И не одного. Но как рассказать сейчас о том, что он, Василий, знает об этом типе? Как рассказать, чтобы не узнал Николай о том вечере? И еще при Артамонове! Это же отец Ани… Положим, с Аней все кончено.

И вдруг Тарану стало так страшно от этой мысли, что он сам поразился. Ну да, конечно! И не он, а она тому причиной…

Но Таран не успел углубиться в свои переживания. Перед ним вдруг встало лицо старика Блохина, и столько в нем было горестного раздумья и сдержанной боли, что Таран почувствовал: нет, не может он молчать, не может!

А Николай уже кончил свой рассказ. И Огнев, раскуривая погасшую папиросу, сказал:

— Да-а… Значит, эта Блоха связана с Уксусом. Опасно. И очень важно. Дело тут вот в чем. Придется вам один секрет открыть. Люди вы свои, надежные, — и он почему-то посмотрел на Тарана. — Что такое секрет, понимаете? Так вот. Рассказывал тебе Борис, как мне в вагоне-ресторане записку одну передали?

— Да. Рассказывал.

— Была она от старого моего знакомца. Опасного преступника. Он сейчас в городе скрывается и какое-то дело готовит. Какое — пока неясно. Мы проверили все его старые связи нигде не появлялся. И тут всплыла одна новая кличка — Уксус. Данных на него у нас нет. Ни по одному делу он не проходил, ни в одном преступлении замешан не был. Но… есть сигнал, что связан он с тем, кто записку мне прислал. Значит, нам сейчас этот Уксус до зарезу нужен. А путь к нему один пока через Блоху. Ясно? Это первое, почему я сейчас особо вашими делами интересуюсь. Второе…

Но Огнев не успел договорить. В штаб с шумом вошли Коля Маленький, Борис Нискин и Илья Куклев. Они огляделись и, увидев друзей, направились к ним. Через минуту они уже, перебивая друг друга, рассказывали новости. Начал Борис, как всегда спокойно и последовательно.

— Сперва мы пришли к Савченко Гоше. Там — дым коромыслом! Папаша — алкоголик. Дерется. Мать плачет, собой младшую дочку закрывает. Ну, мы его так прижали.

— Он мне, между прочим, табуреткой по голове все-таки съездил, — деловито сообщил Коля Маленький.

— Погоди, — оборвал его Борис. — Это детали. Главное, ничего они о Гоше не знают. Мать только рукой махнула: найдется, мол!

— А папаша обещал тут же ему шею свернуть.

— Да погоди же! — снова оборвал Колю Маленького Борис. — Папашу мы в милицию сволокли, потому, беседу проводить с ним не было возможности. Потом поехали к Кузнецовым…

— Во, во! Тут уже поинтереснее!.. — вставил Коля Маленький.

— Точно. У Шурика этого отца нет, погиб. А мать и сестренок младших он, видно, любит. И вот два дня назад прибежал к матери, говорит: «Поживу у товарища. А спрашивать кто будет — говори: уехал, и все. И когда вернется — не знаешь». Очень боялся, что его разыскивать будут.

— Олег боялся… Шурик боялся… Интересно, — заметил Огнев.

— Да. Простился, значит, и все. Пропал.

Коля Маленький напомнил:

— А конфеты?

— Верно. Он сестренок конфетами угостил, дорогими. Мать еще удивлялась, откуда он их взял.

— Какими именно? — быстро спросил Огнев.

— Пожалуйста, поглядите, — с наигранным равнодушием ответил Коля Маленький и извлек из кармана две шоколадные конфеты. — Еле выменял. Всетаки след какой-то.

— Ишь ты, Шерлок Холмс! — усмехнулся Огнев.

Он не спеша рассмотрел конфеты, что-то, видно, припоминая, потом сказал:

— Да-а… Это, брат, не только след. Это, кажется, улика, — и убежденно заключил: — Надо найти этих ребят.

Артамонов покачал головой.

— Больше скажу: надо их спасать.

— Король бубен… — задумчиво произнес Николай. — Как же до него добраться?

Он посмотрел на Тарана, и тот, как бы повинуясь его взгляду, хмуро произнес:

— Я слышал о нем… Случайно. Два каких-то парня говорили. Он, кажется, на Красноармейской живет… у одной. Они ее Стеллой называли. И еще собака у них там злая. Вот и все, что слышал.

— Гм… Это уже кое-что. Хорошо бы туда пойти, — Огнев вопросительно посмотрел на Артамонова.

— Непременно, — кивнул головой тот.

В этот момент Николай увидел Чеходара. Тот склонился над столом, за которым сидел дежурный по штабу. Они просматривали регистрационную книгу, и дежурный что-то объяснял, водя пальцем по страйице.

Уходя, Артамонов напомнил Чеходару:

— Не забудьте, Алексей Федорович, завтра ваш отчет слушаем.

Чеходар поднял голову.

— Вот как раз готовлюсь. А товарищ Сомов будет?

— Думаю, что да. Обещал, — сдержанно ответил Артамонов.

«Уж наш-то подготовится, будьте спокойны, — с неприязнью подумал Николай. — Выдаст все в лучшем виде». И он невольно прислушался к тому, что говорил Чеходару дежурный.

— …Вчера воскресенье было, Алексей Федорович. Самая работа у нас. А явилось — видите? — всего двадцать человек.

— Так… — задумчиво проговорил Чеходар. — А патрулей ушло сколько?

— Как вы распорядились, так и сделали: вместо пяти — по два человека посылали, а то и по одному. Получилось двенадцать патрулей.

— Вот так и запишем: двенадцать. А сегодня?

— Сегодня опять по два человека. Получилось семь патрулей.

— Добавь еще два.

— Это кто же?

— Бригада Вехова. Тоже вроде бы патрулировала.

— А ведь мы ее уже к особым отнесли?

— Неважно.

Тут Николай не выдержал. Он подошел и самым невинным тоном сказал:

— Интересную я недавно книгу прочел. «Мертвые души» Гоголя. Не помните, Алексей Федорович?

Чеходар напряженно взглянул на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Глядя прямо ему в глаза, Николай ответил:

— Один герой оттуда вам кланяется. Чичиков.

— Я твоих намеков не понимаю, — сухо сказал Чеходар. А теперь, извини, мы заняты.

Но Николай и не думал отступать.

— Он тоже был занят. Как и вы, мертвые души считал.

— Уж не себя ли ты к мертвым душам относишь? — недобро усмехнулся Чеходар.

Он давно уже понял намек, но уклониться от разговора было теперь невозможно.

— Нет. Это вы нами так распоряжаетесь, — насмешливо возразил Николай. — Одна и та же душа у вас по двум ревизским сказкам проходит. Моя бригада, например.

Чеходар вспылил первым.

— Запомни, Вехов. Начальник штаба я, и мне лучше знать, что и как надо делать. Ясно?

— Нет, не ясно! Кому очки втираете?

— Ты ответишь за свои слова, — процедил сквозь зубы Чеходар, изо всех сил стараясь сохранить спокойный тон. — И демагогию свою брось. Я, кажется, за общее дело болею.

Его поддержал дежурный.

— И что у тебя за характер, Вехов? Ну, чего ты вредничаешь? Pепутацию себе зарабатываешь, да?

— Репутацию он себе уже заработал, — иронически заметил Чеходар. — Даже в собственной бригаде его, кажется, раскусили. Прошлый раз не позволили хлопцы ему от их имени выступать. Нискина выдвинули.

Чеходар ударил по самому больному месту, Николай не нашелся, что ответить.

В тот вечер он долго бродил один по улце, такая горечь кипела на сердце, что все кругом казалось немилым, все враждебным. «И что у меня за характер такой на самом деле?» размышлял он, куря одну папиросу за другой. И уже казалось ему, что и ребята из бригады нисколько не лучше стали относиться к нему и что Маша скоро тоже поймет, какой у него ко всему еще и несносный характер.

«Heт, нe скоро, а уже», — холодея, подумал он, вспомнив сегодняшнюю встречу в библиотеке.

Он все кружил и кружил по ночнкм пустынным улицам. И только когда кончилась последняя в пачке папироса, он взглянул на часы и побрел домой.

Сонный вахтер открыл ему дверь в общежитии и хмуро проворчал:

— Носит тебя леший по ночам…

Ребята уже спали. Богатырски раскинулся на узкой кровати Илья Куклев. Напротив зарылся лицом в подушку Борис; ему, как всегда, мешал свет от лампочки у постели Коли Маленького. А тот так и заснул, не успев ее погасить, и книжечка в пестрой обложке вывалилась у него из рук на пол. Николай поднял ее и прочел название: «Призраки выходят на берег».

Вздохнув, он погасил свет и принялся осторожно раздеваться в темноте.