На вопрос, выражает ли он свое личное мнение или это в принципе является мнением определенных политических кругов Японии, Хирота ответил: “Я прошу понять это как мнение японского правительства и японского народа в целом”. Я сказал: “Вы затронули целый комплекс больших и сложных вопросов, а в условиях современной обстановки даже своеобразных вопросов. Все они в целом и каждый в отдельности требуют обстоятельного изучения и обдумывания. Я полагаю, да, по-видимому это так и есть, поскольку Вы имели намерение поставить эти вопросы передо мною, то Вы, видимо, если не обстоятельно, то все же достаточно хорошо продумали мнение японской стороны. В связи с этим, естественно, Вам легче сегодня сформулировать свое мнение по всем этим вопросам. Выслушав Ваше личное мнение по каждому из этих вопросов и о том, как Вы мыслите себе эти вопросы с точки зрения мнения японской стороны и как изволили отметить с точки зрения целей японской стороны, я мог бы обстоятельно продумать и изучить весь комплекс вопросов в целом, так и каждый из них в отдельности”.

Хирота на это ответил: “Возможно, это мое разъяснение не совсем ясное и достаточное, но я думаю, что у Советского Союза имеется большая практика в вопросах о форме договоров и соглашений. У нас также есть своя практика. Надо изучить, по какой форме лучше договориться. Я полагаю, что у СССР есть практика принятия формы договора и надо сначала думать о форме договора. Когда мы достигнем понимания о форме, то это ускорит ход переговоров. Я хотел бы, чтобы советская сторона изучила вопрос о форме договора. Мы тоже изучаем этот вопрос.

Само собой разумеется, что я хотел бы установить такое положение между нашими странами, чтобы обе страны в продолжение достаточно длительного срока не чувствовали никакого беспокойства, и установить дружественные отношения. Это основная цель. Если этот коренной вопрос будет разрешен, то другие второстепенные вопросы найдут пути к своему разрешению.

Я лично не придаю важного значения тем вопросам, которые имеются между нами. Я думаю, что сейчас самое подходящее время для разрешения коренных вопросов между двумя странами. Я могу сказать, что я поставил это дело целью моей жизни и очень сильно хочу осуществить это свое заветное желание. С другой стороны, безусловно, и МИД, и японское правительство разделяют мое мнение. Нынешний момент наиболее удобный для разрешения этого вопроса. Вы уже в течение долгих лет пребываете в нашей стране и я хотел бы и прошу, чтобы в этот момент Вы приложили все усилия к осуществлению этих вопросов”.

В заключение Хирота вновь подчеркнул желание Японии заключить с СССР длительный договор в любой форме и на любой более длительный срок и усиленно добивался, чтобы поскорее вновь встретиться со мной. Я сослался на серьезность поставленных им вопросов и необходимость детального их изучения. Он весьма недвусмысленно намекнул, что поскольку сессия парламента, видимо, начнется 8 июня и продлится около недели, желал бы встретиться со мной до окончания сессии. Я уклонился от дачи ему конкретных обещаний.

Выводы:…У японцев почва горит под ногами, время не терпит, припекло, а посему им теперь не до внешних форм и благовидных предлогов. Скорее бы добиться существа, обеспечить прочность отношений с СССР. Сперва, видимо, предполагалось начать зондирование исподволь через “неофициального” Танакамару, однако последние авианалеты вынудили японцев делать сразу “ход конем”. Встреча со мной была поручена непосредственно “полуофициальному” Хирота. Встреча явно инспирирована и заранее подготовлена. Начал он и закончил пожеланиями заключить с СССР договор в любой форме и на максимально длительный срок. В первую очередь заявил о намерении изложить ряд предложений, однако за ночь, видимо, передумал и в последующей встрече пытался выяснить мое мнение по этим абстрактно поставленным им накануне вопросам, не раскрывая своих карт, то есть не излагая своих конкретных предложений…

Подобное заискивание японцев перед Советским Союзом является вполне логичным и закономерным в свете общей международной обстановки и тяжелого бесперспективного военного положения Японии. Неизбежная острота этой тенденции была ясна еще год тому назад (смотрите мой доклад к вопросу о японо-советских отношениях, составленный в Москве летом прошлого года). Если общая международная обстановка такова, что вести подобные переговоры с японцами для нас целесообразно, то им, мне кажется, все же следовало бы предъявить максимум из тех требующих разрешения проблем, которые изложены в вышеупомянутом моем докладе. При этом можно с известной долей основания считать, что в виде компенсации за договор с СССР японцы могли бы в качестве максимальной уступки пойти на возвращение нам Южного Сахалина, отказ от рыболовства в советских конвенционных водах и, возможно, даже на передачу нам части Курильских островов. Ожидать от них добровольного согласия на какое-либо выгодное нам существенное изменение позиции Японии в Маньчжурии, Корее, Квантуне и Северном Китае трудно. Подобное возможно только в результате полного военного поражения и безоговорочной капитуляции Японии. Без этого любые переговоры с Японией не дадут коренного решения проблемы длительного мира и безопасности на Дальнем Востоке. В свете вышеизложенного заключение подобного предлагаемого японцами и ко многому нас обязывающего соглашения вряд ли целесообразно. Однако выслушать их предложения можно. Поэтому, ввиду того, что Хирота уклонился от изложения в конкретной форме своих предложений, можно будет, в случае настойчивого напоминания с его стороны о желании ускорить встречу со мной, дать ответ через присутствовавшего при беседе секретаря, что, не располагая еще его конкретными предложениями по затронутым им вопросам, я лишен пока возможности высказать свое мнение конкретно.

Прошу указаний»^{541}.

В Москве внимательно изучили информацию из Токио о стремлении японской стороны незамедлительно начать официальные переговоры с целью заключения нового договора теперь уже о ненападении. Думается, советское руководство обратило серьезное внимание на выраженную японцами готовность идти ради такого договора на существенные уступки СССР. Вместе с тем сделанные Хиротой предложения носили «полуофициальный» характер и не могли восприниматься как обращение японского правительства. Ответ Молотова Малику на его запрос об указаниях последовал лишь через неделю. 15 июня советский нарком (безусловно, по согласованию со Сталиным) предписал послу занять выжидательную позицию, но не отказываться категорически от контактов с Хиротой, с тем чтобы иметь возможность выяснить подлинные намерения Токио. Инструкция Молотова гласила:

«Хирота, так же как в свое время Миякава, а затем Танакамару, говорил с Вами, конечно, по поручению правительственных кругов Японии в целях выяснения условий, на которых японцы могли бы договориться с нами. Однако Хирота ничего ясного еще не сказал.

Вам по собственной инициативе искать встречи с Хирота не следует. Если он опять будет напрашиваться на встречу, то его можно принять и выслушать и, если он опять будет говорить общие вещи, то следует ограничиться заявлением, что при первой же возможности (намек на диппочту) Вы сообщите в Москву о беседах. Дальше этого идти не следует.

Само собой разумеется, что через секретаря ему ничего не следует передавать»^{542}.

Японские лидеры понимали, что добиться согласия советского правительства на начало официальных переговоров о заключении нового долгосрочного японо-советского соглашения без изложения конкретных предложений японской стороны едва ли удастся. Однако тактика Токио состояла в том, чтобы до изложения возможных уступок Японии прежде выяснить, чего пожелал бы СССР взамен договора о ненападении. Японское правительство опасалось, что может предложить Советскому Союзу больше, чем то, на что он рассчитывает. Отсюда продолжение попыток Хироты убедить Москву согласиться на начало переговоров, с тем чтобы обмен мнениями об условиях проектировавшегося японцами соглашения состоялся уже в ходе переговоров. Естественно, это не могло устроить советскую сторону, которая со всей определенностью давала понять, что вести неофициальные переговоры, тем более без конкретизации их целей, Москва не намерена. Об этом со всей определенностью посол Малик заявил Хироте при очередной встрече 24 июня.