Легкое удивление промелькнуло на красивом лице.

— Я — Анара, — напомнила ему женщина.

— Анара — глубокая старуха. Магесса, сила которой заключалась лишь в том, что она могла перенимать дар других магов и передавать его земле, не позволяя появляться новым колдунам. Анара никогда бы не стала создавать этих, — Йен кивнул в сторону колдунов, которые приволокли его сюда. — Ты не она. Я вижу тебя. Не то, что ты показываешь остальным, а тебя. Кто ты, магесса?

— Все мои деяния, как на ладони, не так ли? — женщина улыбнулась. — Как жаль, что я не знала о твоем знакомстве со старухой. Тогда бы все сложилось немного иначе.

— Анара, что он говорит? — один из колдунов шагнул вперед, и магесса досадливо поморщилась, после чего быстро переплела пальцы, и тут же развела ладони в стороны.

— Ничего. Он просто ошибся.

Колдун, подчиненный силе, послушно отступил назад. Йен усмехнулся, глядя на ту, что называла себя Анарой.

— Они без твоего разрешения хотя бы дышат?

— Нет, — она улыбнулась. — И поверь, их это устраивает.

Йен промолчал. Женщина тоже безмолвствовала, оглядывая его со странной улыбкой, значения которой маг не понимал.

— Я видела твою жену. Она милая. Пугливая, но милая.

Грехобор подался вперед, забывая о том, что не должен показывать свою силу.

— Где она?!

— Не волнуйся. Она жива, здорова и находится… дома.

— В «Кабаньем Пятаке»?

— Не-е-ет. Дома. В своем мире.

Однако торжествующая улыбка на красивом лице поблекла, когда в комнату ввались трое колдунов, таща кого-то четвертого, яростно вырывающегося.

— Анара! — один из мужчин почтительно поклонился. — Мы поймали…

— Пустите меня, червяки! — взбешенная особа, бьющаяся в руках колдунов, не имела ничего общего с той девушкой, что когда-то прикасалась к Йену.

А в глазах, прежде лучившихся весельем и лаской, сейчас тлели гнев и злоба, подогретые Проклятой силой.

Глухая боль затопила сердце мага. Столь удушающая и мучительная, что Грехобор покачнулся. Его жена, его любимая — та, ради которой он был готов умереть — стала колдуньей. И не просто колдуньей…

— Она убила Кветта! — выкрикнул одни из колдунов, пытаясь удержать рвущуюся прочь девушку. — И мы не знаем…

Тут его речь перешла в вой, потому что Василиса высвободила руку и вцепилась парню в лицо. С большим трудом ее оторвали и попытались скрутить. Однако Багоева стряпуха не желала сдаваться, она рвалась, кусалась и царапалась. Наконец, один из Анариных приспешников не выдержал и отвесил пленнице увесистую затрещину, надеясь тем самым усмирить пленницу.

Не тут-то было! Девушка увернулась, а удар пришелся в ухо держащему ее колдуну. Жена Грехобора ликующе взвизгнула и уже почти вывернулась, чтобы сбежать от схвативших ее, но… замерла, устремив настороженный и угрюмый взгляд на мужа. В ее глазах светилась мрачная враждебность, но не было самого главного — узнавания. Конечно. Родилась новая колдунья и Проклятый дар поглотил все то, что когда-то делало Василису человеком.

— Как же ты вернулась? — задумчиво спросила Анара, оглядывая пленницу. — Я ведь подтолкнула тебя магией. О-о-очень сильной.

— Ты кто такая — меня толкать? — буркнула девушка, на всякий случай складывая руки в замок.

Магесса ухмыльнулась.

— Я — друг.

— Нет у меня друзей.

— Теперь есть. И, поверь, я — хороший друг.

— Это еще почему?

— Потому что я сильная, — женщина сделала шаг вперед, но Васька отступила, подойдя на шаг ближе к Грехобору.

Йен сжал зубы, наблюдая за попытками той, что называла себя Анарой, подчинить себе его жену. Хотя… какая она ему теперь жена. Эта колдунья и не вспомнит, что у нее был муж. А если кто-то ей об этом и расскажет — в душе не шевельнется ни тоски, ни сожалений. Разве будет ей дело до их первой ночи и той грозы, которую они разделили на двоих, стоя под потоками ливня?

— Я тоже неслабая, — тем временем ответила Лиска, исподлобья глядя на магессу. — И мне не нужны друзья.

— Хм… это резон, — согласилась Анара. — Но, позволь напомнить о том, что на первое убийство ты по неопытности растратила слишком много сил, а прибывают они о-о-очень медленно. Но я могу помочь. Научить тебя.

— А что взамен? — девушка сделала еще один короткий шажок в сторону. — Служить тебе, как эти дуболомы? Ищи дуру.

— Что я — Маркус, чтобы мне служить? — деланно удивилась собеседница. — Я не так тщеславна. В качестве благодарности будет достаточно и пары «добрых» дел. Очень увлекательных.

— Как убийство? — глаза девушки вспыхнули предвкушением.

— Да.

Василиса, долю мгновения поколебалась и кивнула.

Грехобор смотрел на кудрявый затылок жены, на ее мягкие плечи, слушал голос, прежде насмешливый и задорный, а теперь такой ехидный, и боролся с желанием убить ту, которая вот-вот обернет против него свой дар.

— Как она вернулась? — повернулась к потирающим ушибы, покусы и царапины колдунам Анара. — Как стала колдуньей? И как теперь быть с Шахналом?!

Зария делает выбор

Матерь Дев сказала Зарии, что обряд служения Великой богине состоится через седмицу, а до тех пор девушке было предложено познакомиться с жизнью обители, нравами и бытом лантей.

Новообретенной послушнице пообещали не чинить запретов, ничего не утаивать и отвечать на все вопросы, которые у нее будут возникать. Столь резкая перемена отношения к собственной персоне поначалу даже испугала чернушку, которая привыкла злобу и презрение встречать чаще, чем доброту и дружелюбие.

В обители жизнь текла однообразно, размеренно и монотонно. Но в этой монотонности были покой и умиротворение. Тут никто никуда не спешил, говорили вполголоса, работали без суеты и носили себя с достоинством.

Зария на первых порах старалась шмыгать вдоль стен, пряча глаза и сжимаясь всякий раз при появлении кого-нибудь из сестер Обители. Но женщины неизменно оставались приветливы и ласковы. Они улыбались и вели себя с новой послушницей, как с равной.

Это было непривычно, дико, но… приятно. Постепенно решимость покинуть обитель сразу же после обряда таяла, словно льдинка на солнцепеке. Неправ был дед Сукрам, ох, неправ. Не плохие лантеи. И обитель их вовсе не мрачное место. Что если старик так воспринял все оттого, что был мужчиной? Ведь и мужу Зарии здесь не понравилось. Может, черствые мужские сердца не разглядели добра и света в Доме богини? Может, права Матерь — и мужчины глупы, глухи и слепы?

Так размышляла девушка, не замечая, что все реже вздрагивает при встрече с кем-нибудь из сестер, что больше уже не смотрит под ноги и не жмется по стенам, пытаясь слиться с камнем.

На второй день Зария попросила старшую из женщин доверить ей какую-нибудь грязную работу на кухне. Но вместо тяжелой поденщины наследнице лантей предложили помогать кухарке.

Первый день среди котлов и сковородок девушка провела в упоенном отрешении. Запахи готовящейся еды, бульканье похлебки — все это упорядочивало мысли и поселяло в душе мир и покой. Однако… на следующий день Зария вдруг поняла, что на кухне ей явно чего-то не хватает. Точнее кого-то… Не доносилось от жерла печи чихание и сварливо-веселое: «Да провались оно все! Ну, как, как вы это делаете?!» — этот вопль отчаяния сопровождал каждую Василисину попытку развести огонь. Упорно ей не давалась такая сложная наука.

Без Василисиных гневных восклицаний, острых замечаний и шуточек кухня казалась какой-то пустой. А еще сюда не заглядывал по утрам Багой — насупленный, подозрительный с неизменно двигающейся челюстью и словами: «Вы тут это… смотрите не это… а то…»

Весело кипела вода в горшках, шипело масло на раскаленной сковороде, пахло горячим хлебом, но среди всего этого не хватало чего-то столь важного для Зарии, что она и удивлялась, не понимая себя. Воистину, женщина никогда не бывает довольна!

Чернушка делала привычную работу, но постепенно начинала воспринимать ее как рутину. Один день был похож на другой — монотонный, однообразный, молчаливый. То, что в первый раз доставляло радость и приносило умиротворение, теперь давило и выматывало душу. Молчание. Тишина. Стук ножа по разделочной доске. Все это будет повторяться изо дня в день. Долгие-долгие годы… Если она останется здесь, то состарится, готовя похлебки в молчании и одиночестве. Одиночестве? Нет. Тут много ее сестер, они приветливы, хотя и немногословны, они не обижают ее, не стремятся унизить.