Таковы были сенсационное известия из Варшавы, в короткое время облетевшие всю Россию. Некоторое время во всех кругах, читавших raзеты, только и разговору было, что о Скублинской. В течение нескольких лет изображение Скублинской показывали в музеях-паноптикумах.

Судебное разбирательство дела Скублинской происходило в Варшавском окружном суде 23—26 октября того же 1890 г. без участия присяжных заседателей. На суде многое из тех сенсаций, которыми были наполнены газеты об этом деле, не подтвердилось. Свидетели противоречили друг другу; разошлись между собою и эксперты. Никакого разрезания трупов установлено не было. Совокупность всего прошедшего на суде производила впечатление, что Скублинская действительно промышляла приемом детей и пристройкой их в воспитательные дома, обходилась с ними преступно небрежно, очень мало кормила, вследствие чего, разумеется, многие умирали, но прямого намерения убивать детей на суде обнаружено не было, хотя образ действий Скублинской нельзя было не признать косвенным детоубийством. Суд приговорил Скублинскую и ее главную соучастницу к трем годам тюремного заключения, одного из обвиняемых — к заключению в арестантские роты на два с половиной года, восемь — к тюремному заключению от трех до шести месяцев, четверо были оправданы.

Статья Толстого была начата в разгар всеобщих толков и рассуждений по поводу Скублинской. В противовес общим осуждениям и ужасам относительно поступков Скублинской Толстой указывает ту почву, на которой вырастают такие преступления, как дело Скублинской. Он указывает, что вся жизнь господствующих классов покоится на системе преступлений, перед которыми бледнеют дела Скублинской и ей подобных.

Статья была написана, повидимому, в один присест, но не закончена и брошена на половине фразы. Повидимому, Толстой не отдавал ее в переписку. Статья была написана в той тетради типа записной книжки, в которой незадолго до этого была начата и другая также не доконченная статья, которую Толстой в Дневнике называл «Воззвание». Тетрадь эта описана нами на стр. 736; статья о Скублинской занимает здесь лл. 24—32, исписанные с обеих сторон, причем оборот л. 32 заполнен не весь. Заглавия статья не имеет и вся целиком написана рукою автора, с небольшим сравнительно количеством исправлений преимущественно стилистического характера.

В Дневнике Толстого имеются следующие две записи об этой статье. 17 февраля 1890 г.: «Нынче прочелъ ужасы дѣтоубійства въ Варшавѣ и по этому случаю писалъ утромъ — не знаю, что выйдетъ». 18 февраля: «Прочелъ о Скублинской въ Варшавѣ. Я писалъ обвинительный актъ: правительству, церкви и общественному мнѣнію — нехорошо... (Все это было 17-го)».

Статья была опубликована впервые В. Д. Пестовой в книге: Лев Толстой, «Неизданные тексты». Редакция Н. К. Гудзия и H. Н. Гусева, изд. «Academia» — ГИХЛ, 1933, стр. 333—339.

Примечания.

Стр. 536, строка 19—21. События, упоминаемые Толстым: убийство крестьянами управляющего и приговор убивших к повешению — произошли в 1887 г. 14 апреля 1887 г. крестьянами был убит управляющий имением Долгоруково Инсарского у. Пензенской губ. Алексей Васильевич Станиславский. Имение принадлежало Наталье Алексеевне Огаревой, рожд. Тучковой (1829—1913), жене Н. П. Огарева, а затем подруге А. И. Герцена. Поводом к столкновению крестьян с управляющим послужило то, что Станиславский приказал загнать крестьянский скот за потраву барских полей, после чего пятнадцать человек крестьян с палками и кольями явились на барский двор. Станиславский вышел к ним с двуствольным ружьем, и начались крупные объяснения. После сочтенного им за дерзость ответа одного крестьянина Станиславский схватил его за бороду, повалил и начал бить ружейным прикладом. Крестьянин стал кричать, чтобы ударили в набат, а другой побежал в деревню, крича, что управляющий убил мужика. По набату собралась на двор толпа человек в триста. Увидав толпу, Станиславский стал удаляться к дому, но ему заградили путь; он шел с поднятым ружьем, а у противников его были палки, цепы и т. п. орудия. Дошло до рукопашной, Станиславского ударили палкой, а он выстрелом убил крестьянина. Тут озлобление дошло до высшей степени, Станиславского загнали в овраг и зверски убили. Дело разбиралось временным отделением Казанского военно-окружного суда в Пензе 22—26 сентября 1887 г. Обвиняемых было тридцать человек, из них четырнадцать были признаны виновными в умышленном убийстве и приговорены к смертной казни; старшина и староста — за бездействие власти — к заключению в исправительные арестантские отделения на три и три с половиною года, остальные четырнадцать человек были оправданы. Обвиненные подали «на высочайшее имя», после чего двенадцати осужденным смертная казнь была заменена каторгой: трем — без срока и девяти — на 20 лет. Два же были казнены 10 ноября 1887 г. на дворе Пензенской губернской тюрьмы палачом, выписанным из Варшавы (который уже совершал смертную казнь в одной из южных губерний).

Толстой был очень взволнован и возмущен этим делом и долго не мог его забыть. 7 августа 1890 г. он писал о нем американцу Джону Кеннану, известному своей книгой «Сибирь и ссылка». Выразив ему свою благодарность, «как и все живые русские люди, зa оглашение совершающихся в теперешнее царствование ужасов», Толстой писал: «Вы, верно, слышали про страшную историю повешения в Пензе двух крестьян из семи, приговоренных к этому за то, что они убили управляющего, убившего одного из них. Это было в газетах и даже при том освещении, которое дано этому правительственными органами, возбуждает страшное негодование и отвращение особенно в нас, русских, воспитанных в сознании того, что смертная казнь не существует в нашем законодательстве». («Л. Н. Толстой и H. Н. Ге. Переписка», изд. Academia. М. — Л. МСМХХХ, стр. 27.)

В 1892 г., когда Н. А. Огарева вступила с ним в переписку, прося пожертвовать в Долгоруковскую школу его книги, Толстой просил ее указать, у кого он может узнать подробности об убийстве управляющего в ее имении. Н. А. Огарева в двух обширных письмах (от 1 и 13 июля 1892 г.) рассказала подробно об убийстве и о суде. (Письма эти напечатаны в сборнике: «Письма Толстого и к Толстому» — «Труды Публичной библиотеки СССР имени Ленина», ГИЗ. 1928, стр. 197—208.) Рассказ ее показался Толстому пристрастным в ее пользу. Дело это так врезалось Толстому в память, что он рассказывал его подробности еще 26 июня 1904 г., т. е. через 17 лет (см. А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», т. I, изд. Центрального товарищества Кооперативное издательство и издательство «Голос Толстого». М. 1922, стр. 135—136). По записи А. Б. Гольденвейзера, причина столкновения крестьян с управляющим, по словам Толстого, была в том, что в имения Огаревой-Тучковой были луга, которыми спокон века пользовались крестьяне, но которые юридически принадлежали помещице. С этих-то лугов и был загнан крестьянский скот.

Стр. 538, строки 4—5. Упоминание о том, что политических арестованных в местах заключения «секут безразлично мужчин и женщин», вызвано было событиями на Каре. 7 ноября 1889 г. по постановлению приамурского генерал-губернатора барона Корфа была высечена ста ударами розг, за оскорбление действием коменданта каторжной тюрьмы Масюкова, отбывавшая на Каре свой срок заключения ссыльно-каторжанка Н. К. Сигида. Надежда Константиновна Сигида, рожд. Малоксиано, р. в Таганроге в 1863 г. Была учительницей в городской школе в Таганроге, Арестована была в 1886 г. по делу народовольческой типографии. В 1887 г. была присуждена в 8 годам каторжных работ. После экзекуции Н. К. Сигида отравилась мышьяком и 10 ноября умерла. Кроме нее, отравились еще каторжанки: Марья Павловна Ковалевская, рожд. Воронцова, сестра известного экономиста народника Владимира Павловича Воронцова, писавшего под инициалами В. В. (р. 1849 г.), Надежда Семеновна Смирницкая (р. в 1854 или 1852 г.) и Мария Васильевна Калюжная (р. 1864 г.). Все трое умерли: Ковалевская — 11 ноября, Калюжная и Смирницкая — 12 ноября. В мужской тюрьме на Каре приняли яд (морфин) семеро заключенных; из них умерли: Иван Васильевич Калюжный и Сергей Николаевич Бобохов. Подробнее см. в книге: «Карийская трагедия 1889. Воспоминания и материалы», ГИЗ. П. 1920.