Более того — некоторые из его источников рассказывали даже о таких причудливо-невероятных деталях «катастрофы», которые были очень похожи, например, на библейский рассказ о «манне небесной», которой якобы на протяжении сорока лет питались скитавшиеся по пустыне евреи. Древние исландские легенды рассказывают, что во времена, когда «горела земля», одна человеческая пара уцелела, питаясь «утренней росой»; маорийцы Новой Зеландии утверждают, что «во времена ураганных ветров», когда «волны достигали небес», из сплошного тумана выпадал иней, которым питались уцелевшие люди; в буддистских источниках сообщается, что, когда «кончается цикл вселенной» и «нет различия между днем и ночью», пищей людям служит «небесная амброзия»; египетская «Книга мертвых» пишет о «священных облаках и великом инее, который рождает земля» во время контакта с небесами; греки описывали амброзию почти в тех же выражениях, что евреи — манну небесную, и аналогичные описания можно найти в преданиях финнов. Единственное, в чем Библия тут оригинальна, так это в своем упоминании о строгом рационировании спасительной пищи: только в Библии говорится, что манна не выпадала по субботам (зато в пятницу, разумеется, появлялась в удвоенном количестве).

На фоне этих многочисленных, подобранных Великовским «подтверждений» библейский рассказ о чудесных событиях, сопровождавших исход, и о не менее чудесной «остановке Солнца» уже не кажется таким уж противоречащим здравому смыслу. Здравый смысл большинства людей, как правило, вполне удовлетворяется, как только кажущиеся невероятными «чудеса» получают «научное» объяснение. В данном случае все чудеса вроде бы замечательно и сполна объясняются одной-единственной, простой и доступной уму — и притом вполне естественнонаучной — причиной: космическая катастрофа. Слово «космическая» в наши времена действует почти завораживающе: космос (как и наука) «может все»; в космосе живут пришельцы, почему-то оставившие на Земле свои рисунки и постройки; там летают «тарелки», зачем-то наблюдающие за земной жизнью; там происходят катастрофические столкновения звезд, одно из которых, говорят, привело к рождению нашей Солнечной системы; там чудеса, там леший бродит…

Тем не менее после первой минуты полного детского доверия здравый смысл все же берет свое и начинает допытываться: что это за катастрофа? как она привела к остановке Земли? почему при такой остановке что-то все-таки уцелело? каким образом Земля начала вращаться снова? что именно вызвало такие, а не иные явления — ту же «манну небесную», питавшую евреев, или «огненный столп», который вел их в пустыне? Из зала кричат: давай подробности! И Великовский понимает необходимость «объяснить» все эти детали, иными словами — построить связную, убедительную и в то же время не противоречащую научным представлениям теорию своей «космической катастрофы». И объяснить с ее помощью также все другие загадки библейского исхода, и прежде всего — едва ли не центральную его загадку: когда пресловутая катастрофа произошла?

Именно в этот момент, просматривая в поисках ответа всевозможные источники, Великовский наткнулся на папирус Ипувера.

Ссылку на этот папирус он обнаружил в подстрочном примечании одной из египтологических книг. Там говорилось, что некий египетский мудрец в каком-то своем сочинении оплакивал превращение вод Нила «в кровь». А это, если вы помните, одна из тех «казней египетских», которые Библия связывает с исходом. Если так, решил Великовский, то папирус должен представлять собой подлинную сенсацию: первое в египетских (да и вообще в любых) источниках независимое от Библии упоминание об исходе!

Выяснилось, что мудреца звали Ипувер. Папирус с его сочинением с 1828 года находился в Лейденском музее, неоднократно обсуждался историками и признан ими то ли туманным пророчеством какого-то древнеегипетского пессимиста, то ли отрывочной хроникой каких-то действительных происшествий. Великовский принял вторую из этих гипотез. И понятно почему: внимательное чтение папируса не могло не вызвать — разумеется, у него, напряженно ищущего подтверждений библейского рассказа, у других не вызвало — аналогий с Книгой Исхода.

Самым трудным оказалось опознание в тексте папируса чего-либо похожего на десятую — загадочную и почти невероятно избирательную (с точки зрения гипотезы космической катастрофы) «египетскую казнь» — «избиение первенцев египетских». В конце концов Великовский изящно преодолел эту трудность ссылкой на библейский стих: «Израиль есть сын Мой, первенец Мой». Обычное выражение: «избранный» (Богом) здесь заменено словами «сын, первенец» (Бога). Но в таком случае, решил Великовский, можно сделать и обратное — заменить, где нужно, «первенцев» на «избранных». А «избранных» можно заменить на «знать», И тогда слова из папируса Ипувера: «Дворец опрокинут в одно мгновение» можно истолковать как указание, что опрокинуты дома знати («дворцы»), а с ними, надо думать, погибла и сама египетская знать, а поскольку знать — это «первенцы», то слова папируса сразу становятся описанием «избиения первенцев».

Так шаг за шагом Великовский «доказывает», что в отличие от всех прочих туманных мифологических описаний каких-то туманных мифологических катастроф, неизвестно когда и где произошедших, папирус Ипувера «совпадает» с библейским рассказом об исходе во всех деталях (а не просто в общих чертах). Тем самым этот папирус, по Великовскому, становится связующим звеном между описанной в нем «катастрофой» — и самим исходом: вслед за Библией он «неопровержимо доказывает», что исход происходил в обстоятельствах какого-то поистине космического катаклизма, постигшего в те дни планету. И одновременно своими конкретными описаниями деталей этого катаклизма он «неопровержимо подтверждает» также и все детали исхода, описанные в Библии. В нем содержится даже намек на то, что в эти самые времена приключилась неслыханная беда с египетским фараоном: он погиб в «небывалых доселе обстоятельствах». Но разве гибель фараона в расступившемся перед евреями море, описанная в Библии, не заслуживает именно такого названия: «небывалые обстоятельства»?

Но мало того что папирус Ипувера был, в глазах Великовского, первым, «с египетской стороны», свидетельством реальности исхода. Не менее важным было то, что, как и большинство египетских текстов, этот папирус был датирован! И поскольку он говорил (по Великовскому) об исходе, то давал вохзможность установить дату исхода! Сколько копий было сломано историками вокруг этой загадки, мы уже знаем.

Увы — дата эта вызывала серьезные затруднения. Дело в том, что те историки, которые считали папирус Ипувера хроникой подлинных событий, давно обратили внимание на такие его строки: «Пустыня вторглась в страну… Провинции опустошены… Чужое племя пришло в Египет… Азиаты узнали о бедственном положении… Страшись… более миллиона людей… враги… входят в храмы… плачь…» Это явное и недвусмысленное описание чужеземного нашествия, притом — очевидно из Азии. А поскольку по некоторым иным признакам папирус был отнесен историками к временам так называемого Древнего царства в Египте, разрушенного вторгшимися в страну упоминавшимся выше народом гиксосов, историки справедливо предположили, что в этих строках папируса Ипувера речь идет именно о нашествии гиксосов из Азии. Но нашествие гиксосов датируется наукой 2100–2000 годами до н. э. И если папирус Ипувера действительно говорит об исходе евреев и нашествии гиксосов как об одном и том же событии, значит, исход происходил во времена вторжения, а не изгнания гиксосов. Иными словами, на 600–700 лет раньше, чем предполагали самые смелые историки!