— Поэтому-то, толстый тюлень мой, и нужно было повиноваться, ибо право сильного всегда бывает право, а ты видишь, довольно ли у нас справедливости! — сказал разбойник, указав на корабельные пушки, стоящие на палубе.

— Одним словом, — продолжал Бенуа с нетерпением, — скажите же мне, зачем вы меня звали? И что вам надобно от меня? Я теряю время по-пустому и упускаю попутный ветер. Долго ли вы будете еще дурачиться надо мной?

— На это может тебе отвечать только один капитан наш, в ожидании же решения своей участи будь спокоен и не ворчи.

— Капитан! А! У вас есть капитан здесь! Хорош он должен быть! — сказал неосторожно Бенуа с презрительной гримасой.

— Замолчишь ли ты, старый боров! А не то я швырну тебя за борт в море!

— Но, черт возьми! — воскликнул несчастный шкипер, — скажите же мне наконец, чего вы хотите от меня: воды или съестных припасов?

— Воды и съестных припасов! Экой скупой! А рому? Не дашь?

— Давно бы сказал. Эй ты, Жан-Луи, — закричал Бенуа одному из своих матросов, — ступай на корабль и привези сюда в лодке...

— Эй ты, — сказал разбойник, разговаривавший с Бенуа, обращаясь к вышеупомянутому матросу, — эй ты, Жан-Луи, я тебе влеплю сейчас же две пули в лоб, если ты тронешься с места.

— Экие злодеи! И так вы не хотите взять от меня ни воды, ни съестных припасов.

— Мы сами съездим за ними на твой корабль, старый дурак.

— Как бы не так, — сказал Бенуа.

— Ты увидишь, что это будет так, как я говорю, и притом, без тебя еще.

Тогда капитан «Катерины», вместо того, чтобы отвечать, прищурил один глаз, надул левую щеку и щелкнул по ней пальцем.

Эта гримаса, по-видимому весьма невинная, показалась обидной для разбойника, и он, ударив бедного Бенуа своей широкой и запачканной рукой, повалил его на палубу, говоря:

— Разве ты почитаешь Кривого за мальчишку, что ли? Эй, вы! Свяжите-ка мне эту скотину покрепче!

Что и было тотчас же исполнено, несмотря на крик и сопротивление Бенуа.

Матросы его лодки были также задержаны Кривым и его достойными сообщниками.

В это время безобразная, курчавая голова высунулась из-под палубы и закричала:

— Кривой! Кривой! Капитан спрашивает, что за шум там у вас наверху?

— Скажи ему, что мы хотим угомонить старого черта шкипера с того кораблишки. Не слушается, проклятый!

Безобразная голова исчезла. Потом она опять появилась.

— Эй, вы! — закричал безобразный урод. — Эй! Кривой, капитан приказал, чтобы ему подали в каюту этого господина.

И, волей-неволей, почтенный Бенуа был спущен в люк, под палубу и очутился у дверей начальника и властителя корабля «Гиена».

Тут несчастный услышал голос. Ужасный громовой голос, который ревел:

— Разрубите пополам, как арбуз, этого старого дурака, если он будет еще упрямиться. А! Его принесли! Ну, пускай он войдет сюда, посмотрим, что за чучело!

Тогда Клод Марциал Борромей, вспомнив о Катерине и о Томасе, застегнул свою куртку, поправил рукой седые волосы, кашлянул два раза, высморкался и вошел.

ГЛАВА VII

Брюлар, атаман морских разбойников

И точно, он заслуживал быть начальником корабля «Гиена» и ее ужасных матросов!

Таковы были первые мысли капитана Бенуа, когда он предстал перед этим знаменитым атаманом.

Представьте себе рослого и широкоплечего мужчину с бледным, посиневшим и покрытым морщинами лицом, густыми черными нависшими бровями и светло-серыми, сверкающими глазами.

Одежда его состояла из старой синей шерстяной рубашки, подпоясанной веревкой. Атаман Брюлар сидел на сундуке перед маленьким столиком, запачканным жиром и вином, на который он оперся локтями, увидев входящего Бенуа.

А потом, устремив на шкипера сверкающие и проницательные взоры свои и подперев голову руками, он приготовился к разговору с ним.

Но Бенуа первый сказал ему с достоинством:

— Позвольте спросить вас, зачем...

Но Брюлар прервал его своим громким голосом:

— Позвольте спросить, собака! Чем спрашивать меня, лучше отвечай мне. Зачем ты так долго упрямился остановить свой дрянной баркасишка?

При этих словах лицо господина Бенуа покрылось румянцем справедливого и сильного негодования. Может быть он равнодушно бы перенес обиду, лично к нему относящуюся, но бесчестить его корабль... его милую «Катерину», называть его красивое судно баркасом. О! Он не мог этого перенести, а потому и возразил с горячностью:

— Мой корабль не баркас, слышите ли вы, грубиян! И если бы у меня не была слишком тяжела одна нижняя мачта, то вы бы никогда не догнали меня...

Тут господин Брюлар захохотал во все горло и продолжал, не переменив положения:

— Ты заслуживаешь, старый волк, чтобы я велел привязать тебя на веревке к моему кораблю и бросить в море, чтобы ты узнал, как он идет, но я готовлю для тебя нечто получше, да, дружок, нечто гораздо лучше этого, — сказал Брюлар заметив удивление Бенуа. — Но теперь еще не наступило время, скажи-ка мне, откуда ты идешь?

— Я иду от африканского берега, занимаюсь торговлей неграми и, нагрузив ими корабль мой, плыву к острову Ямайка, чтобы продать там моих черных...

— Я знал все это и прежде лучше тебя и спрашиваю для того, чтобы узнать, не солжешь ли ты...

— Вы знали это?

— Да. Я следовал за тобой с самого острова Гореи...

— Итак, это ваш корабль видел я перед бурей в тумане?

— Кажется, что так, а потому, мое почтение, товарищ. — Сказал Брюлар, приложив руку к голове, как будто бы к треугольной шляпе. — А! Ты торгуешь неграми! И я также. Как я рад, что мы встретились.

— Я был уверен, что мы сойдемся, — сказал Бенуа, несколько успокоенный этим сходством занятий.

— Но, скажи пожалуйста, где ты взял своих негров, потому что буря разделила нас и я встретил тебя только в эту ночь.

— На берегу, близ устья реки Рыбьей, они были мне проданы начальником крааля больших Намаков, это была партия малых Намаков, состоящая из пленных, взятых на войне.

— А! В самом деле!

— Да, Боже мой! Я даже думал, если бы груз мой был недостаточен, спуститься до Красной реки, которая находится почти в тридцати милях на юго-восток от Рыбьей реки.

— Для чего?

— Для пополнения моего груза большими Намаками, ибо обе стороны взяли пленных, если большие Намаки продают малых, то малые едят больших Намаков.

— А! они едят их?

— Да они едят их, да еще и без соли. — Продолжал Бенуа совершенно успокоенный и шутя... — А потому, капитан, вы видите, если они едят их, то может быть охотно дешево продали бы их, и я указываю вам это место как теплый уголок.

— О! я беру свой груз негров в другом месте... это особенная сделка... некоторый род аферы, которая доставляет мне большой барыш.

— А!.. — сказал Бенуа, выпучив свои маленькие глаза, — это афера?.. могу ли я участвовать в ней?

— Разумеется, земляк, да ты уже участвуешь в ней.

— Уже! — сказал Бенуа, не понимавший ничего в этом.

— Уже! Но скажи мне пожалуйста, когда ты вышел из Рыбьей реки?

— Вчера вечером... но эта афера?

— А на сколько миль, думаешь, ты отошел от нее?

— Ну, я думаю миль на двадцать. А это афера, которую...

— И ты твердо уверен в том, что малые Намаки Красной реки взяли так же в плен больших Намаков?

— Совершенно уверен; сам начальник их Тароо говорил мне это, но вы видите, капитан, что я занимаюсь пустяками, одной болтовней, все что я могу сделать для вас, это дать вам шесть бочек воды и два бочонка сухарей. Вы легко можете понять, что, имея на корабле около восьмидесяти штук негров и двадцать человек матросов, это будет для меня большое пожертвование. Но поговорим теперь об афере и я вас уверяю, что кровью своей жертвую вам!

— Именно так, — сказал Брюлар, улыбаясь странным образом.

— Я не могу дать вам зерна более... — прибавил Бенуа с решительным видом.