— Почему? — спросил я, недоумевая. — За такие сведения людей не расстреливают…

— Но вы уже умерли, — нетерпеливо перебила она меня. — Неужели вы не понимаете?

— Нет, не понимаю. Меня не требуется щипнуть за ухо для доказательства того, что я не сплю.

— Но я ущипну вас, — сказала она. — Поедемте.

Со свойственной ей стремительностью она повлекла меня за собой. Мы спустились вниз, сели в машину. Она привезла меня на кладбище. Тот, кто бывал в Риге и не посетил городского кладбища, может считать это своим упущением. Оно великолепно и похоже на музей. Монументальные гробницы и статуи производят большое впечатление. Много человеческих поколений нашло здесь приют и каждое оставило свой след. Янковская взяла меня за руку и повлекла по аллеям. Она шла быстро, ни на что не обращая внимания, все дальше и дальше, мимо гранитных плит и чугунных крестов, сворачивая с дорожки на дорожку. Она привела меня в ту часть кладбища, где находили успокоение наши современники. Здесь было больше песка и меньше зелени, и памятники здесь были гораздо скромнее: современные люди как–то меньше вступают в спор с быстротекущим временем.

Она подвела меня к какой–то могиле.

— Смотрите! — холодно сказала Янковская.

Я равнодушно посмотрел на могильный холм, обложенный дерном, на небольшую доску из красного гранита, на анютины глазки, росшие у подножия, и пожал плечами.

— А, да какой же вы бестолковый! — с досадой воскликнула Янковская. — Читайте!

Я склонился к доске.

«Майор Андрей Семенович Макаров. 23.I.1912–22.VI.1941».

Да, это было странно… Странно было стоять на собственной могиле. Потом что–то кольнуло меня в сердце.

Тревожные июньские дни 1941 года! Первые дни войны! И вот в такие дни мои товарищи нашли время поставить на моей могиле памятник!

— Теперь вы убедились, что с майором Макаровым все покончено? — оторвала меня от моих мыслей Янковская.

— А если Блейк захочет опять стать Макаровым? — спросил я.

— Тогда его похоронят вторично, — непререкаемо произнесла Янковская. — Как только вы очутитесь на советской стороне, мы дадим понять, что вы Блейк, а не Макаров. Мы дадим понять, что Макарова для того и убили, чтобы Блейк мог выступить в его роли. Мы постараемся внушить вашим судьям, что Макаров на самом деле всегда был Блейком.

Да, во всем том, что говорила и делала Янковская, во всем том, что делали разведки всех империалистических государств, было много логики и правильного расчета, они не учитывали только одного: они не знали людей, против которых обрушивали свои козни.

Я молча пошел от «своей» могилы, и Янковская, не говоря ни слова, неслышно последовала за мной. Она довезла меня до дому, остановила машину и положила свою руку на мою.

— Ничего, Август, ничего, — шепнула она. — Жизнь вышибла вас из седла, но вы сильный и найдете свое место в жизни.

— Оставьте меня в покое, — с нарочитой грубостью ответил я. — Дайте мне побыть одному.

— Конечно, — согласилась она. — Я заеду к вам вечером.

Она уехала, а я поднялся к себе и мучительно ломал голову над тем, как установить необходимые связи.

Но как это всегда бывает, пока я раздумывал, как, находясь среди чужих, отыскать своих, свои искали меня и по каким–то непонятным признакам признали во мне своего.

ГЛАВА VI. Бидоны из–под молока

Вскоре после моего возвращения в комнату зашла Марта и сказала, что меня спрашивает какой–то мужчина.

Я вышел в переднюю. Там стоял незнакомый человек. «Это еще что за птица?» — подумал я, глядя на посетителя. Это был сравнительно молодой человек с открытым и добрым лицом — в глазах его, я бы сказал, светилась даже излишняя мягкость, — примерно тех же лет, что и я, может быть, чуть старше, одетый в очень дорогой костюм и в отличной фетровой шляпе персикового оттенка.

Незнакомец скорее понравился мне, чем не понравился, хотя сразу возбудил мои подозрения. Чем–то он вызывал к себе чувство симпатии, и в то же время во всем его облике было что–то деланное. Я вопросительно смотрел на посетителя.

— Вы господин Берзинь? — Он обратился ко мне по–латышски, но языком этим владел далеко не безупречно.

— Допустим, — сказал я. — Чего вы хотите?

Он оглянулся, но Марта уже ушла, она была хорошо вышколена Блейком.

— Может быть, мы выйдем из дома? — попросил он меня и добавил: — Так будет лучше…

Все последнее время я жил в обстановке такого нагромождения тайн, что никакая новая тайна не могла уже меня удивить: всякую тайну я воспринимал лишь как естественное звено в цепи дальнейших событий.

— Хорошо, — согласился я и взял шляпу. — Погуляем.

Мы пошли по улице, как два фланирующих бездельника.

— Может быть, перейдем на английский язык? — предложил мой спутник и тут же заговорил на хорошем английском языке. — Я рад, что нашел вас.

— Кто вы и что вам от меня надо? — строго перебил я его.

— Приятно находить то, что ищешь, — продолжал мой спутник, уклоняясь от прямого ответа на вопрос.

— Кто вы? — повторил я. — Что вам от меня надо?

— Не нужен ли вам шофер? — спросил тогда незнакомец. — Сейчас трудно найти хорошего шофера, почти все шоферы мобилизованы.

Основываясь на том, что мой собеседник хорошо говорит по–английски, я подумал, что он–то как раз и принадлежит к числу тех полноценных секретных агентов, которыми Блейк руководил в Прибалтике. В словах, с которыми он обращался ко мне, содержался, несомненно, пароль, но я не знал его, как не знал и отзыва. Я шел и гадал, какая фраза является паролем: «Приятно находить то, что ищешь» или «Не нужен ли вам шофер?»

А мой собеседник продолжал тем временем разговор.

— Мне просто повезло, — говорил он. — У меня плоская стопа, и я освобожден от военной службы…

Мы дошли до бульвара.

— Сядем? — предложил мой спутник.

Мы сели. Он осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого.

— Теперь познакомимся, — сказал незнакомец по–русски. — Капитан Железнов.

Такой прием для провокатора был слишком наивен, но я должен был заподозрить в нем провокатора; кто знал, какие подозрения вызывал я у немцев и кого могли они ко мне подослать!

— Я не понимаю вас, — ответил я по–английски. — На каком языке вы говорите?

— Да бросьте, нас никто не слышит, — просто и задушевно произнес незнакомец, назвавшийся капитаном Железновым. — Я знаю, что вы майор Макаров, и потому я к вам и пришел.

— Я вас не понимаю, — опять повторил я по–английски. — Чего вы от меня хотите?

— Да вы не опасайтесь, товарищ Макаров, — взмолился незнакомец, продолжая говорить по–русски. — Здесь нас никто не услышит.

Не могу передать, как мне было приятно слышать родную речь, да и поведение моего свалившегося точно с неба собеседника было слишком наивно для провокатора, но, как говорится, береженого бог бережет, а я вовсе не хотел рисковать понапрасну своей головой.

— Прекратите эту нелепую сцену, — сухо сказал я, не изменяя английскому языку. — Вы мне просто подозрительны, и вас следовало бы передать в руки сотрудников гестапо.

Но он был настойчив, этот человек, появившийся неизвестно откуда.

— Товарищ Макаров, я же все про вас знаю, — умоляюще произнес он. — Вас зовут Андрей Семенович, вы работник нашего генштаба, здесь, в Риге, вас пытались убить и даже сочли убитым… Я к вам от полковника Жернова…

Все это было верно, только не было у меня уверенности в моем собеседнике. Иностранные разведки тоже не лыком шиты, и, если меня сумели убить, почему бы им не попытаться меня обмануть?

— Или вы будете говорить со мной на языке, который я понимаю, — строго сказал я, — или я позову полицейского!

Мой собеседник с досадой посмотрел на меня.

— Вы чересчур осторожны или вы не тот, к кому меня направили, — заговорил он наконец по–английски. — Полковник Жернов будет очень огорчен.

— А кто это полковник Жернов?

Теперь, когда мой собеседник опять заговорил по–английски, Блейку было уместно заинтересоваться полковником Жерновым.