Для солдат подобных послаблений не было. Поэтому «за напряжением физических и нравственных сил, естественно, должен был последовать упадок и тех, и других, чему еще больше способствовала однообразная жизнь… окончательная потеря надежды на скорое возвращение в Россию». Вскоре среди солдат двух батальонов началось распространение тифа.
Скрашивали жизнь общие полковые праздники, русские православные традиции. 16 апреля 1878 г. праздновали Светлое Христово Воскресение. Интересный факт приводился в рукописи Алексеева. Возрождая православие на древней земле бывшей Византии, «освободив турецкую мечеть, окропили се святой водой и там торжественно совершали службу, к великому изумлению и, вероятно, к немалому неудовольствию оставшихся в деревне татар».
Особое психологическое значение имели в этой обстановке военные смотры и парады. В рукописи Алексеева описывался один из таких парадов — накануне полкового праздника в Сан-Стефано. Важность парада представлялась несомненной еще и потому, что «в заграничной печати, в Константинополе с некоторого времени стали распространяться упорные слухи о жалком состоянии русской армии, изнуренной беспрерывными походами и болезнями. Рассказывали об упадке дисциплины; рассказывали, что русский солдат окончательно упал духом, раскис, стал ни к чему не годен. Слухи росли и распространялись самые нелестные, неправдоподобные. На предстоящий парад съехалась масса зрителей: тут были турецкие паши и иностранные корреспонденты; представители всех национальностей; всякий праздношатающийся люд; даже турчанки, закутанные с ног до головы, в своих закрытых каретах. Каждый… злорадно ожидал, что вот-вот оправдаются все рассказы, что… победители предстанут перед ними не в своем величии, а изнуренные, жалкие и деморализованные. На нас глядела вся Европа, с желанием унизить, раздавить нас. И что же?. На нолях Сан-Стефано, ввиду турецкой столицы, Русская армия явилась во всем своем могуществе, грозная и непобедимая… Русская армия вывела на парад такое число стройных, с полным числом рядов, батальонов, эскадронов и батарей, о котором, вероятно, и не помышляли… Этот парад был равносилен победе… Ко времени парада у нас в полку было по 45 рядов в ротах… Подновленные кантики, лоснящаяся амуниция, ярко начищенные пуговицы, — все это прикрыло от постороннего глаза разные изъяны и прорехи, не соответствующие парадной обстановке».
Итак, русская армия смогла проявить не только свои высокие боевые качества, дойдя до стен древней византийской столицы. Армия показала, что она готова к новым боям и походам, что дух русского солдата по-прежнему высок. И это не могло не повлиять на исход проводившихся в то время дипломатических переговоров в Берлине.
После окончания Берлинского конгресса окончательно прояснилась перспектива окончания войны и скорого возвращения русских войск домой, на Родину. Как отмечалось в полковой истории, «до 7 сентября Русская армия, оставаясь в неопределенном положении, продолжала стоять бивуаком в виду Константинополя, имея впереди свои боевые позиции, но первому сигналу, в полной готовности запять их для обороны или атаковать неприятельские укрепления. Теперь положение определилось. Большая часть армии ушла на Родину. Казанцы оставались на оккупации (размещении русских войск на турецкой территории, во исполнение условий мирного договора. — В.Ц.). Начинался переход к мирной жизни, к мирным занятиям».
Перед возвращением в Россию Казанского полка был отслужен молебен. Затем казанцы прошли церемониальным маршем перед генералом Скобелевым, провожавшим своих однополчан домой и наградившим Георгиевскими крестами «зашейнинский бой» еще нескольких солдат. На пароходе Добровольного флота с символичным названием «Россия» бойцы Казанского полка отплыли из Константинополя в Одессу. После этого, эшелонами, батальоны 64-го пехотного Казанского полка отправились на место своей прежней дислокации — в Витебск. Еще одна славная страница полковой истории завершилась.
В заключение глав, посвященных Русско-турецкой войне, написанных на основании рукописи Алексеева, давалась весьма показательная характеристика нового типа бойцов, существенно отличавшихся от старых рекрутов — «николаевских солдат». При этом становился востребованным опыт предыдущей, Крымской войны, а воспитанные на боевых традициях новобранцы, призванные по всеобщей воинской повинности, оказались вполне достойными продолжателями прежних. «22-х-летний промежуток отделял 8-е сентября 1854 г. — день Альминского (сражение на реке Альме. — В.Ц.) боя… 20 лет прошло со дня выхода из Севастополя, знаменитая оборона которого и по сегодняшний день жива среди русского народа, та оборона, где и наш родной полк приносил посильную жертву на алтарь Отечества. С лишком 20 лет прошло по тот день, когда Державный Вождь снова позвал на службу боевую своих Казанцев… 22-летний промежуток времени коренных реформ, изменивших и быт, и службу, и воспитание солдата. Успели сойти со сцепы те сказочные герои-богатыри, отцы и деды Казанцев, что честно защищали севастопольские твердыни, долго боролись, долго и крепко стояли, не поддаваясь напору сильного противника. Успел уже исчезнуть и самый тип старого николаевского солдата, умевшего бить врага и стойко умирать. Казанский полк выступал в поход в молодом, в новом составе, имея позади за собой лишь славные традиции прошлого. Верный своим традициям, верный заветам отцов и дедов своих, Казанский полк в последнюю войну честно и правдиво служил свою службу — выполнял свой долг и в тяжелые дни плевненской блокады, и в дни трудного зимнего перехода через снеговые вершины Балкан, и в дни форсированных маршей до стен константинопольских…»
Так, согласно полковой истории, завершилось участие полка в Русско-турецкой (Балканской) войне 1877—1878 гг. В боях и походах проявлялись лучшие качества русского армейского офицерства. Не стал исключением и молодой подпоручик. По свидетельствам современников, «у начальства Михаил Васильевич был одним из лучших офицеров, а товарищами-однополчанами за сердечное и простое отношение ко всем был любим». «Тихий, скромный, религиозный, вдумчивый, отзывчивый, готовый всегда прийти на помощь другому в трудную минуту, крайне заботливый к своим подчиненным… невольно привлекал сердца всех, кто только с ним сталкивался»{5}.
После окончания войны Алексеев собирался «держать экзамен» в Николаевскую академию Генерального штаба. Пожалуй, главным мотивом для поступления были не сугубо карьерные расчеты, а понимание важности получения разностороннего образования. Ведь рассчитывать на «протекции» по-прежнему не приходилось, а полученные знания были бы весьма полезны для службы в новой, реформированной армии. Но намерения продолжить военное образование осуществились не так скоро, как хотелось бы.
В октябре 1885 г., уже в чине штабс-капитана, Алексеев принял весьма почетную должность командира роты Его Высочества. Хотя и молодой, но вполне достойный офицер, мундир которого уже украшали заслуженные боевые ордена, по праву мог командовать «шефской» ротой. Здесь опыт боевой штабной работы дополнился опытом строевого начальника. Алексеев не стремился отдалиться от солдат. Напротив, его справедливо по тем временам считали «демократом». Командовать ротой, опираясь на авторитет знаний и опыта, не требуя беспрекословного подчинения, без грубых окриков и педантичных требований к исполнению отданных приказов — это отличало нового командира от многих других. Очевидно, сказывалось и происхождение, и воспитание Алексеева, лишенного «кастовых» предубеждений о неизменном превосходстве офицера над «нижними чинами». Алексеев был убежден в том, что помимо соблюдения уставных требований необходимо добиваться взаимного доверия, уважения между солдатом и командиром. Это убеждение подкреплялось его фронтовым опытом, полученным в Русско-турецкой войне. Обоюдное доверие дорого стоило во время военных действий, при постоянном риске, в боевой обстановке.