Вечером собрались гости – близкие и дальние родственники. Диму и Ольгу усадили во главе стола. Рядом сидела нарядная Анюта и внимательно следила, чтобы тарелки и бокалы молодых не были пустыми.

Несмотря на подавленное состояние, Ольга пыталась казаться радостной. Улыбалась через силу, отшучивалась. Наконец, не выдержала, шепнула ему:

- Я не могу больше… - и выбежала из-за стола.

Гости были уже здорово навеселе, и никто ничего особенного не заметил. Только Аня недоверчиво смотрела на него. Дима сам был не в своей тарелке. Роль жениха оказалась очень и очень не простой.

- Что происходит? – спросила Аня.

Он промолчал, положил руку на плечо. Она замурлыкала как сытая кошка, прижалась к нему.

- Отобью тебя у Ольги! – пошутила.

Он легонько щелкнул ее по носу, поднялся и вышел на улицу.

Ольга сидела на завалинке одна и горестно безутешно плакала. Дима сел рядом, обнял крепко. Она зарыдала сильней, прильнула к нему и громко, безостановочно всхлипывала, обреченно и жалобно вздыхая.

Все же пришлось вернуться за стол к гостям. Ольга привела себя в порядок и, собрав остатки самообладания, тихо сидела, стараясь не привлекать внимания. Но разгоряченные родственники не пожелали оставить будущего жениха и невесту в покое. Какой-то, огромного роста и необъятных пропорций, дядя, весело шутил и раскатисто смеялся, а потом, опрокинув в себя полный стакан, громыхнул непререкаемым тоном:

- Горько!

И гости, крайне обрадовавшись, закричали вразнобой, загомонили нетрезвыми голосами, зашумели радостно, поддерживая остроумного оратора. Никакие возражения не принимались. Родственники требовали немедленных доказательств любви и серьезности намерений. Деваться было некуда.

Они поднялись, внимательно и напряженно глядя в глаза друг другу. Что-то происходило в этот миг. Между ними проскакивали незримые, но вполне осязаемые искрящиеся импульсы, притягивающие неудержимыми магнитными полями. Мягкие невесомые волны, соединяясь, переплетающимися живыми энергиями, образовывали волшебную светящуюся ауру, окружая все вокруг серебристым мерцающим сиянием.

Губы встретились, прижавшись легким воздушным касанием, и вдруг неудержимо и сильно слились в чувственном жарком поцелуе.

Гости громко и одобрительно хлопали, говорили какие-то слова. Дима ничего не слышал, погруженный в сладостные ощущения. Не мог оторвать от нее взгляд. Ольга, с прелестным пунцовым румянцем на щеках, прятала глаза в тени густых ресниц, переполненная противоречивыми эмоциями и совершенно растерянная от избытка впечатлений.

Незаметно застолье стало подходить к концу. Люди неторопливо расходились по домам, желая молодым счастья и крепко обнимая. Мужики все, как один, желали непременно выпить с будущим женихом. После троекратного лобзания произносился следующий тост, и все повторялось вновь. Отказаться или уклониться не было никакой возможности, и к концу вечеринки Дима еле стоял на ногах.

Сестры бережно отвели его в спальню и аккуратно уложили в постель.

- А как же сказочная ночь любви? – Аня, смеясь, смотрела на Ольгу.

- Молчи… - шлепнув ее слегка ладонью, отозвалась Ольга. – Не будет ночи…

- Повезло же тебе, Оля! Такой парень! Счастливая… - она обняла сестру. – Я тебя сильно, сильно люблю! – поцеловала в щеку и легко умчалась прочь.

Ольга долго смотрела на него, размышляя о странном стечении обстоятельств и непредсказуемости поворотов судьбы.  Затем поправила одеяло и вышла.

Дима проснулся среди ночи. Сильно хотелось пить, и он, тихонько пробравшись через горницу, где спали родители и младшая сестра, вышел в сени. Долго и с наслаждением пил прохладную колодезную воду. Затем опрокинул на кипящую голову целый ковш и сел на крылечке. Сразу стало легче, мысли прояснились, вспоминался вчерашний вечер.

- Может это и есть любовь? – думалось. – Никогда ничего подобного не испытывал. Какое-то чувство оторванности от реальности, замкнутости пространства. Я и она… Остальное тоже где-то рядом, важное, нужное, необходимое, может быть опасное, но все же, второстепенное, не такое значительное. Что же дальше? Ее нельзя не любить!

Посидел еще немного, размышляя. Подивился ночной расстилающейся перед ним панораме, сияющему проблесками звездному небу, далеко тянущейся неровной кромке загадочного леса, темнеющего у самого горизонта. Долго прислушивался к бесконечному стрекотанию цикад и заливистым трелям сверчков, прячущихся где-то в густых сочных травах, переливчатым песнопениям полуночного пересмешника…

Наконец проскользнул в темную горницу, пытаясь незаметно вернуться в спальню. Сделал несколько шагов и замер от неожиданности. Из-за закрытых дверей глухо доносился зовущий голос Ольги. В комнате все было тихо, слышалось лишь мерное дыхание спящих родителей.

Дима крадучись пробрался в спальню. На широкой залитой бледно-желтым лунным светом постели, разбросав подушки и одеяла, разметалась спящая Ольга. Короткая ночная рубашка высоко поднялась, почти полностью открыв белизну стройных ног. Обтянутая прозрачной кружевной тканью небольшая грудь, выделялась двумя упругими полусферами. Длинные темные волосы разлились тяжелой волной по белоснежным простыням. По лицу пробегали неясные колеблющиеся тени, губы страстно шептали что-то. Спина выгибалась, обозначая непрерывное плавное движение, загорелые бедра равномерно сжимались и разжимались, быстрое прерывистое дыхание вырывалось из груди. Негромкие будоражащие стоны шли откуда-то из глубины, обнаженные руки будто обнимали кого-то, неистово сжимая в объятиях.

Он подошел к кровати, опустился рядом, не сводя с нее расширившихся глаз.

- Ольга! Ольга! – позвал тихо. Она никак не реагировала, совершенно отрешенная, поглощенная загадочными видениями. Задышала чаще, задвигалась сильней, застонала громче. Напряженное тело безудержно извивалось, послушное какому-то неведомому ритму, сбившаяся сорочка поднялась еще выше…

Дима, не в силах больше выносить подобного зрелища, обеими руками обхватил ее голову, пытаясь остановить сладостное безумие.

- Ольга! Остановись! Оля… - не выдержал, прижался губами.

Она вырывалась, спящая, непослушная, увлеченная таинственной неодолимой силой, раскаленная, вся будто светящаяся изнутри. Он не мог совладать с ней, неподвластной никому, непостижимой, неразгаданной, существующей лишь в своих туманных грезах.

Дима, прельщенный сумасшедшей феерией, ощущал в себе невероятные приливы фантастических энергий, будто разрывающих его изнутри. Ольга беспрестанно, жарким срывающимся голосом громко шептала одно лишь имя. В разных вариациях, до крайности взволнованная, не открывая глаз, исступленно повторяла:

- Антон! Ант-о-он… Ант-о-о-о-он!

Дима сидел рядом и не сводил с нее очарованных глаз, осязал исходящее благоухание и медленно сходил с ума. Понимал всю странность, двусмысленность ситуации, но не мог, не смел воспользоваться. Он знал, так нельзя, она никогда не простит его, а главное, сам, навсегда станет себя презирать. Себя, свою несдержанность, свою слабость, свое вожделение. Он любил, пылал любовью, обожал ее, восхищался ею, лишался рассудка, ревновал…

В воспаленном мозгу возникали слышанные когда-то в детстве и до конца так и не понятые слова: «возжжение восстания телесного». Он безуспешно старался унять, угасить его, но «восстание телесное» не слушалось, совершенно игнорируя голос разума. В отчаянии обхватив голову руками, медленно опустился на пол и сжался, пытаясь успокоиться, уйти от очевидной реальности. Рядом металась возбужденная женщина, совершенно не помнящая о нем, погруженная в чудесный сказочный сон, бесподобно прекрасная, близкая…

Неожиданно, зовущие будоражащие стоны сменились звонким разрывающим криком. Ольга, на мгновение, подскочив на кровати, широко открытыми горящими глазами оглядела комнату, резко повернулась и, распластавшись на простыни, затихла, не проронив больше ни звука.

                              Глава шестая