Изменить стиль страницы

Мальчик показал монету и пообещал угостить старика свежей лепешкой, как только ему позволят выйти за ограду.

Был час дневной трапезы, и к очагу потянулись даже самые немощные. Каждый тащил с собой горшок, кувшин или миску. Было невероятно жарко, и вареная пища портилась, скисала и приносила вред больным. Лекарь требовал, чтобы каждый ел свежую пищу, но приготовить ее было некому. Когда больного приводили на исцеление в монастырь, ему наказывали приносить с собой еду, воду и циновку. Если больной приходил с открытой раной, то лекарь просил доставить кусочек чистого полотна для повязки. Монастырь мог дать больному только целебные травы и лекаря. Но и это было недоступно многим беднякам богатого города Александрии.

Служка привел Яхмоса, но молодой лекарь, поклонившись Хайрану, сказал, что должен тотчас же помочь малышу. Для него он готовил сейчас целебное питье. Мальчик может задохнуться, он тяжко болен. Яхмос поспешил к женщине с младенцем на руках, присел на корточки и стал поить его какой-то душистой настойкой. Она была приготовлена из десяти целебных трав и уже много раз помогала вернуть к жизни малюток, почти обреченных.

В это время из другого конца двора раздался крик старой женщины. Она просила спасти ее, чтобы не оставить сиротами своих внуков.

— Сын умер молодым и сильным, повестка ушла вслед за ним, а дети на мне. Помоги, добрый лекарь, и господь не оставит тебя. Он вознаградит тебя за…

Дальше ничего нельзя было разобрать, старуха кричала что-то бессвязно и хваталась за живот. Даже на расстоянии было видно, что живот у нее огромный.

Когда Яхмос подошел к Хайрану, тот уже сам предложил ему поспешить к старухе и спросил лекаря, чем она больна.

— У нее водянка, и мне предстоит трудное дело: это не обходится без прокола, это больно. Я думал, что помогу ей настойками, но не смог. Поговорим, и я займусь старухой У нее пятеро внуков, а старшему всего лишь семь лет.

Старший сын египетского лекаря очень приветливо встретил Хайрана и был рад, когда пальмирец рассказал об искусстве его отца.

— Я больше всех знаю об искусстве моего отца, Петехонсиса, сказал Яхмос. — Но каждый раз, когда я слышу о том, как умело он взялся за исцеление и как мудро поступил, столкнувшись с большой бедой, я восхищаюсь им. И не только радуюсь, но и учусь у него.

Хайрану очень понравился молодой лекарь, необыкновенно похожий на своего отца. Он рассказал ему о Син-Нури и просил немедленно посмотреть ее и сказать, можно ли сколько-нибудь облегчить ее состояние, чтобы она смогла перенести путешествие в Пальмиру.

— Сейчас я займусь старухой, — сказал Яхмос, а потом поспешу к вам. Мой младший брат должен сменить меня, тогда я буду свободен.

Сфрагис была счастлива, когда увидела Яхмоса. Она и мечтать не смела о таком чуде. Вера в Петехонсиса была так велика, что и сын был освещен этим сиянием.

Яхмос долго и внимательно знакомился с болезнью Син-Нури. Он терпеливо ждал, когда кашель мешал ей рассказывать о себе, о своем недомогании, Он спрашивал больную, когда у нее бывает жар и когда озноб. Спрашивал, чувствует ли она непреодолимую слабость, хочет ли она есть и ест ли с удовольствием. Сфрагис и Мерион, которые присутствовали при этом, удивлялись вниманию и терпению молодого лекаря. Когда он узнал обо всем, что его интересовало, он сказал больной, что лечение будет проводить Сфрагис, а он научит ее, что делать.

— Не печалься, Син-Нури, — сказал Яхмос, прощаясь с больной. — Есть множество целебных трав и кореньев, которые помогут тебе. Самое главное — выполняй указания лекаря и никогда не отказывайся от еды, когда дочь будет тебе что-нибудь предлагать. Она будет знать, что тебе полезно. Если вы еще побудете в Александрии несколько дней, — сказал Яхмос Хайрану, — то вы дождетесь отца, и он, надеюсь, подтвердит все это. А пока я оставлю для больной целебные травы и попрошу Сфрагис очень усердно кормить больную, поить ее горячим молоком, смешанным с медом. Больной нужно каждый день съедать кусок горячего жира от только что забитого ягненка; жир этот надо смешивать с медом, собранным в садах. Это не причуда, это нужно для исцеления. Больной трудно дышать, ее легкие очень истощились и повреждены. Ей надо лежать, побольше спать и совсем не трудиться.

Яхмос дал еще много полезных указаний. Он сказал, что все в руках божьих. И если господу будет угодно, то больная почувствует облегчение и сможет совершить путешествие.

Яхмос понравился не только Хайрану, но и Сфрагис. А Син-Нури и Мерион не могли им нахвалиться. Все поверили лекарю. Решили побыть в доме ювелира несколько дней, пока Син-Нури немного окрепнет и сможет поехать в Пальмиру. Тем временем надеялись дождаться Петехонсиса.

* * *

Целый месяц Сфрагис выхаживала Син-Нури, а Яхмос следил за ее выздоровлением. Больной становилось лучше. Она меньше кашляла, у нее появились силы передвигаться без чужой помощи, но все же она была очень больна. Яхмос хотел непременно показать ее отцу. Он уговаривал Сфрагис задержаться еще немного в Александрии. И не только забота о больной Син-Нури заставляла его просить об этом. Яхмос очень привязался к Сфрагис, которая, несмотря на все тревоги, расцвела, как цветок под теплыми лучами солнца. Впервые в жизни она, будучи взрослой, жила вместе с отцом и матерью. А рядом был добрый Хайран, от которого исходило столько тепла и заботы, что вся семья Мериона словно купалась в этом тепле.

А Хайран тем временем занимался своими торговыми делами. Он сделал много закупок и стал уже помышлять о возвращении домой. И вот как-то раз, когда он пришел в лавку знаменитого в Александрии ювелира, чтобы забрать купленные им золотые украшения, он встретил Кудзулу. Они страшно обрадовались этой неожиданной встрече. Хайран говорил о том, что ждал его в Пальмире, а Кудзула весь какой-то расстроенный и невеселый, признался, что уже побывал в Пальмире и оттуда приехал сюда.

— Я огорчился, когда не застал тебя, — говорил он Хайрану. — Но меня ждало еще одно огорчение. Все что я привез для царицы Зенобии, осталось при мне. Я не увидел ее, я опоздал.

— Не понимаю. Что значит «опоздал»? — удивился Хайран.

— Поистине опоздал. Возможно, ты не знаешь, что произошло у вас в Пальмире… — сказал Кудзула, — Ваша царица Зенобия не побоялась вступить в сражение с прославленным римским полководцем Аврелианом. Она потерпела поражение, и, когда узнала, что Аврелиан приказал доставить ее в Рим, чтобы в цепях провести ее по городу во главе триумфального шествия, она приняла яд. Нет более царицы Зенобии.

— Боже праведный! Погибла наша Пальмира! И кто бы мог подумать, что свершится такое бедствие. Горе нам! — воскликнул Хайран.

— Однако я не видел никакого траура на улицах Пальмиры, — сказал Кудзула. — Жизнь продолжается. Просто вы по-прежнему подчиняетесь Риму. И если бы Зенобия не вздумала бунтовать, то все оставалось бы по-прежнему.

Если трагедию царицы Зенобии кушанский купец воспринял спокойно, то собственную неудачу он воспринял более горячо и жаловался сейчас Хайрану на то, как невыгодно было ему предпринимать это далекое путешествие и как печально, что он решился на это в такое трудное время.

Хайран даже почувствовал себя виноватым, поскольку он уговаривал Кудзулу решиться на путешествие в Пальмиру, чтобы доставить ко двору Зенобии ювелирные изделия индусов. И Хайран решил закупить у Кудзулы все, что тот привез.

— Не горюй Кудзула, я все закуплю у тебя, а потом предложу во дворце. Будет новый правитель, будет царская жена. Я знаю, как хороши золотые изделия индийских ювелиров, и думаю, что они понравятся царской жене, Она их оценит, потому что будет занята только собой. А бедная Зенобия была занята войнами. Я сам был свидетелем тому, как по велению царицы разоряли древние надгробия пальмирцев, чтобы этим камнем укреплять стены города. Я вижу в этом великий грех. Мы не знаем, но возможно, что всемогущий бог Бел наказал царицу за это кощунство.

Кудзула с радостью согласился на предложение Хайрана. Он целиком доверился ему, потому что знал, какой знаток и ценитель украшений Хайран. Кудзула был уверен, что Хайран назначит самую справедливую плату. Но и помимо выгоды Кудзуле была радостна встреча с другом. Однако она омрачилась, когда Хайран рассказал о гибели Байт в Мерве. Кудзула был потрясен несчастьем Хайрана.