Предрассудок о неполноценности

Дилемма больных шизофренией обостряется тем, что они сами являются частью общества. Но это не помогает им, так как их опыт знания о психозе, как правило, совсем иной. Их знания аутентичны, они правдивы. Реальность их опыта делает возможной борьбу с болезнью, но не с мифом о ней. Ловушка, в которой они находятся, тем более фатальна, что, будучи хорошо осведомленными о предубеждениях общества, они вынуждены скрывать и замалчивать свое заболевание. Одновременно они вынуждены прибегать к конфронтации, противоборству с болезнью, если хотят научиться жить с ней.

Утаивание заболевания нередко приводит к тому, что они узнают о бытующих предубеждениях от здоровых, которые хотя бы из вежливости не позволили бы себе подобное высказывание, знай они о болезни собеседника. Если же больные решаются не скрывать свое заболевание, то подвергают себя опасности быть изолированными, отвергнутыми и никогда впредь не быть признанными равными здоровым. Таким образом, они находятся в классической ситуации двойного слепого опыта, которая создана отнюдь не для того, чтобы поддержать их усилия в преодолении болезни и подбодрить их.

Многое говорит в пользу того, что «вторая болезнь» — «шизофрения как метафора» — в связи с вопросом о смысле собственной жизни приобретает столь же большой вес, как и сам опыт болезни. Предубеждение общества через полвека после падения Третьего Рейха то и дело напоминает о себе в более или менее неприкрытой форме: «Не стоит жить с такой болезнью. Твоя жизнь ничего не стоит. Если бы я был на твоем месте, я бы бросился под поезд». (Этот пример не вымышлен.) Это обесценивание затрудняет больным возможность убеждать себя и поддерживать в себе хоть в минимальной степени чувство собственного достоинства, заставляет их, и не без оснований, опасаться за свои социальные связи. Все это происходит на фоне болезни, которая обусловливает социальную ранимость и уменьшает социальную компенсацию.

В заключение я хочу еще раз подчеркнуть сказанное. Вопрос, стоит ли жить с этим заболеванием, произносится здоровыми в связи с шизофренией устрашающе часто — то необдуманно, то цинично. Он является частью стигматизации болезни, связанной с убеждением в неполноценности больного. Этот вопрос может стать подспудным стимулом для совершения суицида. Он оказывает на больного тяжелое давление, сужает его возможность познать свою болезнь и свободно, без давления извне составить собственное суждение о том, что «стоит», а что — нет. Мы должны осознать груз этой «второй болезни» хотя бы с точки зрения угрозы суицида и сделать борьбу с общественным предубеждением составной частью лечебного процесса.

Когда совершается особенно непонятное правонарушение, когда преступление не содержит мотива или его очень трудно выявить, когда поведение преступника не позволяет «вчувствоваться» в его действия, тогда бульварная пресса обрушивает на нас кричащие заголовки типа «безумный убийца», «общественно опасный психически больной», «сумасшедший сексуальный маньяк». В процессе расследования таких правонарушений слишком часто выясняется, что «непонятные» действия были совершены отнюдь не психически больными, и уж подавно не больными шизофренией, а лицами, находившимися в состоянии кризисного душевного волнения, эмоционального напряжения — без признаков психических расстройств.

Образ «психически больного» преступника повсюду одинаков.

Представления общества о тяжелом психическом заболевании, особенно о шизофрении, делают эти стереотипы мышления почти неискоренимыми. Таким образом, они не только способствуют стигматизации и диффамации психически больных. Они одновременно укрепляют метафорическое значение понятия «шизофрения», связанное с наихудшими проявлениями, которые были представлены выше — в главе 2 этой книги. Общественная деятельность психиатров в течение последних 30 лет, бесчисленные мероприятия в рамках реформы в психиатрии, старания изменить образ психически больных и психических заболеваний в сознании общества, как совершенно очевидно, мало что дали. Напротив, по данным психиатрических опросов, предпринятых Каммингом и Каммингом (Cumming u. Cumming 1957), Штумме (Stumme 1975), Бауэром, Шерером, Штумме (Bauer, Scherer, Stumme) и мной в 1975 году, устойчивость этих суждений подтверждена всеми.

Обычные формы работы с общественностью «доходят до головы, но не до нутра». Существующие латентные страхи рационально контролируются, но не преодолеваются. Они быстро возрождаются, как только происходит некое впечатляющее событие. Бесцеремонный подход средств массовой информации и их упоение сенсацией вносят свою долю в этот процесс. Реакция СМИ, общественности и всего населения на политические покушения на убийство 1990 года показала, как тонок слой разумных суждений.

Психическое заболевание и душевное здоровье не являются абсолютными величинами. Все здоровые время от времени испытывают страхи и недуги, которые при определенной степени их яркости и выраженности должны быть оценены как болезненные симптомы. У всех больных имеются индивидуальные особенности личности, которыми они не отличаются от здоровых. Никто не станет это серьезно оспаривать. Стало быть, нет никаких веских оснований для того, чтобы исключать психически больных и слабоумных из общества здоровых. Или все же есть?

Перенос центра тяжести психиатрической помощи из психиатрических больниц в общины преследует цель преодолеть изоляцию психически больных. Психиатрия сознательно совершила поворот от антипсихиатрии к психиатрической помощи по месту жительства, от предпочтения упрятывать больных к предпочтению лечить и реабилитировать их по месту жительства. В настоящее время уже редко ставится вопрос, готова ли общественность, состоящая из здоровых, подвергаться риску и нести нагрузки, которые связаны с проживанием бок о бок с психически больными и слабоумными. Несомненно, что современная психиатрия меньше удовлетворяет понятные потребности общества в безопасности, чем это делала классическая «изолирующая» психиатрия.

Такие случаи происходят. Психически больные оказываются в центре внимания. Государственные структуры время от времени напоминают врачам о нарушении ими обязанности наблюдать за больными. Порой пострадавшие выступают с требованиями и претензиями к психиатрическим учреждениям. В связи с тем, что в настоящее время громкие события стали значительно более редкими, на первый план выступают страхи перед потенциальной непредсказуемостью и опасностью всех психически больных. Три десятилетия реформ в психиатрии, столько же лет интенсивной работы общественности и большие успехи в лечении маниакально-депрессивного и шизофренных психозов оказали пока еще очень незначительное влияние на отношение общества к психически больным. Покушения на политических деятелей в 1990 году показали это с большой убедительностью. То же самое относится и к более редким случаям преступлений, совершаемых психически больными правонарушителями в период реабилитации, как это произошло недавно в Липпштадте, Вестфалия. К этому случаю я еще вернусь.

Покушения

Напомним: весной 1990 года, в конце предвыборного собрания, одна больная в состоянии психоза тяжело ранила кандидата в канцлеры Оскара Лафонтена. Через несколько месяцев один больной в состоянии психоза выстрелил в федерального министра внутренних дел Вольфганга Шойбля и нанес ему тяжелые повреждения, которые на всю жизнь приковали пострадавшего к инвалидному креслу. Сообщения об этих трагических событиях не исчерпывались подробным изложением и описанием жизненного пути и истории заболевания несчастных преступников. Одновременно они приписывали отдельным формам психических заболеваний никогда не существовавшие проявления враждебности в отношении общества.

Кульминацией стало требование одного консервативного публициста зарегистрировать и изолировать всех потенциальных убийц, страдающих психическими заболеваниями, для того чтобы они всегда были заранее известны. В случае широкого применения такой меры она могла бы быть оценена как охота на всех психически больных, их преследование. Это требование было в скандальных выражениях сформулировано в передовице большой ежедневной газеты. Через некоторое время она стала предметом противоречивых высказываний в популярной среди психически больных дискуссионной передаче «Talk im Turm». Примечательным в этой телевизионной передаче было не столько всеобщее предубеждение против психически больных, сколько широчайшая известность большинства так называемых экспертов, приглашенных для участия в передаче. Многие зрители этой передачи, страдающие психическими заболеваниями, восприняли ее как реальную угрозу, которая оставила глубокий след и повлияла на их повседневную жизнь. У многих больных появились страхи. Больные стали опасаться говорить о своей болезни даже в кругу близких друзей.