Бабушка поджимает губы и вытирает их салфеткой.

— Будет, но за полмесяца язык не выучишь, даже если круглые сутки заниматься, — она переходит на родной и обращается к маме. — Ирма, у тебя есть ещё то экспериментальное средство по программе?

— Есть, а как же. Там его много было.

— Что за средство? — навостряю уши я.

— Наш факультет участвует в разработке одного препарата, — поясняет бабушка, — смысл которого в том, чтобы повысить когнитивные показатели, а именно память и скорость обработки данных у изучающих язык. Ирма вон записалась в эксперимент и принимала его, пока учила муданжский, и несомненно, ей это пошло на пользу.

— А как оно работает? — интересуется Азамат.

— Ну ты пьёшь капсулу, ждёшь десять минут, а потом час занимаешься языком или просто разговариваешь с человеком, — объясняет мама. — И ты при этом помнишь вообще всё, что когда-либо видел и слышал на этом языке, и всё, что тебе говорят, запоминаешь очень хорошо. Чувство такое странное, как будто мыслей в голове слишком много, и все лезут, и никак от них не избавиться. Зато вспоминаешь всё на свете — что по радио слушала когда-то, что видела в новостях, что сама говорила, и вообще не задумываешься, когда говоришь. Только подолгу его принимать стрёмно, так и рехнуться недолго.

— А можно попробовать разок? — загорается мой муж.

— Тебе-то зачем? — удивляется бабушка, подставляя деду свою тарелку за добавкой. — Ты и так неплохо справляешься.

— Любопытно, — улыбается Азамат.

— Это нарушит ход эксперимента, все капсулы учитываются, — начинает бабушка, но мама уже сняла с полки коробочку.

— На, одну-то можно.

— Нельзя! — возмущается бабушка. — Ты что, не слышишь меня?!

— Артемида, — включается дедушка и улыбается Азамату.

— Ну делайте что хотите, — бабушка вытягивает лицо и снова углубляется в рыбу.

Азамат глотает капсулу и продолжает ужинать, как ни в чём не бывало. Мы все засекаем десять минут, а Умукх загадочно улыбается.

Однако в наш микроэксперимент врывается помеха в виде двух джентльменов в пиджаках и с большим кубическим чемоданом, содержащим несколько новейших моделей оцифровщиков мыслей.

— Это под вашу ответственность, вот тут распишитесь, пожалуйста, — протягивает один из них Азамату планшет. — Завтра в то же время приедем забирать.

— Премного благодарен за оказанный почёт, такое дело, солидарен, надо ставить на учёт, — внезапно выдаёт Азамат.

Джентльмены переглядываются и смываются, пока не поздно.

— Вот так, напугал неповинных людей, а всё от потешных научных затей, — продолжает он, сам себе удивляясь.

— Сколько, говоришь, это длится? — спрашиваю маму.

— Около часа…

— А, ну, повеселимся.

Азамат так и продолжает говорить стихами, причём со свойственной ему педантичностью использует стихотворные приёмы, характерные именно для того языка, на котором говорит, то есть, на муданжском он рифмует начала строк, на моём — окончания, а на всеобщем обходится аллитерациями. Бабушка, смирившись с творящимся беспорядком, решает превратить проблему в точку роста и записывает Азаматово творчество на телефон для последующего анализа.

— Почему ж я-то стихами не говорила? — ворчит мама. — На родном хотя бы?

— Потому что ты со словом обращаться не умеешь, — отрезает бабушка. — Данный объект тем и интересен, что весьма подкован не только в практике, но и в теории словесности. Ну довольно об этом, давайте опробуем приборы, у нас вскоре будет конференция по цифровым интерфейсам мозга, не хотелось бы пропустить демонстрацию.

Ажги-хян тянет с руки браслет, но Азамат его останавливает:

— Попробуйте сначала разобраться, что к чему, чтоб сила не подкачала, не повредила никому.

— Да, действительно, — соглашается духовник и оставляет браслет в покое.

Часа два мы всем скопом вчитываемся в инструкции, то и дело напяливая на бедного Старейшину то обруч, то шапочку, то очки, крутя ручечки и переключая рычажки. Результатом этого становятся несколько страниц бессвязных мыслей и полсотни мутных картинок, сохранённых на карточку памяти из головы духовника. Наконец мы находим наиболее совершенный из приборов — он записывает вербализованные мысли практически без ошибок (например, «когда же это кончится?!») и выдаёт вполне доступные пониманию изображения (например, весьма удачный портрет Сурлуга и вид с моста на зимний Ахмадмирн).

— Ну вот теперь можно и без браслета попробовать, — резюмирует Унгуц, дочитывая инструкцию к прибору, представляющему собой набор эзотерических узоров, приклеиваемых к коже на лбу и за ушами.

Ажгдийдимидин глубоко вдыхает, закрывает глаза и трепетно снимает браслет.

Прибор издаёт чудовищной пронзительности писк, как плохо настроенные микрофон, мы аж все пригибаемся, затем этот писк переходит в грохот, а потом обрывается, заменившись яростным свечением, исходящим из самого духовника, прибора и ближайшей стены. На пределе яркости посреди нас возникает что-то белое, и тут Кир дотягивается и надвигает браслет обратно на руку остолбеневшему духовнику, пока жив.

Ажгдийдимидин заходится кашлем и вытирает слезящиеся глаза, тяжело дыша.

— Спасибо, — выдавливает он куда-то в сторну Кира.

— Это что было?.. — пришибленно спрашивает Янка.

— Ну у вас и силища, — комментирует ошеломлённый Умукх.

— Ой, смотрите, цветочки! — замечает Кир.

И правда, то белое, материализовавшееся из света, оказывается свадебным букетом. Мы все с интересом принимаемся его рассматривать.

— Что-то мне подсказывает, — говорю я таким тоном, каким рассказывают страшную сказку, — что твой, Янка, букет на свадьбе никто не поймает.

Янка поднимает на меня напряжённый взгляд.

— Слушай, я же сегодня как раз заказала такой…

Тем временем Старейшина отдышивается и снова кивает Киру.

— Спасибо, что остановил. Похоже, я чуть не создал зияние.

— Это была Янкина свадьба? — уточняю я.

— Да, и ещё немножко, и вы все оттуда стали бы появляться здесь, — неловко объясняет духовник. — Мог бы получиться международный конфликт, если бы вы все исчезли.

— Свадьба со мной? — тревожно спрашивает Ирнчин.

— Да с тобой, с тобой, успокойся уже, — раздражается Ажги-хян. — Фу-ты, дайте водички, что ли…

Немного оклемавшись, Ажгдийдимидин включает большой экран и силой мысли подключает к нему свой узорчатый прибор.

— Покажете свадьбу? — загорается Янка.

— Свадьбу не буду, она не за горами, да и неинтересно будет потом, а вот что подальше покажу. И в дальнейшем буду сначала предсказывать, потом включать прибор. Ну вот, смотрите.

На экране начинают мелькать картинки — в основном, знакомые лица, но и новые тоже, хотя разглядеть трудно, однако вот их смена замедляется, и я вижу свой дом на Доле, почти взрослого Кира в футбоке с гербом мединститута, подросшего Алэка, играющего с котятами хозяев леса и двумя рыжими девчонками, похожими на Ирнчина, а рядом три коляски — одна розовенькая и две голубеньких поменьше. Не успеваю я открыть рот, как картинка сменяется Ирликом, расхаживающим по сцене на фоне надписи «Скептикон»; Ирлик что-то рассказывает, размахивая руками, и вдруг замолкает, заметив в зале кого-то важного и давно невиданного. И опять новая сцена — светло-стеклянный интерьер, то ли лаборатория, то ли больница, Умукх в белом халате производит манипуляции над, судя по всему, умственно отсталым ребёнком, и глаза того вдруг загораются пониманием. Азамат с проседью в волосах в компании ничуть не изменившегося Унгуца и моей бабушки торжественно открывают первый муданжский университет — похоже, на месте заброшенной башни в Ахмадхоте. Айша и Атех, ставшие настоящими красотками, сдают духовничьи экзамены в Доме Старейшин, важный и немного располневший Хос беззаботано выгуливает котят по улицам столицы, с рекламного щита походного детского лагеря улыбается Тирбиш, Алтонгирел с Эцаганом в окружении выводка будущих духовниц, я на саммите ЗС докладываю об успешном переводе муданжской медицины на бюджетную основу, мой бывший ректор вручает первые дипломы новоиспечённым муданжским врачам…