В композиции Захария Зографа, как и в других произведениях на этот сюжет, представлена лишь первая часть притчи: все перипетии героев в потустороннем мире опускаются (недаром старая болгарская поговорка гласит, что «бедняк и в раю будет сидеть ниже богатого»). «Некоторый человек» превращается в очень типичного болгарского чорбаджия первой половины XIX века, «порфира и виссон» — в характерный болгарский наряд, «пиршество блистательное» — в трапезу богача с женщиной и юношей за щедро накрытым столом и с двумя прислуживающими ему служанками. Разумеется, есть и несчастный, непропорционально маленький Лазарь, и совсем крошечная собачонка, лижущая язвы нищего. Мотив возмездия алчному богачу и вознаграждения бедняку проецируется в неопределенное и подразумевающееся будущее, а все внимание художника обращено к настоящему в его разительных контрастах богатства и бедности, к живописанию быта чорбаджия, поднявшего на пиру бокал с вином, к поражающей воображение роскоши его жилища. И снова, как это уже было в «Страшном суде» и как это еще будет не раз в других произведениях Захария Зографа, присущие ему гражданственность, демократизм, четко выраженная критическая тенденциозность соединяются с эстетическим отношением к жизни, любованием ее материальной красотой. И это соединение образует тот нераздельный сплав, который и характеризует в конечном итоге своеобразие бачковских росписей, а в более широком плане — дарование художника и его отличие от других болгарских зографов той переломной эпохи.
Работа была в самом разгаре, до конца было еще далеко, но уже иные замыслы и стремления волновали Захария. В Рильском монастыре предстояло украсить недавно законченный постройкой соборный храм, и лучшие зографы из Самокова и Банско — брат Димитр с сыном Зафиром, Коста Вальов, Йован Иконописец, Димитр Молеров и его сын Симеон и другие — или уже работали там, или собирались туда. Выбор художников был не прост; по словам Неофита Рильского, «в то время, когда оскудели совсем все искусные зографы на Святой горе, знавшие это художество из древнего, заимствованного там предания, и только они могли изобразить с подобающей изрядностью монастырскую церковь, а тем паче такую знаменитую». Но, к счастью, «нашлись и в наших местах иконописцы». Рильская обитель — главная и самая почитаемая болгарская святыня; участие в ее восстановлении, строительстве и украшении само по себе большая честь, признание таланта и мастерства, залог будущей славы; только в открытом соревновании с самыми опытными и признанными повсеместно мастерами Захарий мог утвердить свое первенство.
Художник, разумеется, рассчитывал на поддержку Неофита Рильского. «К большому счастью трудолюбивого зографа стало это здание, — пишет он своему покровителю, — то есть соорудилась церковь св. отца Иоанна в наше цветущее время». Снова и снова напоминает о себе, настойчиво просит, объясняет, добивается, требует. В одном из писем, отправленных из Пловдива, вероятно, в конце 1840-го или в начале следующего года, Захарий обращается к Неофиту: «Скажи им (игумену, экономам, — Г. О.), что издавна нахожусь под впечатлением некоего образа и в мыслях моих желание изобразить Церковь нашего Монастыря. Познаю сущность времени и обращаюсь с желанием своим и намерением. <…> Мое желание не в деньгах… или в какой-либо иной моей выгоде, но желание мое лишь потрудиться в одном уголке церкви и проявить немного знания; мое самое большое удовольствие — искусство иконописания. Договорись с отцом игуменом. Так и с названными выше отцами, если найдут это пристойным.
Приезжаю с таким уговором, если меня признают мастером, как брата моего, и заплатят сдельную половиной его цены или ни монеты мне не дадут, а если примут меня как уговорились, то сколько бы ни платили за сделанное, я благодарен за ту цену…»
Наконец долгожданное приглашение получено. Поспешно завершив свои дела в Бачковском монастыре и Пловдиве, художник отправляется в путь.
Дорога художника лежала домой, а от Самокова до Рильской обители, если напрямик через горы, всего один дневной переход.
РИЛЬСКИЕ
Итак, Рильский монастырь.
Вот суждения о нем, разделенные почти двумя столетиями болгарской истории. Одно из них принадлежит автору «Истории славяно-болгарской» Паисию Хилендарскому; другое — великому революционеру, основателю социалистической Болгарии Георгию Димитрову.
«Из всей болгарской славы, когда ранее было в Болгарии столько больших монастырей и церквей, в наше время бог оставил целым единственный Рильский монастырь. <…> От него всем болгарам большая польза. Поэтому все болгары должны охранять его и давать милостыню святому Рильскому монастырю, дабы не угасла большая болгарская польза и похвала, которые имеем от Рильского монастыря…»
«Можно смело сказать, что мы не имели бы сегодняшней новой, демократической Болгарии, Болгарии Отечественного фронта, если бы во время мрачного прошлого, во времена рабства не было бы монастырей, как эта Рильская обитель, которые защищали национальные чувства, национальные надежды, национальную гордость болгар и помогли им сохранить себя от гибели как нацию» [2, с. 167].
В «Завете» Ивана Рильского, известном нам в списке XVIII века, сказано: «Когда я пришел в эту Рильскую пустыню, я не встретил здесь людей, а лишь диких зверей и непроходимые дебри. Я поселился в ней один». Было это, вероятно, в начале X века. Авторы житий рильского отшельника рассказывают, что был он беден («не имел ничего, кроме одного брата и одного вола»), что на него не раз нападали разбойники, жестоко били, волочили по земле, гнали отсюда, но он устоял перед испытаниями. По словам Г. Димитрова, это был «истинно народный святой человек, который стоически и с беспредельной любовью отстаивал правое дело болгарского народа» [2, с. 167]. Вокруг Ивана Рильского собрались ученики, возникла монашеская обитель. Здесь, в пещере, отстоящей на три километра от нынешнего монастыря, он и умер 18 августа 946 года. Мощи святого были перенесены в Средец — нынешнюю Софию, затем в венгерский город Эстергом, снова в Софию, Тырново, а 30 июня 1469 года торжественно возвращены в монастырь.
Рильская обитель, ревниво оберегавшая свою независимость от греческих владык, стала главной болгарской святыней, и слава ее ширилась во всем православном мире. Уже в конце X — начале XI века на кордоне Киевской Руси встают пограничные крепости — Курск, Путивль, Белгород и… Рыльск, имя которому дала построенная здесь тогда же церковь св. Ивана Рильского (уроженцем Рыльска был, к слову, «российский Колумб» XVIII столетия, исследователь Аляски и Алеутских островов Г. Шелихов; корабль свой он назвал «Св. Иван Рильский»).
В 1466 году Рильский монастырь заключил договор о взаимной помощи с русским монастырем св. Пантелеймона на Афоне; в 1558-м посольство рильской братии было принято в Москве царем Иваном IV; грамоты и щедрые дары посылали сюда Василий III, Иван Грозный, Федор Иоаннович, Михаил Федорович, и доныне хранятся здесь старинные русские иконы и рукописные книги, плащаницы из Молдовы, Крупниковское и Сучавское евангелия XVI века — замечательные памятники славянской письменности и книжной миниатюры… Последний болгарский царь Иван Шишман в 1378 году золотой печатью закрепил за Рильским монастырем права на многие земли, леса, реки, селения.
Султаны поначалу было подтверждали эти права и привилегии, но даже фирманы наместников Аллаха на земле оказались бессильными против алчности янычар и кирджалиев. Их набеги опустошили монастырь. Он снова возрождался, и снова его жгли и грабили. (У ворот обители в пандурнице жили пандурины — монастырские стражи, вооруженные пистолетами, ружьями, ятаганами. Начальником — портаром — одно время был Ильо Марков, прославленный дед Ильо-воевода, отважный гайдук и герой апрельского восстания 1876 года.)
Не многое сбереглось от старых времен: чудной работы архиерейский трон и ажурные врата XVI века — древнейшие памятники болгарской резьбы по дереву, фрагменты росписи XIV века, некогда украшавшие соборный храм. Но и сейчас возвышается на монастырском дворе 23-метровая Хрельова башня. Над входом с южной стороны вмурована надпись: «Во владычество превысокого короля Стефана Душана господин протосеваст Хрельо великими трудами воздвиг эту башню святому отцу Иоанну Рильскому Божьей Матери названной Осеновица в лето 6843 индикт пятый» (то есть в 1335 году). Севастократор Стефан Драговол, прозванный Хрельо, а в монашестве Харитоном, владевший землями между Струйной и Вардаром, возвел новый монастырь; здесь он и погиб в 1343 году. Устояла лишь Хрельова башня; встроенная в толщу почти двухметровой стены лестница ведет в церковку Преображения господня на верхнем, пятом ярусе. Недавно там открыли фрагменты росписи XIV столетия — сцены жития Ивана Рильского, композицию на тему псалма Давида «Всякое дыхание да хвалит господа»: музыканты с трубой, лютней и барабаном, танцующие в коротких туниках, изображены в сложных ракурсах и движениях. Частично сохранилась и стенопись конца XV века в церкви св. Петра и Павла, воздвигнутой в 1478 году в метохе Орлица, находящемся в двадцати километрах от монастыря, по дороге на Дупницу. Экспрессия форм и колорита, построенного на сочетаниях и оттенках изумрудно-зеленых, красно-оранжевых и золотисто-желтых тонов, производит сильное впечатление.