Седой жил в центре, в шестнадцатиэтажном панельном доме, стоявшем недалеко от реки. Пока Андрей добирался, в памяти снова и снова всплывали сцены из вчерашней охоты — разорванное тело в углу, гильзы на бетонном полу, визжащие двуногие факелы. Потом перед глазами встало белое лицо Инги. Хитрый прищур майора. Зеленые глаза ведьмы. Черные лозы…
Его наполняла ярость. Нажимая кнопку звонка, он готов был прямо с порога начать допрос и уже заготовил первую фразу — поэтому, когда дверь открыл не Михалыч, а девочка лет восьми-девяти, Андрей от неожиданности завис.
— Здравствуйте. Вы к кому? — вежливо спросила малявка.
— Здравствуй, — сказал Андрей, выходя из ступора. Ярость испарилась, пришла усталость. — А взрослые дома есть?
— Дедушка! — позвала она.
— Иду! — Михалыч вышел в прихожую. — Андрей? Заходи. Светочка, это ко мне пришли. А ты беги в комнату, там мультики начинаются.
— Я что-то не въехал, — недоуменно спросил Андрей. — Ты ж вроде говорил, что у тебя дочка только в институт поступила? Откуда внуки?
— Так то младшая — в институт. А у меня еще и старшая есть.
— А, ну да. Это я не подумал.
— Бывает. Ну-ка, погоди, — Михалыч вгляделся в его лицо. — Андрей, а ты повзрослел. Даже постарел, пожалуй, я бы сказал. Лет на тридцать выглядишь, с гаком…
— Да? — Андрей глянул на себя в зеркало. Морщина на лбу стало глубже, а лицо казалось чужим. — Жизнь такая. Много вопросов, мало ответов.
— Случилось что-то?
— Можно и так сказать.
— Ну, пошли чайку выпьем. Расскажешь все по порядку.
Михалыч поставил чайник, достал из холодильника сыр и копченую колбасу. Со вздохом посмотрел за окно, где над рекой повисли низкие тучи, и извлек на свет божий початую бутыль коньяка.
— Рановато, конечно, но тебе, я вижу, не помешает.
Звякнули рюмки. Андрей опрокинул в себя янтарную жидкость. Взял кружок колбасы и медленно прожевал. Помолчал, собираясь с мыслями.
— Знаешь, Михалыч, я сейчас, когда к тебе поднимался, целый список вопросов в уме составил. Например, в какой ты, собственно, конторе служил? Или, может, не в конторе, а в армии? В каком звании? И как же это вдруг получилось, что такой человек, как ты, теперь гоняет с контрабандистами? И почему вас всерьез не ловят? И случайно ли вы мне подвернулись?
— Да, интересный список, — Михалыч усмехнулся и разлил еще по одной. — Ничего не упустил?
— Ну, что ты. Это так, для затравки. Очень хотелось бы узнать, например, что это за стратегическое сырье добывают у нас в Эксклаве? И какое отношение к этому имеет «восьмерка»? И что это за «питомник», куда свозят девчонок со всей страны? Короче, вопросов море. Но теперь вот сижу и думаю, что это вещи второстепенные. То есть, нет, не так. Они, конечно, очень важны и сверхактуальны. Аллюр три креста, top secret, перед прочтением сжечь… Но размышлять о них мне сейчас не хочется. А волнует меня другое. Например, почему девчонка, с которой я познакомился только позавчера, сейчас находится в коме. А пацан, которого я знаю примерно столько же…
Андрей, не договорив, опрокинул вторую рюмку.
— Только я школу закончил, сразу эта хрень началась. На выпускном — прикинь, Михалыч, на выпускном! — пропал одноклассник, и никто даже не заметил. А сосед мой, Пашка, превратился то ли в куклу, то ли в мумию, хрен поймешь. Нормально взрослая жизнь пошла, ничего не скажешь…
— Знаешь, Андрей, — задумчиво заметил Михалыч, — я вот тоже недавно встретил школьных друзей. Это сколько же лет прошло? Даже подумать страшно. Ну, вот, поговорили мы, пообщались. И вижу я, что мужики эти мне, собственно, незнакомы. Я помню совершенно других людей. С другими интересами, мыслями, устремлениями. А эти, нынешние — лишь оболочки. Они для меня мертвы, понимаешь? Куклы, мумии, как ты говоришь. Так что разница, если подумать, невелика. Просто я это умом осознал, а ты увидел воочию. Дар у тебя такой, что поделаешь…
— И на хрена мне такое счастье? Дар, да еще и миссия. Да, вот так, все по-взрослому. Только это — тсс! — строжайший секрет. Коллега мне твой рассказал из чувства личной приязни… Слушай, Михалыч, мне правда пофиг, какое у тебя звание…
— Я в отставке, вообще-то.
— Сказал же — пофиг. Но ты ведь наверняка что-то знаешь. Вот скажи мне — почему ФСБ меня до сих пор не грохнуло? После поезда, после автовокзала? Меня, конечно, прибить не просто, но если бы захотели — нашли бы способ. Да, я помню, мне объясняли — опасно, дескать, прерывать мою миссию (которая, замечу в скобках, неизвестно в чем заключается). Но, по-моему, еще опаснее, если я, ходячая бомба, буду бродить по улицам, оставляя за собой выжженные кварталы. Как ты считаешь?
— Андрей, пойми меня правильно — я не имею доступа к нынешним государственным тайнам…
— Слушай, давай без этого! Если есть догадки — скажи, если нет — ну и хрен с тобой. Пытать я тебя не буду. Надоело уже, сил нет…
— Ладно, не хнычь. Ответь мне лучше — ты в курсе, с какой частотой появляются люди с узором, как у тебя?
— Майор сказал — один на сто миллионов.
— Ну, это они округлил, конечно. Для красоты звучания. Впрочем, дело не в этом, точные подсчеты ничего не дадут. Я бы сформулировал так — мерцающий появляется, в среднем, раз в поколение. Иногда чаще, иногда реже. Ну, если в цифрах, то с интервалом от пятнадцати до тридцати лет.
— Ага. Ну, и что?
— А то. Предыдущий был в середине восьмидесятых. Забавное было время…
Михалыч встал, прошелся по кухне. Посмотрел в окно и снова наполнил рюмки.
— Еще раз подчеркиваю, — сказал он, когда они выпили и закусили сыром. — Я тем делом не занимался. Все, что я тебе говорю, это только слухи, а может быть, просто глупые байки…
— Давай, давай, не томи.
— В общем, появился мерцающий. Какая у него была миссия — я, естественно, без понятия. Да он и сам, наверно, не знал. Но чем-то он наших товарищей напугал. И, якобы, решили они его… гм… аннулировать.
— Грохнуть, что ли?
— Ага. Такие слухи ходили. Способы нашлись, тут ты верно заметил. В общем, мерцающего не стало. А через пару месяцев началась перестройка. И чем это для страны обернулось, ты, я думаю, в курсе.
— То есть, из-за того, что он?..
— Я не буду гадать о причинно-следственной связи. Но по времени два события совпадают. Факт первый — миссия мерцающего была насильственно прервана. Факт второй — страна покатилась в тартарары.
— Если так, то с меня пылинки должны сдувать…
— Ну, зачем же? Если ты случайно (я подчеркиваю — случайно, тут судьбу не обманешь) споткнешься на лестнице и свернешь себе шею, то обойдется без глобальных последствий. Товарищи только рады будут, извини уж за откровенность. И если бы ты по собственной воле поехал в Сибирь охотиться на медведей, никто бы тоже не возражал. Но в Сибирь тебя не заманишь, зато в Эксклав — без проблем. Романтика ведь, запретная зона. Вот ты и прибыл.
— То есть, они рассчитывают, что я здесь по-быстрому сверну шею?
— Ну, это в лучшем случае… В лучшем для них, конечно, не для тебя. А вообще, вспомни вот о чем — у Эксклава есть некие, скажем так, магические границы. Вдруг они удержат тот негатив, который может возникнуть в результате твоих свершений? Так, наверно, в кабинетах решили. Это мои догадки. Верить или не верить — сам думай.
— Версия интересная.
— Старался. Но кое-что она все же не объясняет. Например, какая сволочь вертолет против нас послала — там, на автовокзале. Уж явно не ФСБ.
— Ну, кто послал, я знаю.
— Знаешь? А ну-ка.
— Ты историю Эксклава читал? Впрочем, глупый вопрос. Помнишь — болота, черные лозы? Ну, или черные змеи — кому как нравится? В общем, здесь мы, похоже, схлестнулись с теми, кому эти змеи служат.
— Ведьмы, что ли, из сказок? С чего ты взял?
— Не сказки это, Михалыч. Сам с одной разговаривал — в поезде, перед тем, как он развалился. И еще по телевизору видел. Прямо по морде нити ползут чернильные. Что, не встречал?
— Бог миловал.