Гусаров То, что произошло на моих глазах, совсем не походило на киношные и книжные изображения поединков работника милиции с преступником. Схватка Крылова с рыжим была очень короткой, совершенно незрелищной, без эффектных бросков и приемов самбо, и страшной, потому что в ней наш товарищ по-настоящему рисковал жизнью. Впрочем, в самый момент опасности степень риска не осознается, а если и осознается, то без достаточно реальной «примерки» к себе, так уж устроен человек, защитные механизмы оберегают психику в критический момент. Я знал это по себе, так было в детстве, когда я чуть не утонул на озере, так было и сегодня. Сейчас, когда мы надели на задержанных наручники и посадили их на палубу, чтобы не попытались выпрыгнуть за борт, пережитое напряжение стало проявляться: у меня дрожали руки, а некурящий Крылов попросил у кого-то сигарету, никак не мог прикурить, и потом, когда табак задымился, курить не стал, а просто держал сигарету в зубах, отрешенно глядя перед собой, и время от времени у него подергивалось левое веко. Потом мне вдруг захотелось говорить, все равно о чем, просто чтобы утолить столь внезапно возникшую потребность, И я стал рассказывать что-то Крылову, а он говорил что-то мне, мы болтали о каких-то совершенно пустых вещах, а потом прошло и это, остались только страшная усталость и непреодолимое желание спать. И сквозь охватившую меня апатию вдруг пробилась мысль: «Неужели мы действительно задержали их?», и я тихо спросил у Крылова: «Как вы думаете, это они?» — Они, — уверенно ответил он, и я уже не стал спрашивать, откуда эта уверенность. Понявшие, что к чему, пассажиры плотно обступили нас, обиженные рыжим девушки, преодолевая сопротивление Крылова, пытались приложить к его ране крохотный, пропитанный одеколоном кружевной платочек, а мужчины, не зная, как проявить свою расположенность, все протягивали и засовывали нам в карманы пачки сигарет, много пачек, сколько даже самому заядлому курильщику не выкурить и за неделю. Катер подошел к пристани, и одновременно к ней подъехали две желто-синие машины ПМГ и «Волга» начальника уголовного розыска. В одной из машин сидел мокрый и жалкий Борзятников.

4. ГОРОД 21 час 30 минут В отделе подвели итоги рейда, написали рапорта, Крылов доложил результаты руководству, переговорил с коллегами, которые должны были заниматься задержанными, обратив их внимание на малозначительные детали, сами по себе пока не играющие никакой роли, но позволяющие тактически правильно построить допрос, а потом разошлись. И хотя каждого из них связывала с райотделом невидимая ниточка принадлежности к милицейскому братству, переступив порог строгих казенных дверей, они погрузились в свой, чисто человеческий мир, с его личными и семейными делами, житейскими заботами, и хотя служебные мысли нельзя было запереть в сейф или сдать дежурному вместе с пистолетом, они отходили на второй план. Крылов зашел домой поужинать и собирался хорошенько отдохнуть, но передумал: жаль было терять выпавший свободный вечер, и он, замазав йодом слегка ноющий рубец на боку, набрал номер телефона, записанный в его блокноте округлым элегантным почерком той, которая, как ему казалось, могла заменить не состоявшуюся два года назад любовь. Волошин успел домой еще до того, как сынишку уложили спать, ему пришлось превращаться по очереди то в слона Бимпо, то в Винни-Пуха, то в простую безымянную лошадку, которая ретиво носилась из комнаты в комнату с маленьким всадником на спине. А потом, когда Андрюшка заснул, он, сидя в удобном кресле у включенного телевизора, прочитал свежие газеты и журналы, поговорил с женой, размышляя в то же время, действительно ли рыжий и его спутники убийцы… Крылов был в этом уверен, его уверенность передалась и Волошину, но он прекрасно понимал, что уверенность сама по себе еще ничего не значит и ответ на этот вопрос поступит только завтра, а может быть, и через несколько дней. Гусаров поверг мать своим видом в почти шоковое состояние и, приняв ванну, без ужина ушел в спальню: усталость и боль ушибов требовали немедленного освежающего сна. Но заснул он не сразу, долго лежал в полудреме, и перед ним качались березовые стволы, много пестрых стволов, так что даже чуть кружилась голова, вставали лица четырех уголовников, задержанных хулиганов и пьяниц, страшный оскал рыжего, и он подумал, что раньше, до поступления в милицию, загорая на пляже и гуляя в роще, никогда не думал, что здесь так много различной нечисти… И еще пришла мысль, что любой человек на вопрос о цвете березы ответит: «Белый», хотя на стволе много черных узоров и тонкие ветки тоже черного цвета. А перед тем, как заснул, ему привиделся светлоголовый мальчик Димка, который шел, держа за руку отца в капитанской форме, и вел на поводке большую симпатичную рыжую обезьяну.

Сюжет четвертый

Приманка для крупного зверя

…Подходящую площадку огораживают высокими столбами крепкого дерева, отстоящими на толщину руки один от другого. Отступив на шаг, вокруг ставят второй ряд столбов с узкой дверцей, открывающейся вовнутрь. Перед закатом в середине круга привязывают белую козу, а рядом, в прикрытой листьями яме, прячется охотник, вымазанный козьим пометом, заглушающим человечий дух. Когда взойдет луна, из джунглей выйдет тигр и будет долго бродить вокруг, но, влекомый испуганным блеянием, все же решится войти, начнет в поисках прохода протискиваться между частоколами и, сделав круг, мордой закроет дверцу, запирая себя в кольцевой клетке. Потом он будет в ярости бегать по кругу, обдирая бока и оставляя клочья шерсти на бревнах, а когда поймет, что не может добраться до козы и выйти наружу, станет на задние лапы и примется с диким ревом грызть и царапать бревна… В это время охотник должен выбежать из укрытия и через щель между столбами вонзить паранг прямо в сердце зверю… — Папа, а что жук приносит? — вопрос перенес Волошина из влажных джунглей Юго-Восточной Азии в аккуратно заасфальтированный и усаженный цветами городской сквер. — Как «что приносит»? — переспросил он. — Кому приносит? — Ну, что приносит жук — пользу или вред? — Андрюшка был красный и распаренный, будто из бани. — Гм… Да я как-то над этим не задумывался… — Волошин недоуменно развел руками. — Нет, ты скажи, а то я с мальчишками поспорил, — настаивал Андрей, рассматривая его широко раскрытыми глазенками. — Наверное, и пользу и вред, — Волошин попытался найти компромиссное решение. — Нет, ты мне точно скажи, — не отставал сын. — Пользу или вред? Для него все в мире четко делилось на хорошее и плохое, полутонов и неясностей он не признавал. — Не знаю, — сдался Волошин и перешел в контратаку. — А почему ты такой мокрый? — Да это я бегал, — беспечно махнул рукой Андрей и, чтобы избежать неизбежных нравоучений, вприпрыжку удалился. Волошин посмотрел на часы. Он встал со скамейки, и сынишка тут же подбежал, умильно заглядывая в глаза: — А мы еще немножко погуляем? — Нет, малыш, мне на работу. Слово «работа» было для Андрюшки непререкаемым, ибо он на своем небольшом опыте уже успел убедиться: там, где касается работы, просить взрослых о чем-нибудь бесполезно. — А завтра мы пойдем гулять? — Завтра пойдем. — Волошин взял в ладонь маленькую ручку сына, и они направились к дому. После ужина у него оставалось в запасе около часа, но время прошло быстро. Вначале жена давала наставления на завтра: «Будешь утром идти с работы, купи молока, хлеба, сахару. Да и спички заканчиваются…» А потом вразвалку подошел маленький человек со старательно изображенной угрозой на лице и оттопыренными воображаемыми мускулами руками, который грубым «ковбойским» голосом произнес: «Ну вот мы и встретились на узкой дорожке, Билл! Настало время нам рассчитаться!» И в следующую минуту комната превратилась в каменистое дно Большого Каньона, по которому катались в ожесточенной схватке известный на Диком Западе грабитель Одноглазый Билл и бесстрашный шериф Джим Кривое Ухо. Как всегда, в конце рабочего дня улицы были заполнены людьми — кто спешил домой или по каким-то своим делам, кто просто прогуливался. Оживленно сновали машины, сильно пахло отработанными газами. Почти все идущие навстречу девушки были затянуты в плотно облегающие бедра «фирменные» джинсы, и оставалось только удивляться обилию знаменитых штанов — создавалось впечатление, что их производит местный промкомбинат. К вечеру стало прохладно, и Волошин порадовался тому, что надел плащ. До отдела — четыре квартала, пятнадцать минут неспешной ходьбы, и за это время следовало внутренне перестроиться, подготовившись к работе, которую предстояло выполнять. Они заявили о себе шесть дней назад, почти полностью заполнив суточную сводку происшествий за двадцать пятое сентября: «В 21 час 20 минут двое неизвестных совершили разбойное нападение на гр. Егорова Н. Ф, и гр. Обуеву В. П., завладев деньгами в сумме девять рублей пятнадцать копеек, скрылись с места происшествия. Егорову нанесено ножевое ранение в руку, Обуевой — удар камнем по голове. В 21 час 35 минут — нападение на гр. Гриваева В. Д, и гр. Кабуеву А. И. Гриваеву нанесено ножевое ранение левого плечевого сустава, повлекшее ампутацию руки, у Кабуевой поверхностное ранение спины, в трех местах камнем разбита голова. У потерпевших отобран футляр с теннисными ракетками. В 22 часа — нападение на супругов Ковалевых. Виктору Ковалеву нанесено проникающее ранение в спину. У его жены преступники забрали сумочку…» Первое сообщение в райотдел поступило в 22.30 — позвонили из больницы, куда доставили Гриваева и Ковалева. К этому времени преступники уже растворились в миллионном городе, и поиски не принесли никаких результатов. Допросы потерпевших дали немногое. Во всех трех грабежах участвовали двое молодых парней — высокий, в серой нейлоновой куртке, вооруженный ножом, и низкий — в черном плаще и кепке, который орудовал камнем. Их примет никто не запомнил: они появлялись неожиданно — спрыгивали с забора или выскакивали из подворотни — «как две тени», сказала Ковалева и так же быстро исчезали. Сходились в одном: молодые, лет двадцать двадцать пять, а у высокого неестественно белое, будто вымазанное мелом лицо. Интенсивность и дерзость нападений свидетельствовали об особой опасности преступной группы. Обращала на себя внимание жестокость грабителей — хотя сопротивления им не оказывали, они сразу же применяли оружие: хотели запугать жертв, полностью деморализовать их. Стало ясно, что в городе объявились хищники, которые не остановятся и перед убийством. И эти опасения оправдались. «29 сентября в 23 часа 10 минут возле дома 276 по ул. Пушкинской неизвестный преступник совершил разбойное нападение на гр. Чепорова В. Г. и гр. Серову Е. Т. В процессе нападения Чепоров В. Г, убит ударом ножа в голову». Смертельно напуганная Серова запомнила только, что убийца был не один, но его спутник — низкорослый кряжистый парень — стоял в стороне и в нападении не участвовал. И снова — ни примет, ни очевидцев. В ту же ночь генерал создал специальную оперативную группу во главе с начальником городского уголовного розыска. Работали круглосуточно: детально проанализировали каждое нападение, «примерили» к нему всех состоящих на учете подозрительных лиц, провели обычные для подобных случаев мероприятия… Но все усилия по операции «Прыгающие тени» результата не принесли. Все понимали почему: мало известно о преступниках, почти ничего. Но мириться с этим не собирались — группа вплотную занялась пресловутым «почти». Уцепились за «почерк» преступников. «Тени» нападали в безлюдных местах на гуляющие молодые пары. Почему не на одиночек? Не попадались в удобном месте в подходящее время? Или существовал тонкий расчет: боясь друг за друга, люди не станут сопротивляться и безропотно отдадут деньги и ценности? Может быть, и еще проще: первое нападение на пару прошло удачно, а дальше включились механизмы стереотипного поведения… Как бы то ни было, объектом нападений выбирались мужчина с девушкой. Эту особенность «почерка» преступников и решили использовать для того, чтобы их обезвредить. Возле райотдела было шумно: только что закончился инструктаж дружинников. Лавируя в толпе, Волошин наткнулся на Крылова. — Привет, Саша, как настроение? — В норме, — тот крепко ответил на рукопожатие. — А у тебя? Они вместе зашли в дежурку, где каждый в обмен на карточку-заменитель получил деревянную стойку, в которой был зажат пистолет и два магазина, а в гнездах основания желтели шестнадцать толстых, похожих на желуди патронов. — Знаешь, о чем я думаю? — спросил Крылов, привычно снаряжая обойму. — Рабочий перед началом смены готовит инструменты, врач — медикаменты, а мы — оружие. Символично, не правда ли? Специфика профессии… «Невидимый фронт» и все такое… — А ты применял его когда-нибудь? — В воздух стрелял пару раз — было дело. — Будем надеяться, что и не придется. Лучше палить в тире по мишеням. Щелк, щелк, щелк… На капсюле последнего патрона темнело какое-то пятно, и Волошин хотел было его заменить, но передумал. — Готово. — И у меня. Когда они поднимались по крутой лестнице со стертыми каменными ступенями, навстречу скатился Гусар. — Постой, Юра, — Волошин поймал его за рукав. — Я же тебя еще не поздравил! — С чем? — Гусар сделал недоумевающий вид, как будто поводов для поздравлений было множество и он в них не особенно ориентировался. — С присвоением специального звания лейтенант милиции. — Волошин торжественно пожал ему руку. — Желаю тебе дослужить как минимум до полковника. — Это возможно только при одном условии, — озабоченно заметил Крылов. — Каком? — Гусар заглотнул наживку. — Если ты не зажмешь такое радостное событие! — О чем речь! — оскорбился Гусар. — Все будет как положено! А сейчас поднимайтесь к Фролову, у меня важное задание! — Очень важное? — Чрезвычайно! — он доверительно понизил голос. — Я должен отобрать девушек нам в пары. Так что сами понимаете! — Гусар многозначительно вытаращил глаза и побежал вниз. — Лучше тебя с этим, безусловно, никто не справится, — крикнул ему вслед Крылов. Совещание у Фролова продолжалось недолго: кратко оговорили детали предстоящей операции, способы и периодичность связи, на плане района уточнили маршруты всех патрульно-поисковых групп. — Учитывая особую опасность разыскиваемых преступников, будьте готовы своевременно применить оружие, — сказал Фролов напоследок, и от этой фразы пахнуло холодом. Потом пригласили девушек. Двое были нештатными инспекторами, хорошо знали всех сотрудников и держались уверенно, в то время как семь дружинниц немного смущались. — Знаете, что от вас требуется? — доброжелательно спросил Фролов. Они покивали: «Юра нам рассказал». — Должен предупредить, что дело может оказаться опасным. Если кто-то не хочет, не может или… в общем, лучше отказаться сразу! Желающих выйти из игры не нашлось: Гусар правильно подобрал помощниц. — Тогда выходите на маршрут. Желаю успеха! Спутницу Волошина звали Ритой. Высокая, гибкая, модно одетая — с ней было приятно идти по улице. — Нам досталась самая северная часть района, — начал разговор Волошин. — Это хорошо или плохо? — Она держалась просто, естественно и тем располагала к себе. — Да особой разницы нет… Электронные часы на крыше углового здания высветили время: 19.45. Они прошли еще квартал по широкому оживленному проспекту и свернули направо. Аккуратные одноэтажные кирпичные домики, чистые тротуары, ухоженные зеленые газоны — частный сектор. — Посмотрите, тут совсем другая жизнь, — медленно проговорила Рита. — Нет спешки, суеты, все друг друга знают, общаются между собой, соседи дружат семьями… Действительно, проблема некоммуникабельности здесь отсутствует: калитки дворов раскрыты настежь, люди сидят на лавочках, вынесенных из дома разнокалиберных скамейках, непривычно выглядящих на тротуаре стульях. Неторопливо беседуют, лузгают семечки, покуривают. Небольшая компания, поставив на попа ящик, играет в лото. Незнакомую пару рассматривают откровенно, не скрывая любопытства. Галдят дети, потягиваются на асфальте кошки, лениво зевают добродушные собаки. — Да, уклад ближе к деревенскому, — согласился Волошин. — А через десять минут на улице никого не останется! — Почему вы так думаете? — Уверена. Хотите пари? — Идет. Они дошли до угла и остановились. — Засекайте время. Волошин глянул на часы. К его удивлению, вскоре люди действительно начали расходиться. Забирали свои скамеечки, звали детей, загоняли животных. Хлопали калитки. К восьми часам улица опустела. Рита весело засмеялась, и Волошин, хотя уже понял, в чем дело, решил ей подыграть. — Поразительно! Что это значит? — Отгадайте. Вы же сыщик! — Ну что ж… Хотя задача чрезвычайной сложности, сыщик сумеет найти ответ. В телевизионной программе. Очевидно, вы заглядываете в нее чаще, чем я. — Браво! — Рита захлопала в ладоши. — Вот это проницательность! — Но пари вы выиграли, с меня шоколадка. Они прошли до конца квартала и снова повернули. Начинался нежилой район: слева тянулась высокая серая стена ипподрома, справа располагались школа, детский сад, а потом — огромное антенное поле радиоцентра, огороженное крепким деревянным забором. — Это, пожалуй, самый опасный участок, — вслух подумал Волошин. — Вскоре совсем стемнеет и здесь не будет ни души. Очень подходящее место, чтобы внезапно появиться перед гуляющей парочкой. Метров через восемьсот возле нового девятиэтажного дома выстроились в ряд шесть телефонных будочек. Волошин проверил: как ни странно, почти все автоматы работали. — В случае чего — бегом сюда и набирайте 02. Ясно? — Ясно, — Рита сразу стала серьезной и энергично кивнула. — Думаете, мы их встретим? — Вряд ли. Вероятность слишком мала. Да, может быть, они вообще сегодня не высунутся… Но он ошибался…Денег хватило только на один «огнетушитель», поэтому пить надо было с умом, расчетливо. Толстых не торопясь растворил в стакане таблетку люминала и вопросительно глянул на Браткова. Тот вяло качнул головой: — Меня от этого спать тянет. — Ну и дурак. Тогда пей медленно, вот так. — Он мелкими глотками цедил черно-красную жидкость, и судорожно сжимающая стакан рука постепенно переставала дрожать. — Я так не могу. — Братков дернулся, вливая в себя вино, с отвращением перекривился, застыл, сдерживая рвотный позыв, потом с облегчением вытер мокрый подбородок. — Ничего, прошло… — Эх, козел, когда ты пить научишься! — снисходительно гоготнул Толстых. Сам он научился в четырнадцать и последующие десять лет так совершенствовал свое умение, что никаких полезных навыков приобрести не сумел. Работал грузчиком либо подсобным, но сколько мест сменил за последние годы, не смог бы подсчитать самый дотошный кадровик, тем более что распухшие и засаленные трудовые книжки сами собой терялись одна за другой. — Вот на ликеро-водке была житуха! — Он шумно глотнул. — Спустился в подвал, дырку провертел, а за пазухой трубочка тонкая резиновая… В конце работы кайф хороший, напоследок еще добавишь — и домой. Приходил в отрубняке! А вся зарплата — вот она, целая! Если б не мастер, сволочь, ни в жизнь бы не ушел! Братков налил по второму стакану. — А меня грозятся в ЛТП направить. Мол, сам не бросишь, напишем в суд — и на два года принудлечения… — Потому что дурак! Столько времени на одном заводе — вот и успели присмотреться! — Толстых уставился на собутыльника пустыми страшными глазами. — Все вы дураки! Что, не так? А ну-ка повторяй: «Я дурак!» Быстро, а то мозги вышибу! — Он сжал чугунный кулак. — Я дурак, дурак, я дурак, — без выражения пробубнил Братков. — Вот то-то! Все вы дураки! И всех я могу в бараний рог свернуть! Понял? Когда-то давно Толстых завидовал окружающим — трезвым, опрятным, имеющим цель в жизни, знающим больше, чем он… Можно было попытаться стать таким же — начать учиться, работать, изменить образ жизни, расстаться со старыми привычками… Это трудная, очень трудная задача — ломать и переделывать самого себя, но, в принципе, достижимая и многими до него успешно разрешенная. Беда в том, что, ослабив волю алкоголем, он уже привык из двух альтернативных путей выбирать более легкий. И он стал ненавидеть «благополучных» людей, а потом в его дремучем сознании включился компенсационный механизм: ведь в школе он в кровь избивал сверстников, а сейчас удар литого кулака легко сминал жесть водосточной трубы… Оглушив себя ударной дозой алкоголя, он полюбил выходить на улицу, в парк или сквер, чтобы затеять ссору с миролюбиво настроенным прохожим, ничего не подозревающим и не готовым к отпору, и неожиданно обрушить на него мощный кулак. По мере того, как на его счету накапливались разбитые носы, выбитые зубы и сломанные челюсти, появлялось презрение к избитым и униженным людям. За то, что они краснеют от циничного слова, боятся грубой силы, не умеют защититься от удара и нанести ответный… Неразвитое мышление поставило знак тождества между физическим превосходством и социальной значимостью каждого, и теперь он считал себя не только сильнее, но и умнее, достойнее, выше всех остальных. Особенно приятными становились эти мысли после хорошей выпивки, и тогда затаенная зависть и открытая, смешанная с презрением ненависть настоятельно требовали выхода. — Ну, что молчишь? — Понял, Игорь, понял, чего ж не понять… — Ну ладно. — Найдя подтверждение своему превосходству, Толстых подобрел. — Тогда допивай! Он тоже поднес стакан к губам. Ему нравилось внушать страх, и на грабежи он вышел не столько из-за скудной добычи, сколько для того, чтобы в полной мере ощутить это чувство. На этот раз Братков не смог сдержаться, закашлялся, подавился — вино выплеснулось обратно. Против ожидания насмешек не последовало: собутыльник о чем-то задумался. — Кому бы морду набить? — процедил Толстых. — Ваську Кривого подловить, что ли? — Да ну его, Игорь, пойдем лучше на танцы сходим. — Чего я там не видел! Идти — так на дело! Червонец сшибем — будет чем похмелиться. Или в штаны наложил? Небось понравилось в стороне стоять? Толстых вытащил из-под стола грубо сработанный нож с тяжелой свинцовой рукояткой, которым когда-то кололи свиней. Длинный клинок покрывали раковины коррозии: выброшенный за ненадобностью, нож несколько лет ржавел в куче старого хлама и сгнил бы совсем, но Толстых, бесцельно перебирая с похмелья разнокалиберные железяки, нашел его и, отправляясь на очередную «прогулку», сунул за пояс. — Смотри у меня, еще раз струсишь — писану по роже, будет отметина на всю жизнь! — Он размахнулся и глубоко вогнал нож в крышку стола, так, что Братков едва успел отдернуть руку. — Мне чего-то неохота на дело. Не боюсь я, но… Зачем ты их режешь? — А тебе что, жалко, что ли? — издевательски скривил губы Толстых. — Да незачем это… Парень тот так закричал, что у меня до сих пор мороз по коже… Интересно, вылечат его? — Вылечат, ничего ему не сделается! И вообще, тебе что за дело? — А то, что можно и «вышку» заработать… — Дурак заработает! А меня еще взять надо. — Толстых перевернул табуретку, вскакивая, и с усилием выдернул нож. — А ну, попробуй подойди! Он принялся так размахивать оружием, что, казалось, засвистел рассекаемый воздух. — Ну что, не хочешь? И правильно — запорю! Зрачки его расширились, волосы растрепались, по бледному до белизны лицу катились струи пота. — Вот так! — Он бросил нож на стол и попытался выдавить из бутылки еще несколько капель. — Жалко, бухла нет! Ну ничего, по-другому развлечемся. Собирайся. Знаешь, что я на сегодня придумал? Парня подколем, а девку оттащим на пустырь и позабавимся как следует! Толстых скверно засмеялся и спрятал нож под пиджак. — Никого не боюсь! Захочу — весь город буду в страхе держать! Они проходили маршрут четвертый раз. За плотно закрытыми ставнями текла совсем другая жизнь — уют, чай с вареньем и очередная серия приключенческого боевика. Иногда крики, выстрелы и звуки ударов вырывались сюда, на плохо освещенную тусклым светом редких фонарей пустынную улицу. Прохожих почти не было, машин тоже, только время от времени на средней скорости проезжал зеленый «Москвич», прикрывающий патрульные группы. — Вам не страшно? — спросила Рита, когда они вновь вышли на нежилой участок. Она уже рассказала, что окончила радиотехнический институт, работает инженером-конструктором, живет с родителями, по субботам плавает в бассейне и увлекается разведением кактусов. — Пока нет, — ответил Волошин. — А вам? — Честно говоря, немного не по себе. Помню, я читала, как охотятся туземцы в устье Амазонки: привязывают на берегу козу, а когда крокодил вылезает из воды, в этом месте наполовину закапывают кинжал острием вверх. Потом из-за кустов выбегают охотники с копьями, палками, кричат, бьют в барабаны — и крокодил убегает. А возвращается он будто бы всегда по своим следам и распарывает брюхо… Так той козе, наверное, тоже страшновато… Волошин засмеялся. — Тогда коза — это скорее я. — Он вспомнил, что похожая ассоциация уже возникала у него сегодня. — Но от такой приманки хищнику не поздоровится! — Их же двое… И говорили — очень опасных… — Ничего, если встретимся — разберемся. — Лицо Волошина приобрело жесткое выражение. — Они нападают на беззащитных людей, в этом весь расчет! Пусть бы они прыгнули на меня или когонибудь из наших! Он прекрасно понимал, что операция связана с большим риском. Это как раз такой случай, когда его не избежать. Все должно быть естественно: одинокая парочка на пустынной улице, встреча лицом к лицу. А «тени» нападали неожиданно, и высокий с белым лицом сразу пускал в ход нож. Так что если чуть замешкаешься… Но они представляли угрозу для людей, вышедших вечером погулять, в гости, в кино… Они могли сделать что угодно: оскорбить, избить, ограбить, надругаться, просто так, походя, ткнуть холодным острым железом податливое человеческое тело… И Волошин не думал о риске, больше всего он хотел оказаться между преступниками и ничего не подозревающими гражданами, чтобы принять удар на себя, как обязывала его профессия. Правда, основные профессиональные качества — внимание к людям, чуткость, отзывчивость, способность к аналитическому мышлению — не пригодятся в сегодняшней операции. «Тени» олицетворяют собой темную силу, тупую, злобную, всесокрушающую. И обезвредить их можно только в прямом контакте, в физическом столкновении, в схватке не на жизнь, а на смерть. Как на войне. Но готовность к таким схваткам и отличает работников милиции от представителей десятков мирных специальностей. Так же, как и оружие, получаемое перед началом работы… — Давайте позвоним, — они снова подошли к автоматам. — Чтобы дома не волновались. — Рита зашла в телефонную будку. Волошин соединился с райотделом и переговорил с дежурным. Пока все спокойно. Потом он стал набирать свой номер, одну цифру, другую… Хотя дойти до дома можно было за четверть часа, он находился как бы в другом измерении, в глубоком тылу, что ли. А Волошин патрулировал на переднем крае и сейчас, строго говоря, не был тем Алексеем, которого знали жена и сын. Другое мироощущение, иной круг проблем, забот, первостепенных дел, обострены чувства, напряжена нервная система, в постоянной готовности мышцы. Он по-другому смотрел на тихие окраинные улицы, по-другому думал… Звонить не стоило, чтобы не расслабляться. Волошин нажал на рычаг, потом, подумав, переложил пистолет в карман плаща. Девушка уже прошла метров сорок в сторону новых домов. Он глянул на часы: двадцать два ноль пять. — Рита! Она обернулась. — Пойдем обратно. — Почему? — Ей явно не нравился глухой переулок между ипподромом и антенным полем. — Потренируем нервы, — пошутил Волошин. Он сам не мог объяснить, что заставляет его вернуться на пройденный только что отрезок маршрута. Фонари светили через один, отбрасывая длинные угловатые тени. С обеих сторон чернели огромные безлюдные пространства, создавая впечатление отрезанности от всего остального мира. «Место действительно жутковатое, — подумал Волошин. — Надо будет позвонить, чтобы навели порядок с освещением». Навстречу, сильно качаясь, ковылял пьяный. Рита придвинулась к Волошину поближе, но пьяный старательно обошел их стороной. — Хорош сюрприз для домочадцев, — брезгливо сказала Рита. — А может, он каждый день такой — тогда привыкли… Волошин промолчал. Ему не понравился запоздалый гуляка, и он пытался проанализировать: почему? Высокого роста? Сколько в городе высоких людей! Бледное лицо? При таком освещении — немудрено! Одет не в серую нейлоновую куртку, а в темный пиджак. И вообще — «теней» должно быть двое! Мимо проехал зеленый «Москвич», и Волошин сосредоточенно смотрел вслед удаляющимся красным огонькам, пока они не скрылись за поворотом. Беспокойство не проходило, хотя мысли не за что было зацепиться. Вот разве что походка… Слишком координированная для пьяного… — Уже холодно. До скольких мы будем гулять? — спросила Рита. Она так и сказала «гулять», значит, не осознала до конца реальности проводимой операции. — Да еще часок. Шум мотора стих вдали, и обостренный слух Волошина воспринял сзади шаги. — Рита, у вас есть зеркало? — Есть, а что? — Достаньте, пожалуйста. Она поискала в сумочке и удивленно протянула ему блестящий прямоугольник. — И возьмите меня под руку. — Волошин поднял ладонь с зажатым зеркальцем, как будто поправляя прическу. Отражение было маленьким и мутным, различался только силуэт: метрах в пятидесяти за ними крадучись шел человек. — Прошу прощения. — Волошин привлек Риту к себе и прижался лицом к ее щеке. — Ничему не удивляйтесь, слушайте меня и помните: если что — бегом к телефону! Человек вошел в круг света. Это был тот пьяный, что повстречался им пять минут назад. Теперь он шел ровно, обычной неспешной походкой. Совпадение, случайность? Или это «тень»? Но почему один? Возле танцплощадки Братков растворился в толпе. Толстых искал его почти целый час, но тот куда-то исчез. — Струсил, скотина, — презрительно плюнул он. — Ну попадешься ты мне… Он медленно шел по городу, в одурманенной вином и снотворным голове лениво шевелились никчемные худосочные мыслишки. Он не отказался от своего плана и, оглядывая нарядно одетых прохожих, злорадно представлял, как приведет его в исполнение. Ему все больше и больше нравилась идея стать грозой вечерних улиц. — Вы меня еще узнаете! Все узнаете, кто такой Игорь Толстых! Ноги сами привели его в тот район, где происходили нападения. Он выбрал самый глухой переулок и сразу увидел идущую навстречу пару. Затаенная, какая-то животная хитрость подсказала прикинуться пьяным; когда они разминулись, Толстых прошел еще полквартала и повернул обратно. Хищник вышел на след. Глупая парочка ничего не подозревала, до него доносился оживленный разговор, смех… Остановились, целуются. Ну-ну, поцелуйтесь… Двинулись дальше. Самое время. Толстых вытащил нож и, спрятав его в рукаве, ускорил шаг. Рита держалась хорошо: не паниковала, не суетилась, напротив, очень естественно имитировала оживленную беседу и даже сумела засмеяться. Шаги стали приближаться. Десять метров, семь, пять… Сейчас все выяснится: либо это совпадение и человек пройдет мимо, либо… Волошин остановился, повернулся вполоборота, прикрывая собой Риту, и сделал вид, что прикуривает. Правая рука в кармане, большим пальцем он сдвинул предохранитель. Три, два, один. Человек прошел мимо, и Волошин перевел дух, сбрасывая пережитое напряжение. В это время тот повернулся и прыгнул, выбросив вперед невидимую, но безошибочно угадываемую полоску клинка. Волошин среагировал мгновенно. Инстинкт и отработанная реакция выдернули пистолет из кармана, палец нажал спуск, рука напряглась, готовясь погасить отдачу, а разум отклонил ствол чуть вниз, в ноги. Пламя вспышки, грохот, первая помощь раненому — на этом операция «Прыгающие тени» должна была завершиться, но… Вместо выстрела послышался безвредный металлический щелчок осечки. Увидев пистолет, Толстых отпрянул, и нож только скользнул по плечу Волошина. Инспектор поймал нападающего за запястье, и они оба упали. Толстых подмял его под себя, и хотя Рита с перекошенным страхом лицом изо всех сил тянула бандита за волосы, тот, казалось, этого даже не чувствовал. — Беги звонить, — крикнул Волошин. — Быстро. В общем-то звонок был не нужен, он прекрасно понимал, что помощь прийти не успеет, все зависело от него самого, но следовало отправить девушку подальше от опасного места. Рита побежала, оглядываясь туда, где сцепились на пыльном асфальте двое вооруженных мужчин. Волошин чувствовал, что нападающий сильнее, и этой силе надо было противопоставить умение и навыки, приобретенные во время специальной подготовки. Он попытался взять руку противника на излом, но тот разорвал захват и дважды ударил ножом в спину. Один удар пришелся по касательной, второй пробил легкое. Волошин достал преступника пистолетом в висок, но правая рука плохо слушалась, и сильного удара не получилось. Толстых за ствол стал выкручивать пистолет и завладел им, а Волошин подхватил брошенный нож. Теперь они катались по земле и били друг друга рукоятками оружия. Бандит наносил безжалостные и расчетливые удары — в самые болезненные, уязвимые места, короткие липкие пальцы пытались сжать горло, выдавить глаза, разорвать рот. Волошин вспомнил, как несколько часов назад боролся с сынишкой, старательно оберегая родное мягкое тельце, и тот тоже старался не причинить ему боли. Андрюшка даже не знает, что на свете есть люди, для которых нет родных и близких, не существует чужого горя и чужой боли, которые не остановятся ни перед чем. Сейчас он спит в своей кроватке, не подозревая, что опасный преступник, для которого нет ничего святого, пытается убить его отца. И похоже, что ему это удастся — вскоре наступит слабость от потери крови, и тогда… Ну нет! Рванувшись, он нанес удар — резкий и точный, решающий. Толстых обмяк. Волошин сбросил убийцу с себя, завернул ему руку за спину, отбросил нож далеко в сторону. Силы уходили, и он уже не мог передернуть затвор, поэтому щелкал курком раз за разом, пока боек наконец не разбил капсюль. Грохнул выстрел, второй, третий… Скрипнули тормоза, двое выскочили из машины, Волошин, не узнавая, крикнул: «Стой, стрелять буду!» — Свои! Он разобрал голос Лактионова и еще успел сказать: «Держите его крепко здоровый, гад!» А потом наступила тьма. За эту операцию Волошина представили к ордену. По случайному стечению обстоятельств награду ему вручили в тот день, когда был расстрелян Толстых. Где-то в местах не столь отдаленных отбывал длительный срок Братков. Ничего не зная об этой истории, работали, отдыхали, веселились и печалились люди, которых «тени» не успели унизить, искалечить или даже убить. А Волошин, играя с сыном, старался, чтобы он не видел шрамов, — у Андрея сразу портилось настроение. Словом, жизнь шла своим чередом.