— Я вообще — девчонка хоть куда, — ответила Васька и вытащила из недр печи горшок с супом.

Зария, прошмыгнувшая на кухню за новыми порциями, удивленно оглядела Повитуху, но промолчала. Чернушка не хотела находиться там, где ее всего несколько часов назад мучил колдун, поэтому, набрав полный поднос исходящих паром и ароматами мисок, торопливо поковыляла обратно в обеденный зал.

Василиса же, придержав помощнице дверь, удивленно оглянулась на соперницу, пытаясь понять, зачем та сказала ей приятное.

— Не жди подвоха. Я не пытаюсь тебе польстить и подружиться, просто хочу понять. Ты добрая. Потому и помогла Йену.

Та-а-ак.

Лиска, осознав, что вот после этих-то слов и начнется главное действо, отставила от греха подальше раскаленную сковородку. А то вдруг захочется воспользоваться не по назначению.

— Вещай, — милостиво разрешила кухарка. — Хотя, давай я сама за тебя все изложу?

Повитуха настороженно кивнула, чувствуя приближение мага. Только бы не помешал…

— Я пожалела Грехобора. Он ведь ничего, кроме жалости не заслуживает. Ну, действительно — что в нем хорошего? Шрам на половину лица. Пальцев нет. Голова седая. Изгой. Маг, к тому же. До него и дотронуться-то нельзя. Шляется по дорогам. Скиталец без роду, без племени, без гроша за душой. Одним словом — скотина бесприютная, а не человек. Да и, между нами говоря, — Васька доверительно понизила голос: — женщины у него аж девять лет не было. Разве это мужчина? Ни опыта, ни воображения, согласна?

Повитуха закивала.

— Да и полюбить такого… прямо скажем, сердце не шевельнется. Господи, да как, как такого любить?

— Он сказал мне, что ты и женой его стала… по глупости, — осторожно промолвила Милиана.

— М-м-м, сказал? — Василиса шагнула к собеседнице, которая от откровенного разговора слегка расслабилась и растеряла избыток настороженности. — Почуял настойку, видимо. Ну, разумеется. Чего уж греха таить. Напилась. Мужика захотела. Конечно, предпочтительней был бы кто поприличнее, но, увы. Под боком оказался только этот. И я подумала, что для одного раза вполне себе подойдет. Ну, в конце-то концов, он, хоть и чахлый, но попользовать-то можно… правильно? К тому же видно ж — бесхозный мужик. Мне все равно, а ему приятно.

Повитуха снова кивнула.

— Кто ж знал-то, что так у вас все сложно, — продолжила Василиса. — Я-то думала, потискаю его и отпущу на волю. Больно сдался. А тут, вон какая оказия. Кольца. Ну и в постели он…

— Не очень, — закончила за нее Милиана.

Повитуха, наконец, успокоилась. И с чего она вдруг решила, что девушка не так проста? Проста. Даже более чем. И замечательно, что все это она сказала сама. Грехобор, наверняка, слышал — недаром магесса его больше не чувствовала…

— И вот теперь дилемма. Как избавиться от ненужного мужа? Кольца-то никто не отменял. Вариантов тут два, как я понимаю. Убить себя, милостиво перед смертью позволив тебе жить с ним долго и счастливо. Или, что гораздо приемлемее — его. Главное, ничего не перепутать.

И стряпуха, скрестив руки на груди, выжидающе уставилась на собеседницу, ожидая от нее предложений.

— Я… — Повитуха растерялась.

Про кольца-то она совсем забыла! Вбила себе в голову, что, если б не Василиса, все могло сложиться иначе, но упустила из виду главное: кольца. Такой союз не расторгнуть ни магией, ни колдовством. Лишь смертью.

Видя, как замелькали у нее в глазах мысли, Василиса сжала кулаки и шагнула вперед:

— Ты — дура, — она подошла к магессе вплотную и, не убирая с лица милой улыбки, проговорила:

— Я его тебе не отдам. Никогда. Хоть с кольцом, хоть без него. Не потому, что собственница. Не потому, что хочу насолить. А потому, что все, что я сейчас сказала — неправда. Это твои мысли о нем. Не мои. Лучше скажи, где ты была те девять лет, что он скитался один? Где?

— Я…

— Ну да, ты, — наступала на нее Василиса. — Про себя я все знаю.

— Дэйн не позволял…

— Ах, не позволял! — стряпуха усмехнулась. — А сейчас, значит, позволил?

Милиана отступала, шокированная таким натиском:

— Ты не понимаешь…

— Точно! — Василиса щелкнула пальцами, выражая высочайшую степень справедливости этих слов. — Не понимаю. Я не понимаю, как можно было отпустить скитаться в одиночестве и отчаянье любимого человека. Как можно было наплевать на него из-за каких-то дурацких запретов. Поэтому смирись. Тебе не надо, так я подобрала. И теперь он мой. Все.

— Он тебе не нужен! — рассерженно хлопнула ладонью по столу Повитуха.

— Он не нужен тебе, — стряпуха схватила магессу за руку чуть повыше локтя, и едва не закричала от полыхнувшей во всем теле боли.

Тем не менее, данное обстоятельство не поколебало Лискину решимость и она, еще сильнее стискивая плечо Повитухи, не обращая внимания ни на боль, ни на попытки соперницы вырваться, продолжила:

— Зато он нужен мне. Он на меня смотрит так, словно красивее в жизни не видел. И обнимает, будто роднее нет никого. А когда он меня коснулся первый раз — просто коснулся, не поцеловал даже — я думала у меня сердце из груди выпрыгнет. И плевать мне, что там у него плохого было в прошлом. Он мне нужен в настоящем и будущем. Я его не знаю совсем, но в одном уверена — он злодеем быть не умеет. Поэтому, еще раз сунешься к моему мужу и будешь говорить, что он тебе, спасу нет, как нужен — все космы повыдергиваю и не погляжу, что ты магесса.

— Отпусти! — Милиана отпрянула в ужасе.

— Ты поняла меня?

— Отпусти!

Но Василиса только сильнее сжала плечо Повитухи, не обращая внимания на боль, огнем полыхающую во всем теле.

— Ты меня поняла?

— Да, да, только отпусти! — в голосе Милианы слышался неподдельный ужас.

Василиса отдернула руку, и магесса отпрянула, глядя на стряпуху глазами, в которых плескался страх.

— Если ты не врешь, и в «Пятаке» тебя действительно держит дэйн, то не попадайся ни мне, ни Йену на глаза. А если соврала… — Лиска снова схватила соперницу, но на сей раз уже двумя руками, встряхнула, словно пыльное одеяло и четко, раздельно произнесла:

— Я из тебя всю душу вытяну и по ветру пущу.

О несомненной пользе доверительных бесед

Глен сидел напротив дэйна и растерянно смотрел тому в глаза. Впервые за долгое время колдун не находил, что сказать. Все эти месяцы он прятался, таился, боялся разоблачения, боялся выдать себя, потому что был уверен — дэйн, увидев его, найдет способ уничтожить бесплотного отщепенца. Поэтому сейчас вышеозначенный отщепенец оказался буквально раздавлен простой истиной — палачу магов нет до него никакого дела.

— Ты мертв, — спокойно сказал дэйн. — Духи и призраки — это дело Отцов. Дэйны же отвечают за материальное.

— То есть ты сообщишь Отцу? — севшим голосом спросил Глен.

— Я в дела духовные не вмешиваюсь, — дэйн даже не смотрел на собеседника, предпочитая наблюдать за посетителями харчевни. — Единственное, на что я имею право — сделать так, чтобы ты не мог больше подчинять себе Василису или кого бы то ни было еще. Так что мне от тебя ничего не нужно. Можешь… быть свободен.

Какое-то время колдун молчал, пытаясь осознать услышанное, а потом, понимая, что терять все равно нечего, спросил:

— А если мне от тебя нужно?

Похоже, этим вопросом ему, наконец, удалось заинтересовать дэйна, по крайней мере, тот перевел взгляд на бесплотного наглеца.

— Прощение этой хромоногой девушки?

— Мне нужно снова стать живым, — раздельно произнес колдун, готовясь к вспышке гнева со стороны палача магов.

Но вспышки не последовало. В воздух камнем упало всего одно слово.

— Нет.

— Но…

— Я не торгуюсь с магами и колдунами. Не помогаю им. Не заключаю сделок.

Глен прищурился. Помолчал. И вдруг усмехнулся:

— А я не колдун. Как ты сам сказал — я дух. Очень полезный дух.

В его голосе прозвучало такое неприкрытое ехидство, которого слуга богов не мог не заметить. Дэйн повернулся к Глену и вопросительно вскинул бровь, позволяя тому говорить.