Ближайший поселок находился в десяти километрах, и дорога туда была очень плохая. Все места вокруг озера — заповедные. Там стараются сохранить природу такой, какой она была в диком состоянии. Там гнездятся фазаны, куропатки, там отдыхают, пролетая осенью на юг, а весной на север, дикие утки и лебеди, там строго запрещена охота. Вокруг Волошихинского рыбопункта далеко-далеко тянулись заросли колючего кустарника, ягоды которого особенно любят птицы. В зарослях этих можно увидеть, как целыми стайками пролетают фазаны, и в них никто не смеет стрелять.
Но это в теории, а на самом деле ходят еще браконьеры. И если увидел браконьер, что надзиратель на другом конце участка, то стреляет фазанов. Пока надзиратель, услыша выстрел, шпорит лошадь, чтобы застать нарушителя, тот, сунув в мешок убитую птицу, торопится убежать подальше, потому что по головке за это не гладят.
Но все-таки в заповеднике птицы чувствуют себя безопаснее, чем где бы то ни было. Их охраняют, зимой в морозы выставляют даже кормушки с зерном, чтобы птица могла подкормиться, когда съедены или вымерзли ягоды.
Так вот, широкая полоса кустарника отделяла Волошихинский рыбопункт от шоссе и ближайшего населенного пункта. И через эту полосу шла плохая проселочная дорога, которую кое-где заливала вода и по которой с трудом проходила грузовая машина.
Если стать возле домика, в котором помещался рыбопункт,— пустынный пейзаж открывался взгляду. С одной стороны — синее-синее озеро, на котором редко увидишь рыбачью лодку. В хорошую погоду далеко на горизонте можно различить снежные вершины горного хребта, тянущегося вдоль озера. Посмотришь в другую сторону и видишь заросли кустарника, и ни человека, ни дома, только зверь изредка прошуршит по кустам или вспорхнет птица.
Поселок не был виден с рыбопункта, и жители домика бывали в поселке очень редко. Несколько раз в месяц на рыбопункт приходила грузовая машина. Она привозила продукты, осенью завозила топливо, если было нужно — материал, чтобы отремонтировать дом, или сарай, или коптильню.
Андрей осенью уезжал в поселок: ходить каждый день в мороз и в метель десять километров до школы было трудно и опасно. Можно было увязнуть в снегу и замерзнуть, да и волки иногда спускались с гор. Так что всякое могло случиться. В поселке Андрей жил у старушки, которая сдавала ему угол, кормила и брала очень дешево, совсем пустяки. Старушка жила одна, была старая, а Андрей и воды наносит, и дров наколет, да и есть с кем поговорить в долгие зимние вечера.
Казалось бы, в поселке куда веселее жить: и в школе много хороших ребят, и в кино можно сходить, и просто по улице пройти на людей посмотреть. Но Андрей скучал по своему рыбопункту и в субботу обязательно старался поехать домой на воскресенье. Если машина шла, то добирался с машиной, а иногда отец приезжал за ним на лошади.
Дело в том, что на рыбопункте, кроме четырех людей, было еще три жителя: рыжая кошка Машка, собака загадочной породы, по имени Барбос, и лошадь Стрела. (Назвали ее так в шутку.) Лошадь была уже в возрасте, спокойная, даже вялая, но очень привязана к хозяевам, и вообще существо доброе и выносливое. Если Павлу Андреевичу нужно было что-нибудь срочное сообщить в дирекцию рыбпрома, то она в любую погоду, правда, неторопливо, но безропотно доставляла его в поселок. И даже когда на нее усаживались двое — отец и сын, то она тоже на это не сердилась и не торопясь трусила по снегу. Она так изучила дорогу, что знала точно, где лучше пройти правой стороной, где левой, а где можно пробраться напрямик через кустарник и сократить таким образом дорогу.
Каникулы Андрей уж обязательно проводил на рыбопункте. Тихая тут была жизнь. В домике мать наводила такую чистоту, что все сверкало! На кроватях лежали горы подушек, на окнах висели занавески. В Клашином углу аккуратно сидели куклы, стояли крошечные тарелки и чашки, там же жили медведь, жираф и два зайца.
Жирафа и зайцев Клаше подарил директор рыбпрома. Это был самый главный начальник. Ему подчинялись все рыбопункты на озере, все рыболовные бригады, все рыбозаводы, обрабатывающие рыбу. Раз в месяц он обязательно объезжал вокруг всего озера и заезжал во все рыбопункты. Приезжал он на «козлике», разбитой, дряхлой машине, с шофером Иваном Тарасовичем. Иной раз просидит часа три-четыре, все обсудит, обо всем поговорит, а иной раз если дело к вечеру, то и заночует. Иван Тарасович хоть знал великолепно места, можно сказать, каждый камушек изучил на дороге, а все-таки по проселку в темноте и он боялся ехать. Там были такие места, что если посадишь машину, так хоть трактор пригоняй, иначе не вытащишь.
Директора рыбпрома звали Александр Тимофеевич. Он был хороший человек. Всегда сам все внимательно осматривал, сам говорил, что надо починить, какой нужно сделать ремонт, так что его просить ни о чем не приходилось. Запишет все в записную книжку и со следующей машиной, глядишь, пришлет материал, а если ремонт серьезный, то и рабочих. Он понимал, что жизнь на рыбопункте не такая уж легкая — все-таки одиночество, пустыня вокруг,— и поэтому всячески старался ее облегчить.
Летом приходилось много работать. Рыболовецкие бригады колхозов или рыбпрома с рассветом выходили на лов. И к берегу возле рыбопункта то и дело приставали груженные рыбой рыбачьи баркасы.
Работа рыбака — дело непростое. Она требует умения, опыта и особенно чутья, которое далеко не каждому дается. Настоящий рыбак угадает по почти неуловимым признакам, где, в какой день, в какую погоду будет лучше ловиться рыба. Выйдя на лов, бригада заранее не решает, где она сегодня будет ловить. Закинули сети в одном месте — взяли мало, закинули в другом, закинули в третьем — и тут оказалось, что рыба идет.
Когда лодка полна, рыбаки идут в ближайший рыбопункт сдавать рыбу. Поэтому и на рыбопункте не знают заранее, сколько сегодня придет рыбачьих баркасов с рыбой. Может быть так, что сегодня на Волошихинский рыбопункт придет всего два-три баркаса, а может и так, что придет восемь—десять. А рыбу принимать надо. И рыбакам нельзя зря время терять, да и рыба может испортиться. Тут уж не будешь считаться со временем.
Тут работают дотемна, работают все, и большие и малые, чтобы к ночи вся рыба была засолена, закопчена, провялена.
Пристанет рыбачья лодка, и рыбу сразу кладут на весы. При этом сначала ее надо еще рассортировать. Чебачку, например, одна цена — это рыба дешевая, а сазан — рыба ценная, дорогая, за нее рыбаку денег полагается больше. Взвесили, выписали рыбакам квитанцию, сколько какой рыбы сдано, а тут иной раз уже новый баркас подходит, а рыба с первого баркаса еще не обработана. Горячие случаются дни. А в другой раз наоборот: рыба вся обработана, можно бы браться за новую партию, а баркаса нет. Рыба берет в другом месте, рыбаки идут на другой рыбопункт. Там горячка, а тут делать нечего.
Рыбное хозяйство на озере — дело сложное. Озеро огромное, плодится рыба в нем хорошо, а рыбных пород в старое время было мало. Когда установилась Советская власть, ученые стали думать о том, как обогатить озеро. Решили, что может тут водиться не только чебачок да сазан, а и форель и карпы. И вот на самолетах, в специальных баках с водой, привезли из озера Севан, которое в Армении, миллионы мальков форели, выпустили в озеро, и много лет ничего не было о ней известно. Не попадалась в сети рыбаков. Думали, погибла, не удался опыт. А потом вдруг стала попадаться. И представьте себе, не такая, какой она была на родине, у себя в Севане. В новых условиях изменилась порода рыбы. Форель стала крупнее, попадались экземпляры такой величины, какой в Севане отродясь не бывало. Изменился и цвет, создалась порода, пожалуй, лучшая, чем в Севане. Но попадается она еще очень редко. Видно, выжило не много мальков, и надо ждать, пока форель размножится и населит огромный водоем. Поэтому лов ее запрещен категорически. Если в рыбачьи сети попадает форель, рыбаки обязательно выпускают ее обратно. Известны места, где форель держится больше всего, и эти места объявлены заповедными. Там лов вообще запрещен.