Глава II.

НАЧАЛО НОВОГО ВЕКА. ОТ ВОЙНЫ ДО ВОЙНЫ.

1904-1914 гг.

1. На сопках Маньчжурии и в кабинетах Генштаба.

1904—1907 гг.

Но ситуация в самой Империи и на ее рубежах в это время не отличалась желаемой стабильностью. Осложнившееся внешнеполитическое положение на Дальнем Востоке привело к войне с Японией. Канун военных действий и начало войны Застало Алексеева в должности Начальника оперативного отделения Генерал-квартирмейстерской части Главного штаба (этот пост он занимал с 5 августа 1900 г. по 1 мая 1903 г.), а затем Начальника отдела Главного штаба (с 1 мая 1903 г. по 30 октября 1904 г.). Среди офицеров столичного округа было немало тех, кто добровольно ходатайствовал перед вышестоящим командованием о переводе в Действующую армию. Опытных строевых начальников действительно не хватало. Но еще более ощутимым на далеком Дальневосточном театре военных действий был недостаток офицеров-генштабистов. Четверо преподавателей постоянного состава Академии были командированы на Дальний Восток, и среди них первым значился генерал-майор М.В. Алексеев. При этом за ним сохранялась должность заслуженного ординарного профессора Академии^{13}.

По прибытии на фронт, в конце декабря 1904 г., он принял должность Генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии (формальное назначение состоялось одновременно с производством в генерал-майоры 30 октября 1904 г.). На этот раз под его контролем находился обширный спектр проблем — от организации разведывательной работы до контроля за боевым снабжением воинских частей.

Стратегическое положение русской армии было сложным. Уже был сдан Порт-Артур, и армии под командованием генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина готовились к генеральному сражению под Мукденом. Куропаткин был хорошо известен Алексееву еще со времен Русско-турецкой войны, когда он занимал должность начальника штаба в отряде генерала Скобелева, и затем во время преподавательской работы в Академии; будучи военным министром, Куропаткин содействовал открытию кафедры истории военного искусства. Теперь Алексееву предстояло организовывать штабную работу под его верховным руководством.

Стратегические планы и тактические решения Куропаткина генерал-квартирмейстер 3-й армии воспринимал скептически: вопреки очевидным перспективам перехода от обороны и отступления к решительным наступательным действиям, Куропаткин предпочитал отходить, избегая решающих столкновений с японской армией.

В одном из писем супруге (2 февраля 1905 г.) Алексеев отметил типичное для многих офицеров мнение относительно «генералов от отступления», как нередко называли в то время командный состав в армейской среде: «Нас душит нерешительность Главнокомандующего… Наши большие силы парализуются бесконечным исканием плана и, в то же время, отсутствием ясной, простой идеи, что нужно. Нет идеи — нет и решительности. Колебания и боязнь — вот наши недуги и болезни, мы не хотим рисковать ничем и бьем и бьем лоб об укрепленные деревни. Мелкие цели, крупные потери, топтание на месте. И противник остается хозяином положения, а быть хозяевами должны были бы — и могли бы быть — мы. Нет, не нужно было бы увеличивать в нашем высшем командовании того, что служит источником наших невзгод, которым пока не предвидится и конца». Здесь выражалось принципиально важное для генерала понимание «идеи войны», без которой боевые действия превращаются в шаблонный набор методических «отступлений» и «наступлений». Очевидно, что отсутствие этой «идеи», ясного и четкого понимания целей и задач войны и стало главной причиной неудач русской армии в Маньчжурии.

Кроме того, Алексеев весьма нелестно отзывался о сложившейся манере штабной работы, в которой он видел одно из важных условий, необходимых для победы. Вызывали недовольство генерала-генштабиста и частые перемены в командовании, и стремление при смене начальника поменять всю «команду», привести на выгодные места своих приближенных. Это нарушало субординацию и в условиях военных действий приводило к совершенно ненужным конфликтам, создавало помехи в работе штаба, в этой «сложной машине, работающей и подготовляющей все… для управления войсками». Для принятия правильных решений, столь ожидаемых войсками от штабов, нужен тщательный, системный анализ как имеющихся собственных возможностей, так й возможностей противника. А этого-то как раз и не хватало. «…Наши начальники мало образованы в своем специальном военном деле и совершенно не подготовлены к управлению большими силами», — делал Алексеев достаточно категоричный вывод в письме от 25 января 1905 г. Следовало «озаботиться, чтобы армия была сыта, чтобы десяток тысяч раненых был подобран, перевязан, накормлен и отправлен».

Кроме того, штабная работа требовала четкого разделения обязанностей, умения пользоваться имеющейся властью и ответственностью, сильной воли и таланта. Требовалась смелость и дерзость в решениях. Этих качеств недоставало у штаба Куропаткина. Алексеев считал ненужным и даже крайне вредным такое положение, когда штаб армии вынужден был одновременно заниматься и обширной организационной подготовкой, и вмешиваться в непосредственную боевую работу. При этом нарушалась субординация, начальники — штабные и полевые — часто дублировали решения друг друга, возникала недопустимая и чрезвычайно опасная в боевых условиях путаница в приказах и распоряжениях. Это, по мнению Алексеева, становилось одной из причин провала боевых операций.

В письме от 6 февраля 1905 г. Михаил Васильевич писал: «Выпустить из своих рук Главнокомандующий ничего не хочет, душит все стремлением руководить даже дивизиями, не желая сознавать крайнего вреда такого управления…

Полководцу нужны: талант, счастье, решимость. Не говорю про знание, без которого нельзя браться за дело. Оценку таланта делать еще не время. Военного счастья нет, а решимость просто отсутствует, а между тем на войне нужно дерзать и нельзя все рассчитывать. Стремление к последнему ведет за собою то, что мы никак не выберемся из области взятия той или другой деревни, вместо постановки цели ясной, широкой, определенной и направления для этого сил достаточных. Мы уже богаты и при умении и смелости могли бы многое сделать.

Будем просить Бога — да смилуется над нашей Родиной и просветит ум и дух того, в чьих руках и военная слава, и судьба государства; пониже — в конце концов не сдадут, а на своих плечах вынесут свое дело».

При этом Алексеев особо подчеркивал не только отсутствие инициативы у Главкома, но и его стремление подавлять инициативу у подчиненных. В письме от 7 февраля 1905 г. генерал подчеркивал важнейший, по его мнению, принцип эффективного управления: единоличное принятие решений и коллективное их исполнение. «Единая воля должна повелевать, а десяток дружных умов и воль должны исполнять. Это идеал военного управления, а мы далеки от него. Решать хотим коллективно то, что должно выливаться из одного ума, исполнять хотим в одиночку то, что должно быть исполнено коллективно, но дружно и согласно». Вместо этого, как писал он в письме от 16 февраля, «деспотически сковывая власть командующих в мелочах, он (Куропаткин. — В.Ц.) пасует в том, что должно принадлежать ему: установить общую идею. Распоряжений много, но идеи нет… Главнокомандующий не способен вести армию к победе, — измыслить и потребовать усилий от войск… Молитесь, чтобы послано нам было свыше: мир внутри, смелость и победа в Маньчжурии. Пусть первое родится у Главнокомандующего, второе принесут ему войска».

Примечательно, что при таком мнении о командовании Алексеев никогда не позволял себе открытой критики, протеста, выражения недовольства. Служебная дисциплина, убежденность в важности строгого выполнения приказов вышестоящих командиров были характерны для Алексеева. Критическое отношение генерала к действиям своих начальников никогда не выходило за пределы узких частных бесед и собственных умозаключений, столь ярко отражавшихся в семейной переписке^{14}.