросить мага? — Ожерелье заглянул мне в лицо.

Я вспомнил о своей недавней попытке, которую предпринял в гнезде, и мне стало не по себе: вдруг он там занят и снова меня таким макаром шуганет.

— Не знаю, — запинаясь, сказал я.

— А ты попробуй, — предложил Три Ножа. — Не бойся.

Да, подумал я, хорошо говорить «не бойся»…

— Ну, — нетерпеливо подначивал меня Ожерелье.

Я вздохнул и сказал:

— Попробую.

Я зажмурился и, внутренне отчаянно сдрейфив, мысленно позвал Зимородка. «Я слушаю тебя, Даль, — зазвучал в моей голове голос мага. — В чем дело?» Обрадовавшись донельзя, я стал объяснять. Видно, трясло меня изрядно, потому как маг попросил успокоиться и не бояться. Выслушав, он ответил: «Люди с лодьи будут взяты на борт „Касатки“. Своими товарами они расплатятся за спасение. Отлично, парень, из тебя выйдет толк. Все».

Разговор окончился. Я стоял и млел, чувствуя себя таким счастливым, каким еще ни разу не был. Ожерелье сдернул меня с небес, помахав перед моим лицом ладонью:

— Эй, Даль, очнись.

Я открыл глаза. Кормчий смотрел на меня, раскрыв рот. Ну да, он ведь себя за мою няньку считает.

— Что сказал маг? — спросил Ожерелье.

Я передал ответ Зимородка.

Кормчий шумно вздохнул и огрел меня лапищей по спине.

— Да ты и взаправду маг, Даль, — сказал он с восхищением. Он мной гордился.

— Угомонись, Сова, — бросил ему Три Ножа.

— Все слышали? — произнес капитан.

— Угу, — угрюмо пробурчал палубный.

— Пять тысяч колец золотом на долю, — сказал Ожерелье. — Помните?

Я тоже вспомнил про плату светлых магов, и мне стало смешно: на пять тысяч колец можно купить десять таких лодий и еще останется, а мы бой собирались затевать.

— А теперь по местам, — приказал Ожерелье.

— Нет! — вдруг заявил Руду. Голос его повысился. — Его что, этого мага — чайка в темя клюнула? Ты посмотри на берег, Ожерелье, какая там кодла песок топчет. Никакого уговора про это не было. А темные маги? Срать я хотел на его пять тысяч! Либо он держится прежнего уговора, либо…

— Заткнись! — рявкнул Ожерелье.

Руду умолк на полуслове. Братва с палубы начала оборачиваться на бак. Ватага и так головы ломает, не зная, что и подумать, а тут еще палубный орет не своим голосом. Ожерелье вцепился в рукоять меча, чуть-чуть обнажил лезвие и с лязгом вогнал назад в ножны.

Он повернулся к ватаге и закричал:

— Братва! Лодья наша! На абордаж пошел маг. Один. Они ему сдались без единого выстрела. Матросню не трогать — они пленники мага! Ясно?

Все заревели, празднуя победу. Ожерелье продолжал надрывать глотку:

— Повторяю: матросню не трогать!

— Э, капитан! — заорал с палубы Скелет. — Что ж это маг-то? Решил выкуп в одиночку прикарманить?

— Спроси об этом у Зимородка, — ответствовал Ожерелье. — Или тебе светлые маги мало заплатили?

Скелета тут же заткнули.

Палубный, пока капитан держал речь, двигал нижней челюстью, разевая рот, как выброшенная на сушу рыба. Кровь прилила к его лицу и отхлынула, Руду побледнел до синевы.

— Ладно, Ожерелье, — процедил палубный, — ты еще мои слова попомнишь. Три Ножа, похоже, капитан спятил, как и любезный ему маг.

— Вижу, — сказал баллистер.

Молчавший до сих пор кормчий решил вмешаться:

— Общий совет собрать надо.

— Ну да, — повернулся Ожерелье. — Пока мы судить да рядить будем, тут-то темные и пожалуют к нам в гости. Мне давеча Зимородок поведал, что нам светлые маги две галеры навстречу снарядили. Идут с Побережья.

Кормчий, Руду и Три Ножа переглянулись.

— Чего же ты молчал, капитан, а? — разлепил губы Три Ножа.

— Не успел.

Палубный растерялся, а кормчий заулыбался добродушно, как бы говоря: ну вот, мол, порядок, а мы тут глотки друг дружке чуть не рвем.

— Не брешешь? — недоверчиво спросил Руду.

— Зачем мне брехать? — огрызнулся Ожерелье. — Сколько долей на твое рыло приходится, а, палубный?

— Мне жизнь дороже, — спокойно ответил Руду.

— То-то ты ею дорожишь на «Касатке»…

— Это одно дело, а темные маги — совсем другое, — отрезал палубный.

Конец спору положил Три Ножа.

— Хватит, — сказал он. — Будет вам собачиться. — И добавил: — Как знаешь, Ожерелье, но мне затея мага все равно не по нутру.

— Не только тебе, — пробурчал палубный.

— Лады, я потолкую с магом на берегу, — сказал Ожерелье. — Долго мы еще стоять будем, лясы точить?

— Э-э-ч… — Руду бросил на капитана мрачный взгляд и потопал с бака. Над палубой разнеслось: — А ну на весла, мусор забортный! Хватит бездельничать, рыбье мясо!

Разогнав гребцов по местам, палубный перегнулся через борт и, приложив ладони ко рту, заорал:

— Заика!

На шлюпке, дрейфующей в саженях двадцати от «Касатки», замахали, сигналя.

— Поднять якоря! — приказал Ожерелье.

Я стоял столбом, не зная, куда мне деваться: вахта моя кончилась досрочно.

— Даль! — окликнул меня Ожерелье. — Пойдешь на берег вместе со мной. А сейчас сгинь с глаз.

Я облизнул пересохшие губы и только сейчас понял, что умираю от жажды. Над «Касаткой» вновь раскатилась гулкая барабанная дробь, весла заскрипели в уключинах. Я уселся у мачты, где стояла бадейка с питьевой водицей. Зачерпнул ковшик и припал к нему. Осушил его целиком, даже не заметив. Я не напился, но решил, что наливаться по горло перед вылазкой тоже не стоит. На веслах затянули песню — братва радовалась неожиданной удаче. Мне петь не хотелось, я оперся затылком о шершавое дерево мачты и прикрыл веки.

Неожиданно для себя я задремал, а проснулся от толчков, которыми меня разбудил Ожерелье.

— Иди в шлюпку. Спать после будешь. — Ожерелье рывком поставил меня на ноги.

Зевая и потягиваясь, я потопал, куда велено было.

— Давай, Даль, — поторопил Орхан.

Я перегнулся через борт и соскользнул в шлюпку. Меня подхватил Нож и сразу же отпихнул в сторону, чтобы не болтался под ногами. Шлюпка покачивалась на волне и с шорохом терлась о «Касатку». Я нагнулся к воде, зачерпнул полные ладони и умылся, прогоняя остатки сна. Любопытная рыбья мелюзга, тучей крутившаяся у поверхности, шарахнулась в разные стороны, отсвечивая блестящими боками. Я отер лицо рукавом рубахи, на губах остался горько-соленый привкус морской воды.

На шлюпку стали передавать оружие: самострелы и болты к ним.

— Даль!

Я поднял голову. Надо мной нависал кормчий, сжимая в лапище мой нож вместе с поясом.

— Лови! — сказал он и швырнул мне нож.

Я перехватил его на лету, пояс обвил предплечье, царапнув пряжкой холстину рубахи.

— Спасибо, Сова, — поблагодарил я.

Кормчий махнул и исчез за бортом. Я сосчитал самострелы, сложенные на днище, — один из них предназначался мне; выбрал тот, который был полегче, и взвел. Теперь оставалось приладить тяжелый болт и отпустить тетиву. Я подтянул к себе коробку с болтами и зарядил самострел.

В шлюпке все уже были по местам, ждали только капитана. Ожерелье появился последним и занял место на корме. Он одел легкую кирасу, шлема не было, медный браслет на шее тускло отсвечивал красным. Ожерелье упер ножны меча в сапог и скомандовал: