В советское время Чечня была процветающей автономной республикой с настолько устойчивой советской государственностью, что пришлось сформировать из уголовников и вооружить банды, которые развязали террор против законных органов власти, а затем с большим трудом в этой зоне разожгли мятеж-войну, которая привела к трагедии всех народов региона, и прежде всего чеченского…

Здесь надо сказать о предпосылках слабости Советского государства в информационной войне. В 70-е годы в результате урбанизации и индустриализации советское общество приобрело новые черты. Под ними скрывалась невидимая опасность — быстрое и резкое ослабление прежней мировоззренческой основы советского строя и оснований его легитимности. В жизнь вошло принципиально новое для СССР поколение, во многих смыслах уникальное для всего мира. Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых социальных страданий. Население утратило коллективную память о социальных страданиях. Молодежь уже не верила, что такие страдания вообще существуют. Возникло первое в истории, неизвестное по своим свойствам сытое общество. О том, как оно себя поведет, не могли сказать интуиция и опыт стариков, не могли сказать и общественные науки.

Одним из орудий подрыва государства России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 1980-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция охватила государственный организм и начала его «разъедать». Страна попала в порочный круг — коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и слишком большую часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство.

Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность, — судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть. И не только растлевать, но и устранять и даже убивать тех, кто этому мешает. Возникает организованная преступность, которая параллельно с государством создает свою, теневую псевдогосударственность.

Коррумпированная часть госаппарата не может сосуществовать со здоровой, честной частью. Она борется не только с силами правопорядка, но со всеми функциями государства. Честный чиновник для коррумпированного — не просто конкурент, это его смертельный враг. Его надо подсидеть, оклеветать, запутать. Ради этого идут на огромные затраты и потери для государства — устраивают кадровые перетряски, «сокращения», слияние и расчленение ведомств и учреждений.

Если в начале этого пути коррупция была инструментом разрушения Советского государства и общественного строя, то с середины 1990-х годов этот выпущенный из бутылки джинн стал всем диктовать свою волю. Вначале питательной средой коррупции был целенаправленно созданный экономический и духовный кризис, а теперь уже коррупция стала движущей силой этого кризиса — она его выращивает как свою питательную среду, она растлевает чиновников и истощает хозяйство.

Во-вторых, усилия глобалистских сил всегда нацелены на разрушение национальной экономики посредством удавки внешнего долга, давление институтов глобализации (МВФ, Всемирный банки ВТО), захват национальных рынков и разрыв традиционных экономических связей.

Россия обладает большими природными богатствами, но в то же время слишком велика, чтобы ее можно было интегрировать в периферию Запада. Поэтому для ее разрушения и превращения в бесструктурную зону глобального «пространства» прилагаются особенно жесткие технологии. Вследствие всего этого Россия стала испытательным полигоном для отработки оружия глобализации. А значит, и лабораторией, в которой можно изучать действие этого оружия в «чистых» экспериментах.

Вспомним, что германский фашизм рассматривал войну против СССР как крестовый поход Запада ради его гегемонии над периферией, ради превращения народов СССР во «внешний пролетариат» своего «государства благополучия». Это был региональный эксперимент с глобальными претензиями на мировое господство — репетиция нынешней, более консолидированной попытки с более изощренными средствами.

Принят стереотип, будто СССР потерпел крах из-за кризиса его экономики, которую якобы измотала гонка вооружений. Это мнение ошибочно. С гонкой вооружений экономика справлялась — по оценкам ЦРУ, доля советских военных расходов в валовом национальном продукте (ВНП) постоянно снижалась. В начале 1950-х годов СССР тратил на военные цели 15 процентов ВНП, в 1960 году — 10 процентов, в 1975 году — всего 6 процентов. Но даже если исходить из вдвое большей оценки (которая теперь признана в США «абсурдно завышенной»), то выходит, что на закупки вооружений до перестройки расходовалось в пределах 5—10 процентов от уровня конечного потребления населения СССР.

Это не могло быть причиной краха системы. Не сыграли большой роли и колебания цен на нефть — прирост ВВП в СССР стабилизировался с середины 70-х годов на уровне 3—4 процентов в год. И это стабильное развитие было более быстрым, чем в США.

В конце 1980-х годов против СССР была проведена экономическая война — в основном силами внутренних союзников США (можно считать ее гражданской войной). В 1988—1990 годах стоявшей в СССР у власти «команде» удалось разрушить финансовую систему и потребительский рынок в стране.

В СССР была финансовая система из двух «контуров». В производстве были безналичные («фиктивные») деньги, они погашались взаимозачетами. На потребительском рынке действовали обычные деньги, масса которых регулировалась в соответствии с массой товаров. Это позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции. Такая система могла действовать лишь при запрете перевода безналичных денег в наличные. Масштаб цен в СССР был иным, нежели на мировом рынке, и рубль мог циркулировать лишь внутри страны. Для этого были необходимы государственная монополия внешней торговли и неконвертируемость рубля.

В 1989 году оба контура финансовой системы СССР были раскрыты: отменена монополия внешней торговли, начался массовый вывоз товаров за рубеж. Было разрешено превращение безналичных денег в наличные, рост доходов при сокращении товарных запасов привел к краху потребительского рынка. Оттянуть развязку пытались за счет дефицита госбюджета, внутреннего долга и продажи валютных запасов. Средства перекачивались из накопления (инвестиций) в потребление — «проедалось» будущее развитие и рабочие места. Неожиданная и непонятная для населения внезапная разруха и нехватка товаров вызвали шок, который и был использован для уничтожения СССР.

После 1991 года экономическая война была продолжена уже против России. Совместно с американскими советниками был разработан план тотальной приватизации, которая на деле была просто разрушением всего народного хозяйства. За три года производство сократилось наполовину, а самое наукоемкое производство — в 6 раз. У населения были экспроприированы хранящиеся в государственном банке накопления в размере 450 млрд. долларов. За рубеж были вывезены ценности — в виде товаров, сырья и дорогих материалов — на сумму, которая не поддается точному измерению (видимо, составляет сотни миллиардов долларов). Национальный рынок был просто «сдан» иностранным конкурентам. Так, в 1992 году было закуплено у российского села 26,1 млн. т зерна по 28 долларов за тонну, а у западных фермеров — 28,9 млн. т зерна по 143,9 долларов за тонну.

Нобелевский лауреат Дж. Стиглиц (экономист из США. — Ред.) пишет, что в ходе реформы в России принимались «наихудшие решения из всех возможных». Наихудшие — если смотреть с точки зрения интересов страны, но наилучшие — с точки зрения противника, разрушающего экономику этой страны…