- Побудьте-ка сегодня с пионерами… - лицо холодное, непроницаемое.

- Хорошо, хорошо, Анна Петровна! - а что ему оставалось?

- Да! Чуть не забыла. Вечером конкурс инсценированных песен. Надо готовиться. Вы уж тут без меня… Вам, как говорится, и карты в руки…

- Хорошо, хорошо, Анна Петровна.

И Анна Петровна неторопливо пошла прочь - белая, идеально отглаженная кофта, строгая черная юбка, в руке узелочек.

"Хорошо, хорошо, Анна Петровна! - передразнил себя Иван. - Получил? Погоди, то ли еще будет! Попробуй верни теперь доброе старое время. Тихие часочки в беседке. На надувном венгерском матрасе…"

Ребята, покончив с уборкой, слонялись вокруг палаты, поглядывали на вожатого. Время шло. А Иван колебался, может, найти, догнать, выложить все начистоту, извиниться за вчерашнее, мол, не хотел я, пусть будет все как было? Ведь опять же год пропадет, сколько можно откладывать?

И чем больше колебался, тем сильнее злила мысль, что его наказали, как мальчишку.

"Поставила в угол, лишила мороженого… и ушла! Многозначительно ушла. Уверена, что без нее будет крах, бедлам, хаос, развалится дисциплина и падет нравственность!.."

Надо было что-то делать.

"Ладно! - решил он наконец. - Первую смену отбарабаню, так и быть. Чтоб хоть не выглядеть трепачом, чтоб - на совесть. А потом удирать. Наотрез откажусь. В этом году кровь из носу, а вступительные сдать!"

Приказав Юрке Ширяеву построить отряд, Иван побежал к физруку, забрал у того все компасы, какие нашлись, зашел в пионерскую комнату за ватманом и, велев отряду шагать за собой, вывел его через северные лесные ворота.

Усадив всех на поляну, спросил:

- Кто умеет плавать стилем баттерфляй? Поднять руки.

Сорок пар глаз: серые, карие, черные, маленькие, большие - уставились на него.

- Никто? А кто согласится на такой опыт: завязываю глаза, завожу в чащобу, развязываю, даю компас - выйди к заливу! Ну, кто выйдет? Кто знает компас Андрианова?

И обводил взглядом табор, и головы опускались, кое-кто смущенно улыбался.

- А что я нарисовал тут? - Иван вывел на ватмане топографический знак, обозначающий колодец с журавлем, и, поворачивая его, чтобы видели все, ждал. И ничего не дождался.

- Да-а-а, - протянул он нарочито оскорбительным тоном. И помолчал с минуту, чтобы тишина стала неловкой, чтобы каждый из мальчишек испытал бы стыд за свою темноту, за свое невежество. Выждал и спросил: - Ну, а научиться плавать стилем баттерфляй или любым другим стилем хотите?

- Хотим.

- Конечно!

- Да хоть сейчас!

- В купалке не научишься…

- А вы умеете?

И опять Иван спросил:

- А по компасу ходить? По карте? Как разведчики, как геологи?

Начался шум.

- …А в поход, в настоящий поход, далеко, чтобы переправляться через реки, сплавляться на плотах, питаться рыбой и грибами?

- Ого!

- Вот это да!

- Иванлич, Иванлич! - кричал конопатый Муханов. - В поход туда, за овраги!

И Пинигина кричала что-то, а Боря Анохин крутил своим яйцевидным затылком, собирался, видимо, присочинить что-нибудь соседу; Юрка Ширяев слегка улыбался; кто-то уже вскочил на ноги. Тут Иван решил, что настало время произнести речь, которую он приготовил по дороге сюда и складности которой сам бы подивился, слушай себя со стороны…

- Пионеры третьего отряда, - требуя поднятой рукой внимания, сказал он, - я научу вас компасу и карте, научу вас мастерить плоты и рыболовные снасти, научу определять время по длине тени; погоду - по цвету зари. Вы должны уметь плавать, как рыбы, лазить по деревьям, как обезьяны, преодолевать ручьи, болота и кручи. Вы должны метко стрелять, знать каждую травинку в поле и в лесу, читать приметы, читать звездное небо и уметь ориентироваться хмурым днем и облачной ночью. Вы научитесь управлять лодкой и парусом, разжигать костер под проливным дождем. Я научу вас всему этому, а потом мы пойдем в настоящий поход далеко, за Китимские овраги. Там построим флот и сплавимся на нем к заливу. Согласны ли вы учиться, согласны ли преодолевать трудности?

- Согласны!

- Иванлич, Иванлич!

- Ура, ура!

- Эй, пацаны, пацаны, тихо!

"Вот так-то, уважаемая Анна Петровна!" - подумал Иван, довольный впечатлением, которое произвела его речь.

А пионеры окружили его, поднялся галдеж, голоса возбужденные, лица взбудораженные; снова пришлось призывать к порядку. Потом раздал компасы и прокричал первое задание:

- Определить азимут вон той сосны, что на пригорке!

На обед опоздали, за что Иван получил замечание от начальника лагеря.

Глава 8

Впервые за всю неделю не надо было надзирателем ходить у открытых дверей во время мертвого часа. Набегавшись по лесу, вволю накупавшись и налазившись по береговым кручам, пионеры дружно уплели обед и теперь дремали или спали. В обеих палатах стояла тишина.

Не захотела отдыхать только Пинигина. Она выпросила у вожатого разрешение почитать и теперь сидела в беседке, уставившись в книгу. Но, как заметил Иван, не читала, а задумчиво глядела поверх страниц. "Неужели все-таки собирается удрать?" - подумал Иван. Он прохаживался в тени террасы и соображал, как бы выкрутиться с проклятой инсценировкой.

- Люда! - позвал он Пинигину.

Она вздрогнула и повернула голову.

- Давай с тобой в четвертый отряд сходим?

Девочка молча закрыла книгу, пошла рядом, грустная, серьезная.

- Ну, понравилось тебе сегодня?

- Ага… - вздохнула Мария Стюарт. - Это было интересно.

И опять Иван вспомнил вчерашний педсовет, ее слова и то, как побагровел начальник лагеря после этих слов. "Если то, что говорят о ее матери и о Князеве, - правда, не жизнь у девчонки, а…"

Они подходили уже к террасе четвертого отряда, и по всему было видно, что приготовление к конкурсу у Тани Рублевой идет полным ходом. На столе лежали склеенные из бумаги и покрашенные в черный цвет каски, в углу террасы - деревянные автоматы. Пионеры мастерили что-то из марли и алюминиевой проволоки, взятой, видно, все из той же катушки, которая шла на обручи хула-хуп.

- Это голуби у нас будут, - улыбнулась Таня на вопрос Ивана. - Мы решили "Витю Черевичкина" инсценировать. Чудесная, знаешь, песня, а почти забытая.

- Все новое - это хорошо забытое старое? - рассмеялся Иван.

- Вот именно, - согласилась Таня. - А вы что?

Иван пожаловался, что инсценировка у него горит, и Таня задумалась.

- А ты тоже военную возьми, песню-то, - предложила она. - Им ведь только подавай военные… - Выглядела Таня этаким подростком: в синей курточке с погончиками, в узких техасах, волосы короткие, жесткие, выгоревшие на солнце. Небольшие глаза за толстенными стеклами очков светились умом и приветливостью. Иван почувствовал, что ему очень просто и хорошо с Таней, он уже верил, что инсценировка обязательно получится.

Остановились на песне "Дан приказ ему на запад…"

- Понимаешь, можно так! - говорила Таня. - На сцене… стол, на нем табличка…

- "Запись добровольцев"!

- Да. Секретарь ведет запись… а хор за сценой: "Уходили комсомольцы на гражданскую войну…".

- И вот остаются эти двое… - продолжал Иван, представив себе уже почти всю сцену и радуясь, что дело-то, оказывается, не такое уж и сложное. - И он ей "напиши мне письмецо…"

- А девчонке красную косынку обязательно! Чтоб в духе времени… И всем котомки… тощенькие такие - в дорогу же!

- Слушай, Тань, а конец так: секретарь остается один… и поворачивает табличку другой стороной, а там: "Комитет закрыт…"

- "Все ушли на фронт!" - Таня шлепнула ладонью по столу. - И песенка удаляется, удаляется… Обязательно к баяну подключи негромко барабан.

Иван положил руку на плечо Пинигиной, которая (и он это отлично видел), глядя на вожатых, таких забавных в эти минуты, постепенно оживлялась, оживлялась, заражалась их выдумкой; брови ее раздвинулись, лицо просветлело.