1 ноября отослана в Москву корректура третьего тома, кроме окончания, рукопись которого отправлена в набор лишь на следующий день. Толстой писал по этому поводу: «Рукопись третьего тома готова, наконец. Я говорю наконец, потому что конец третьего тома было самое трудное место и узел всего романа».³¹⁴ Как и при создании первой редакции, текст последней части третьего тома³¹⁵ потребовал напряженного труда, и при дальнейшей работе над этой частью Толстой не прекращал исправлений, дополнений и перестройки сюжета. Значительной переделке подверглась первая глава. Существенные изменения внесены в третью: сначала, сохранив, как было в первой редакции, сцену разговора старого князя Болконского с доктором Метивье в кабинете, Толстой исправил текст его, затем почти все зачеркнул и вписал на полях и между строк новый вариант, почти совпадающий с окончательным. Много исправлений внесено в политический разговор за обедом у старого князя Болконского, в описание отношений Бориса с Жюли, пребывания Ильи Андреевича с Наташей и Соней в Москве у М. Д. Ахросимовой, и сцену визита Наташи к Болконским. Наибольшей правке подверглись последние главы, которые Толстой считал «узлом» романа: сцена в театре, характеристики Долохова и Анатоля и история отношений Наташи с Анатолем. Толстой пристально работал над отрывком об участии Элен в истории Анатоля с Наташей и настойчивых ухаживаниях Анатоля за Наташей на вечере у Элен, несколько раз переделывая его и уточняя анализ душевного состояния Наташи, над которой с «угрожающей силой» висел «неразрешенный вопрос» о том, кого она любит, Анатоля или князя Андрея.³¹⁶ Сцена с письмом Анатоля, обнаруженным Соней в руках спящей Наташи, волнение Сони, разговор ее с Наташей переделаны в сторону значительного приближения к окончательной редакции. Вписаны были две новые главы, — о плане увоза Наташи и неудавшейся попытке его осуществления. Эти главы были предметом углубленного внимания автора, неоднократно перестраивавшего композицию и создававшего иные ситуации.³¹⁷ Только при исправлении наборной рукописи текст этих глав был почти завершен; в той же наборной рукописи на полях вписана глава, содержащая объяснение Марьи Дмитриевны Ахросимовой с Наташей.

Глава, в которой рассказывается о вмешательстве Пьера в историю Наташи с Анатолем, дважды переделывалась, а в наборной рукописи она заново написана довольно близко к законченной редакции, хотя содержала еще немало отличий; главные из них: в первый же приезд Пьера по вызову Марьи Дмитриевны Наташа просит его сказать князю Андрею, чтобы он простил ее (потом это будет перенесено в последнюю главу), и, говоря это, она «по-детски зарыдала». В этот момент душу Пьера переполнило не только «чувство жалости» (как в окончательном тексте), но «чувство жалости, нежности и любви к ней», и «он слышал, что слезы текли у него под очками, и надеялся, что их не заметят». Так в черновых редакциях, начиная с первого тома и особенно в данном, третьем, томе, более отчетливо показано зарождение любви Пьера к Наташе.

Три раза переправлялось Толстым резкое объяснение Пьера с Анатолем (разговор происходил на французском языке) и дважды — беседа Пьера с князем Андреем. В результате переработки эти главы стали очень близки к окончательному тексту. Прощанием князя Андрея с Пьером заканчивалась наборная рукопись третьего тома первого издания.

Вслед за отправкой последних корректур третьего тома Толстой писал Бартеневу: «В одном месте рассуждений Пьера о лжи он говорит: «Императоры <заманивали> спорят о том, кто предложит Наполеону свою дочь в незаконные <дочери> жены». Ежели это опасно, то замените: «Имп[ератор] Австр[ийский] считает себя счастливым, что успел прежде других предложить свою дочь в незаконную жену». В окончательном тексте это место читается в результате автоцензуры и самостоятельной правки Бартенева так: «Император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги».³¹⁸

Из писем к Бартеневу от 25, 26 и 27 ноября известно, что Толстой напряженно работал над корректурами последней части третьего тома, рукопись которой была отправлена 2 ноября. Корректуры, правкой которых Толстой был занят четыре дня, «не разгибаясь», чувствуя уже «в голове страшный дурман», относились, главным образом, к тем же последним главам последней части, посвященным истории Анатоля с Наташей. Толстой вновь писал Бартеневу: «Эти все гранки самое важное место романа — узел. Ради бога, просмотрите повнимательнее и при малейшем сомнении пришлите мне другой раз».³¹⁹ К корректуре была приложена рукопись последней главы третьего тома, в которой описывалась установившаяся дружба Наташи с Пьером и говорилось о комете 1812 г., которую Пьер увидел, возвращаясь от Ростовых.

XIII

Одновременно с правкой корректур третьего тома Толстой заканчивал работу над четвертым. Еще 1 ноября 1867 г., отсылая корректуры начала и рукопись окончания третьего тома, Толстой сообщил П. И. Бартеневу, что в ноябре же будет доставлен в типографию четвертый том. Работа над четвертым томом находилась уже в таком состоянии, что Толстой был уверен, что этот том «не может задержать», и предлагал начать продажу выходящих трех томов «с подпиской на печатающийся четвертый».³²⁰

17 декабря в «Московских ведомостях» № 276 появилось объявление о выходе в свет «Войны и мира»: «Война и мир». Сочинение графа Льва Николаевича Толстого. Четыре тома (до 80 листов). Цена 7 руб.; пересылка за 5 фунтов. Первые три тома выдаются с билетом на четвертый у П. И. Бартенева».

Том четвертый первого издания состоит из двух частей.³²¹ Первая часть, легко сложившаяся в первой редакции, не потребовала много времени и больших трудов. Правя копию первой редакции, Толстой вписал на первом листе заголовок: «T. IV, часть первая, 1». Основные исправления первой части четвертого тома свелись к следующему. Два раза Толстой перерабатывал начало гл. I, развивая свои мысли о причинах движения европейских народов в 1812 г. с запада на восток; дважды переделывал текст о решении Наполеона перейти Неман. Заключительная фраза гл. II «Quos vult perdere — dementat» вписана только в наборной рукописи. Портрет Наполеона (в главе с описанием приема Балашова) перерабатывался и во второй и в третьей редакциях. Почти полностью переработана, вернее заново написана глава о болезни Наташи (гл. XVI и XVII). Сюда перенесен из последней части предыдущего тома текст о говении Наташи, причем созданный в первой редакции краткий отрывок настолько переделан, что занял отдельную главу XVIII; первая половина гл. XIX почти вся заново написана при правке второй редакции первой части, и, в отличие от окончательного текста, в ней точно перечислено, в чем видел Пьер признаки наступающей катастрофы, которая должна была изменить его жизнь. Он видел эти признаки «и в приближающемся к Москве нашествии, и в более и более тревожном чувстве, которое овладевало им в присутствии Наташи, и в том странном предсказании Апокалипсиса, открытом ему одним масоном».

Окончания гл. XIX о встрече Пьера с Растопчиным, о воззвании царя и о «растопчинских афишках», а также о том, что приехавший из армии курьер привез письмо Николая Ростова к родителям и приказ о его награждении, нет в рукописях. Это вставлено в корректуре.

В гл. XX внесены значительные исправления, приблизившие ее к окончательной редакции, но, в отличие от нее, нет описанной в начале главы встречи Пьера с Наташей и откровенного разговора между ними, а перерабатывавшаяся три раза беседа с Пьером (в конце главы) более пространна, чем в окончательном тексте. Из других разночтений наиболее интересно восклицание Наташи, вызванное замечанием Пьера о возможности прихода Наполеона в Москву. «Наполеон в Москве, — вскрикнула почти Наташа. — У меня вся кровь поворачивается при мысли, чтобы француз Наполеон мог командовать папинькой или вами или братом».³²² Последние три главы, уже в первой редакции близкие к окончательной версии, после немногочисленных исправлений почти совпали с ней.