«Ты вверг меня в великую печаль и погубил мою жизнь, казнив Ирахт!» — воскликнул царь Шадирам, и вазир промолвил: «Двоим подобает печалиться: тому, кто никогда в жизни не сотворил доброго дела, и тому, кто совершает грехи каждый день, ибо ничтожны блага бренного мира и радости, выпадающие на долю человека, но нет предела раскаянию грешника и злодея, когда воздастся им за преступления, и нет счета их мукам».

«Если бы я увидел Ирахт живой и невредимой, я ни о чем бы не печалился и не знал бы в жизни горя», — сказал царь, и вазир промолвил: «Двое никогда не узнают печали: тот, кто каждый день отдает все силы на добрые дела, и тот, что никогда в жизни не совершил греха».

«Никогда больше не увидеть мне Ирахт!» — вздохнул царь Шадирам, и мудрый Илад промолвил: «Двоим не дано видеть мир: слепому и неразумному, и, подобно тому, как слепой не различает, где земля, где небо и небесные звезды, что далеко от него и что близко, так неразумный не может отличить зла от блага и праведника от злодея».

«О, как велика была бы моя радость, если бы я снова увидел мою царицу!» — воскликнул царь Шадирам, и вазир промолвил: «Двоим следует веселиться и радоваться: тому, кто наделен зрением, и тому, кто одарен разумом, и, подобно тому, как зрячий видит весь мир, что перед ним, и различает, что велико и что мало, что далеко и что близко, разумный отличает добродетель от греха, знает, как ему поступать, чтобы достигнуть спасения в будущей жизни, и находит верный путь к вечному блаженству».

Царь промолвил: «Никогда бы я не насытился лицезрением Ирахт!» — и мудрец ответил: «Двое никогда не могут насытиться и удовлетвориться: жадный богач, накопивший груду сокровищ, и обжора, съедающий все, что находит дома, и набивающийся на угощение у соседей».

«Нам следует расстаться, вазир! — крикнул царь Шадирам. — Таких, как ты, нужно бояться и держаться от них подальше!» И вазир промолвил: «От двоих нужно держаться подальше: от того, кто говорит: «Нет ни греха, ни добродетели, нет ни наказания, ни воздаяния, ни награды, и за все, что бы я ни совершил, мне ничего не будет», и от того, кто не может заставить око свое не взирать на недозволенное, ухо свое — не слушать недостойное и сердце свое — не потворствовать страстям души, а душу свою — не помышлять о греховном и неподобающем».

Горько зарыдав, царь Шадирам сказал вазиру: «Нет у меня Ирахт, опустела моя душа!» И вазир промолвил: «Три вещи можно назвать бесплодными и пустыми: реку, если уйдет из нее вода; край, который лишился царя; и женщину, если нет у нее супруга».

«На всякое мое слово ты находишь ответ!» — заметил царь, и вазир промолвил: «Трое всегда найдут ответ словом и делом: царь, отвечающий на верность подданных щедрыми дарами из своей сокровищницы, женщина, отвечающая на любовь согласием стать женой благородного и знатного человека, который пришелся ей по вкусу; и мудрец, отвечающий на доверие правителя добрым советом».

«Как ты огорчаешь меня своими наставлениями и назиданиями», — сказал царь Шадирам, и мудрый Илад промолвил: «Троим пристало огорчаться: владельцу красивого и ухоженного коня, не обладающего ни силой, ни выносливостью, ни резвостью; голодному, которому подали жидкую и безвкусную похлебку без единого кусочка мяса; и мужу молодой и красивой женщины, которой он не может угодить, так что она постоянно осыпает его оскорблениями».

«Как ты был неразумен и непредусмотрителен, казнив Ирахт!» — воскликнул Шадирам, и вазир ответил: «Троих можно назвать неразумными и непредусмотрительными: кузнеца, что надевает белую рубаху и джуббу[41], раздувая свои мехи; дубильщика, что в новых сапогах разминает в воде кожи; и купца, что женится на молодой перед длительным путешествием в дальние страны».

Царь гневно молвил: «Мне следовало бы жестоко наказать тебя, о вазир!» — «Наказывать следует троих, — возразил Илад, — преступника, что карает невинного; незваного гостя, что набрасывается на угощение прежде приглашенного; и того, кто просит об услуге, но сам не выполняет ничьих просьб».

«Как же ты глуп, Илад, со своими притчами и поговорками!» — воскликнул царь, и вазир промолвил: «Глупцами следует называть троих: столяра, устроившего мастерскую в своем тесном доме, так что все углы его наполнились обрезками дерева и стружками; цирюльника, не умеющего обращаться с бритвой, так что головы тех, кого он бреет, полны порезов; и богатого купца, поселившегося на чужбине и не желающего вернуться к своей семье и детям, так что если он умрет, все богатство его останется чужим людям, а дети его будут лишены пищи и крова».

Царь спросил: «Почему ты казнил Ирахт, не помедлив, не проявив терпения, не подождав, пока пройдет мой гнев?» — и вазир ответил: «Медлить и быть терпеливым нужно троим: путнику, поднимающемуся на высокую гору, рыбаку, забросившему сеть, и царю, задумавшему совершить важное дело».

«О, если бы мне хоть раз увидеть Ирахт!» — произнес царь Шадирам, и вазир промолвил: «Трое мечтают о том, что никогда не сбудется: нечестивый грешник, не совершивший ни одного доброго дела, но мечтающий о сане праведника и блаженстве в загробном мире; гнусный скупец, желающий, чтобы его сочли щедрым; и жестокий обидчик, проливающий кровь невинных, но питающий надежду поселиться вместе с милосердными и благочестивыми в райских кущах».

Царь промолвил: «Я сам был причиной своей гибели, приказав казнить Ирахт». И мудрый Илад ответил: «Трое бывают причиной собственной гибели: воин, не надевший кольчугу перед битвой, если его поразила стрела, бездетный и одинокий богатый купец, торгующий по высоким ценам и дающий в рост деньги, вызывая ненависть и зависть, если его убьют грабители, и глубокий старик, взявший в жены себе молодую, красивую и склонную к греху женщину, что мечтает лишь о его смерти, чтобы выйти ей замуж за молодого и наслаждаться любовью к нему, если жена изведет его».

«Как же презираешь ты своего повелителя, вазир, если осмеливаешься вести перед ним подобные речи», — заметил царь Шадирам, и мудрый Илад ответил: «Трое презирают своего повелителя и господина: взысканный милостью царя болтливый и наглый царедворец, что говорит, когда его не спрашивают, и вмешивается в то, что его не касается; слуга, разбогатевший благодаря доверчивости и доброте своего хозяина и отказывающий своему бывшему господину в помощи, когда тот потеряет богатство и силу; и кичливый вольноотпущенник, грубящий своему благодетелю и вступающий с ним в споры по всякой малости».

«Ты смеешься надо мной потому, что я жалею о смерти Ирахт?» — спросил царь, и вазир промолвил: «Трое достойны осмеяния. Первый — это хвастун, что твердит каждому встречному: «Я участвовал в битвах, сражался мечом и копьем и взял множество пленных», — между тем как на теле его нет ни одного шрама. Второй — лгун, что без конца повторяет: «Жизнь моя проходит в денном посте и ночных молитвах, и люди утверждают, что нет никого, кто был бы более сведущ в законах благочестия и делах веры и ревностен в истязании своей плоти», — а между тем он весь пропитан жиром и шея у него толще воловьей, так что похож он на нечестивого грешника, а не на угодника, отрекшегося от мира. И третья — старая дева, что обвиняет замужних женщин в блудодействе, ибо не может найти себе мужа, хотя только и мечтает об этом».

«Ты болтаешь, словно одержимый!» — воскликнул царь Шадирам, и вазир заметил: «Трое напоминают одержимых: тот, кто ведет спор со слабоумным и выслушивает его доводы, ибо из-за этого и сам может потерять разум; тот, кто дразнит безумного, чтобы поиздеваться над ним и оскорбить его, ибо оскорбляет лишь самого себя; и тот, кто поверяет свои тайны ненадежному и полагается на него в важных делах, ибо этим губит себя».

Царь сказал: «Как нелепо я поступил, приказав казнить Ирахт!» — «Двое поступают нелепо, — был ответ вазира, — тот, кто идет задом наперед, спотыкается и падает, может попасть в колодец и утонуть или сорваться в пропасть и разбиться, и тот, кто выезжает на бой, не умея держать в руках копье или меч, так что, когда начинается сражение, погибает сам и губит своих воинов».